Пространство.

Так случилось, что автор не желал, чтобы Грегор Замза, персонаж его новеллы «Превращение», был изображен жуком, каким описывался. И тем не менее, все время так подробно описывает самые отвратительные подробности, прямо заливающиеся гнилью в наши глаза. Вот, смотрите, смотрите прямо в этот угол, не прогадаете – это не человек, это огромных размеров насекомое. И хочется найти рациональные объяснения… Почему? Почему Грегор превратился в жука? Почему именно в жука? Почему все описывается так реально, с подробностями обычной повседневной жизни, и после смерти Грегора продолжается повествование, потому что на его смерти жизнь других не заканчивается, что опять же свойственно реализму. И тем самым автор делает соприкосновение нашего сознания с его миром невероятно болезненным. Ведь он неоднократно показывает, что это не вымысел, не фантастика. А события, происходящие в нашем мире. Но если это так, то есть ли смысл искать рациональные объяснения всему происходящему? Никакого. Об этом он, даже, слегка намекнул в тексте (как мне показалось). Мне кажется, что образы жильцов были внедрены специально, чтобы показать, с какой стороны нам нужно смотреть. Поскольку Ф. Кафка подает нам всю иррациональность описываемого мира, он еще дает понять, что с нашей точки зрения мы понять его не сможем. Что нужно посмотреть на происходящее с семьей и Грегором со стороны тех, кто рядом с ними живет. Но автор же неоднократно ударяет на то, что мир, который он описывает, вполне реален. Так что же получается, мы не можем понять мир, в котором мы живем? И когда нам кажется, что мы приближаемся к тому, что может объяснить смысл жизни и всего что окружает нас, то оказывается, что это совсем не тот ответ? И что все намного сложнее, чем может себе представить даже самый одаренный философ? А гниль продолжает заполнять глаза читателя, нервные клетки медленно взрываются от перелома привычных констант. Что же, действительно может случиться так, что однажды ты проснешься и станешь ненавистным для своих родных насекомым? Или же червем, даже паразитом. Кто знает? Кто знает? Кто знает, что может случиться в тот или иной момент? Кто знает, когда сломается чаша весов, в равновесии удерживающая проекции, находящиеся в одной вселенной и в тысячах других? Кто знает, что однажды, посмотрев в зеркало, ты спокойно отреагируешь на то, что твой второй глаз спокойно волочится по щеке? Откуда ты можешь знать, каким будет следующий день? Но ведь мы действительно не можем этого знать. И автор это знает. Заливает лицо человека смолой, а потом сажает на электрический стул. И продолжает задавать свой вопрос, на который мы не можем дать ответ рациональным и привычным объяснением. Да и будущего мы видеть не можем. Но все же, у нас есть возможность предполагать и изучать все, на чем стоит мир, изнутри. И есть множество точек зрения, множество мнений. Но если бы не было этих открытий, а были бы совершенно другие, мы бы отталкивались от них. И это было для нас так же рационально, как то, к чему мы привыкли. И вероятностей огромнейшее множество. И, наверняка, все возможные вероятности, находятся в рамках вселенных, в которых они существуют. Но если же чаша весов нарушит равновесие, и все эти вероятности будут происходить одновременно в нашем мире? Не приведет ли это к тому, что все, что мы видим, сотрется в пух и прах? Но опять же, мы можем только предполагать. Но, даже если мы найдем еще одну новую точку зрения, Ф. Кафка оставил в нашем сознании неизгладимый след. Напоминание о том, что все намного сложнее, чем кажется. И что даже новая точка зрения – это не конец. Даже следующая, более новая и взрывающая мозг, точка зрения не последняя. Что все еще сложнее, что все намного, намного сложнее. Ты близок, да! Но, друг мой, все не так, как кажется. Все намного сложнее. И тебе остается только предполагать. Но если уж остается предполагать, и взглядов на «Превращение» может быть множество, сделаю свое предположение. Заранее прощаюсь с рациональностью. Быть может, действие новеллы происходило внутри тела жука? Если представить пространство дома, в котором находилась семья и придать слегка круглые размеры, то мы получаем тело жука. Да, именно тело жука! И вспоминается, что автор не хотел, чтобы Грегора рисовали, как жука. Но описывал самые отвратительные подробности. Быть может, это были подробности отвратительности тела этого насекомого изнутри? А жильцы – были тройным вирусом, внедрившим всю свою мебель в их «жилище», как вирус обычно доставляет свой генетический материал в клетку? Как много эти люди едят, а я погибаю! Сам же Грегор является раковой опухолью (настолько противной и запущенной, что приняла очертания жука), своеобразной проекцией гигантского монстра, которая передвигается по органам. Ведь объем ей дает тело Грегора. А он, насколько мы помним, передвигался дальше своей комнаты. Да и, насколько известно, у опухоли есть склонность к неконтролируемому росту. А Грегор, существуя как человек, совершенно неожиданно стал жуком его роста. Но для семьи он был чудовищем, самым настоящим чудовищем. Хотя на самом деле, что не но есть чудовищное было вокруг них. По-настоящему чудовищное творилось с их жизнью, нагнетало, висело в воздухе. Но они не хотели оглянуться вокруг, они концентрировались на Грегоре. Они не хотели лечить раковую опухоль, они обвиняли ее. А сам Грегор под давлением высыхал, высыхал, ткани сжимали его и поглощали вовнутрь, как в болото. И под конец он полностью разложился и растворился в жилах колоссальных размеров насекомого. А семья? Что же стало с семьей? Возможно, своим противостоянием они проделали себе путь к освобождению и выбрались из столь жуткого места, в котором жили. Но так же может быть, что свет солнца, который заполнял трамвай, в котором они ехали, был отблеском желудочного сока. Ведь они так хотели забыть, что нечто подобное с ними случалось. Полностью забыть. Если бы жук переварил их, они действительно никогда бы не вспомнили обо всем, что происходило. Они бы исчезли вместе с тем, что с ними было. Но и прорезав живот этого монстра, выбравшись наружу и начав жизнь «с чистого листа», у них бы тоже удалось забыть об этих ужасающих событиях. Но тело жука, которое служило домом, остается на том же месте, со вспоротым животом и вылезавшими наружу внутренностями. Но проекция восприятия их новой жизни не даст им повернуть головы назад и вспомнить все, что было раньше. Максимум, как они будут его воспринимать, не вглядываясь – это как громадную кучу мусора. Но так же еще может быть, что семья обнаружит иссохшее тело Грегора в одном из мусорных баков, который по «счастливой случайности» окажется неподалеку от их новой квартиры. Опять же… Вариантов может быть превеликое множество. Но ни один из них не будет последним. И всегда в голове будет оставаться мысль, что все намного, намного сложнее… Но все-таки. До чего добрая и жертвующая собой ради других, раковая опухоль…