Венский вальс

Весна сорок пятого года - Так ждал тебя синий Дунай! Народам Европы свободу Принес жаркий солнечный май. На площади Вены спасенной Собрался народ стар и млад. На старой израненной в битвах гармони Вальс русский играл наш солдат. Вильгельм остановился на площади, где собралась уже толпа народа. Кто-то старался подпевать, кто-то в вальсе кружил по площади. У немца не получалось пройти поближе и послушать этот дивный голос и прекрасную музыку на незнакомом ему языке. Мешали костыли. Его сильно ранили во время очередной бомбежке родного города, а потом вот эвакуировали в Вену. А домой, в родной Кёнигсберг он пока попасть не мог… Когда отошла одна женщина перед Вильгельмом, у него все же получилось пролезть через толпу, чтобы посмотреть, кто там играет. В центре площади было трое. Невысокий парень, худая, но высокая, коротковолосая девушка, и высоченный мужчина, сидящий на каком-то табурете с гармонью. Вильгельм их узнал, девушку так точно. Они были Советские солдаты, которых оставили в Вене, чтобы они сохраняли порядок. Девушка обычно регулировала движение в центре города, там-то Вильгельм ее и видел. А вот высокого солдата с гармонью он видел первый раз. И наверное уже никогда не развидит. Мужчина был молодой, большой, с легким загаром. Он счастливо улыбался и играл на гармони, а девушка со вторым мужчиной подпевали. Твангсте так и замер, пальцы солдата легко держали инструмент, перебирая клавиши. Вся картина была настолько живой, настолько трогательной, что Вильгельм прослезился. После ужасов войны его мир окрасился в черно-белые цвета. А сейчас, в мгновение ока, снова ожил, окрашиваясь яркими красками. Случайно, солдат с гармонью пересекся взглядом с Вильгельмом. Или ему так показалось. Но этого хватило. У солдата глаза были ярко алые… Пожалуй, это теперь самый любимый цвет Вильгельма.  Небольшое представление закончилось, и все прохожие и зрители дружно захлопали. Вильгельм не мог, в обеих руках у него были костыли. Когда все разошлись, немец направился прямиком к советским солдатам. “Это. Ваше пение тронуло меня до глубины души.” - его голос был каким-то запыхавшимся. Вильгельм глянул на солдата с гармонью. Мужчина был… выше немца на целую голову. Он был просто прекрасен. Душа поэта так и запела внутри Твангсте с новой силой. Хоть он и писал философские трактаты, но здесь бы он посвятил оду мужчине.  Девушка шепнула что-то мужчинам, видимо перевела. На ломаном немецком высокий солдат сказал, “danke.”  “Я вас увижу? Вы будите выступать тут еще?” - спросил судорожно Вильгельм. Девушка глянула на него, “не знаем. Сегодня выдался выходной день…”  Честно говоря, Вильгельм не знал, что он хочет. Послушать еще этот маленький оркестр? Да. Но больше всего хотелось познакомиться с мужчиной…  Второй раз, по чистой случайности, Вильгельм встретил солдата, когда, как дурак, застрял костылем посреди дороги. Вся мостовая была разрушена после боев, поэтому застрять было проще простого. Вильгельма подхватили сильные руки со спины и отнесли на другую сторону дороги, на прохожую часть.  “Спасибо, спасибо.” - Вильгельм раскланялся незнакомцу. Но потом замолчал, перед ним был тот самый солдат. Немец выглядел теперь как рыба, которую достали из воды… “Эм, ты есть неаккуратный.” - ответил солдат на очень ломанном немецком со смешным акцентом. Твангсте улыбнулся и показал на костыли, “ну, я не всегда таким был.”  Солдат покачал головой, “товарищ Григорий Волжский.” он протянул руку Вильгельму, но замялся. Парень же был на костылях и пожать ее не смог бы. “Вильгельм Твангсте.” - ответил немец.  Они просто молчком направились в неизвестную для них сторону по улице вниз. После пары минут Вильгельм начал говорить обо всем, и о себе, и как получил травму, и то, что он писатель… Грегор? Немец не мог выговорить имя мужчины, молчал. Честно, Вильгельм подозревал, что солдат его понимает с трудом. Каждое десятое предложение. Но ему просто хотелось выговориться. А Гриша, что. Он не понимал вообще странного немца. Только отдельные слова. Но его голос был, приятный. Успокаивающий. Гриша начал насвистывать себе под нос: Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай Тот поющий и цветущий яркий май. Вихри венцев в русском вальсе сквозь года Помнит сердце, не забудет никогда! Вильгельм резко остановился и вылупился на Гришу, “так… душевно. Вы,” - мужчина вздохнул, “у вас прекрасный голос. Я как будто снова ожил.”  Гриша, честно говоря, немного смутился. Немец был… странный? Непонятно, что говорит. Смотрит на Гришу как на восьмое чудо света, “эм. Ja, ja.” - он нервно улыбнулся и сказал первое, что пришло ему в голову на немецком, “schenke etwas Bier.”  Вильгельм закусил губу, а потом рассмеялся, “боже. Мы с тобой как будто на разных планетах. Но мне, все равно, кажется, что ты самый близкий человек уже для меня…”  Волжский опять, немного сконфужено, улыбнулся, “не знаю, что там говоришь. Но ты забавный. Мне должны чаще встречаться…” Черт. Твангсте тоже не понимал, что ему говорит русский. Но можно было постараться представить. Например: ты мне тоже понравился с первого взгляда. Или, судьба действительно свела нас неслучайно…  Они продолжили свой путь. Гриша в тишине, наслаждаясь непонятными разговорами Вильгельма. А Вильгельм счастливый, что нашел себе такого приятного собеседника.  Такие неслучайные встречи стали все чаще. Работа у Гриши была минимальная, просто смотреть, чтобы освобожденный город жил спокойно, пока не наладят всю правительственную структуру. Они даже начали лучше понимать друг друга. Гриша научил Вильгельма русским фразам и словечкам. Парень схватывал на лету. Гриша был немного хуже с немецким. Все время путалась в словах и криво произносил звуки. Что очень веселило Вильгельма. Поэтому он уже решил для себя, что просто выучит русский язык.  Легко, вдохновенно и смело Солдатский вальс этот звучал. И Вена кружилась и пела, Как будто сам Штраус играл. А парень с улыбкой счастливой Гармонь свою к сердцу прижал, Как будто он волжские видел разливы, Как будто Россию обнял. Гриша прижимал Вильгельма к своей груди. И легко крутил по небольшой комнате в доме, где квартировались солдаты. Немец отложил свои костыли, потому что знал, что Гриша его удержит. Они легко крутились, в непонятном танце. Ах, раньше Вильгельм мог танцевать нормально вальс. Но не сейчас с больными ногами. Да какая разница, главное Гриша был тут, рядом. Такой теплый и сильный. Твангсте никогда не был романтиком, всегда опирался на сугубо логичные выводы и рассуждения. Но тут… кажется это была любовь с первого взгляда.  Они продолжали кружиться в только для них известном танце. Гриша уже практически держал на руках мужчину. Вильгельм был очень легким. Немец прижался к Волжскому всем телом, обвивая руками шею. Затем он слегка отодвинулся и посмотрел на Гришу. Взгляды их необычных глаз пересеклись. Оба потянулись друг к другу, когда дверь открылась.  “Ой!” - воскликнул низкий парень, который был тогда на площади. Вильгельм судорожно отпрянул от Гриши, и только сильные руки солдата не дали ему упасть на попу.  “Прошу прощения.” - парень широко улыбнулся, “веселитесь.”  “Рахим… эм, я. Мы…” - Гриша пытался подобрать слова. Сердце Вильгельма билось в ушах, если этот человек их, “Эм, Виль не переживай, это Рахим. Он странный.” Нашелся что сказать Гриша. Хоть немец его и не понял. Рахим скрестил руки и закатил глаза, “не странный, Гриш, а твой лучший друг. Я хотел сказать, что” - он посмотреть на пару, “хотя потом скажу. Веселитесь.” И парень быстро захлопнул дверь. Гриша глянул на все еще испуганного Вильгельма, “не переживай. Рахим никогда ничего не расскажет.” - он аккуратно погладил немца по волосам, успокаивая.  Вильгельм глянул на Гришу и расслабился. Видимо все хорошо, у них все хорошо.  Они уезжали. Пришел приказ, что Советские войска будут выводить из Австрии. Неделя, у них была ровно неделя. Когда Вильгельм узнал об этом, у него тряслись руки. Все тело парализовало, а дыхание сперло. Все? Это конец? Как же так, они только встретились.  “Виль, я” - Гриша начал, “я боюсь, что у меня нет возможности взять тебя с собой. Я не знаю, что делать. Как же я буду жить без тебя?!” Вильгельм ничего не отвечал на Гришину тираду. Только прошептал, “жизнь та еще сука.”  Над Веной седой и прекрасной Плыл вальс, полон грез и огня, Звучал он, то нежно, то страстно, И всех опьяняла весна. Весна сорок пятого года - Так долго Дунай тебя ждал! Вальс русский на площади Вены свободной Солдат на гармони играл. “Надо что-то делать. Я не могу смотреть, как Гриша себя изводит.” - сказала Настя. “Да я предлагал просто запихнуть немца в сумку и взять с собой.” - закатил глаза Рахим. Настя посмотрел на него серьезно, “Гриша слишком правильный. Субординация… но если он не может позволить себе забрать этого Вилфрида” “Его, кажется, зовут Вольфганг…” - перебил Настю Рахим. “Да какая разница. Я выше вас по званию. Поэтому возьму всю ответственность за лишнего пассажира на себя. Тем более мы должны Грише, он нас тогда всех спас… Пусть эти двое будут счастливы.”  Гриша печально стоял на перроне рядом с одним из солдатских вагонов. Он последний раз глянул на силуэт города, который начал после войны оживать. Огоньки один за другим погасали. Солнце уже давно село. Он печально вздохнул и залез в вагон, проходя на свое место. Настя и Рахим уже сидели там.  “Ну что ты такой грустный?” - Настя недовольно пробурчала. “Рахим?”  “А у нас есть сюрприз для тебя.” - Рахим сказал радостно. А потом подергал за какой-то плед на заднем сиденье. Откуда вылез Вильгельм!  Сначала Гриша не поверил… Что? Откуда? “Ну не смотри так, Гриш. Мы не могли смотреть на твой мертвый взгляд. Всю ответственность за нашего зайца я возьму на себя.” - продолжила Настя. “И я.” - Рахим активно закивал головой. Виля ничего не сказал, а только бросился к Грише. Волжский поймал его и прижал к себе. Теперь точно вместе. Теперь точно все будет хорошо. Оба мужчины тихо сидели на сиденье-лавочке, пока поезд уносил их в даль. Гриша прижимал к себе Вильгельма, а тот наблюдал за быстро меняющейся ночью за окном. Потом он повернулся и улыбнулся Грише. Тот ему ответил и наклонился, прижимаясь к губам немца. Они нежно, но быстро поцеловались. Оба были счастливы. Помнит Вена, помнят Альпы и Дунай Тот поющий и цветущий яркий май. Вихри венцев в русском вальсе сквозь года Помнит сердце, не забудет никогда!