Пепел

Снова в полутьме, не зажигая света. Снова все та же кухня, снова бутылка виски на столе… Паша украдкой смотрел на узкие плечи, обтянутые пушистым свитером, на пламенеющие завитки рыжих волос, на тонкие бледные руки — и, сколько бы ни глотал обжигающе-терпкий алкоголь, никак не мог избавиться от комка в горле, мешающего дышать. И сам отчаянно не понимал, откуда такая боль — боль от осознания, что сейчас происходит с ней…       —… Сам-то как думаешь, кто из них? Паша не сразу вынырнул из темной мутной трясины мыслей, вздрогнув от негромкого, треснувшего хрипотцой голоса. Поднял на полковника воспаленные после бессонной ночи глаза, пытаясь включиться в разговор и вспомнить, о чем они вообще только что говорили. Ах да, приятели Зимина, которые имели доступ в его квартиру и могли спрятать там наркотики, точно зная, что даже если вдруг кому-то посчастливится найти такой «груз», мать-полковник непременно отмажет сына…       — Не знаю, — отозвался после затянувшейся паузы, отводя взгляд. — Да любой из них мог… Да, мог любой. Но кто-то один устроил схрон в его квартире, а потом… Что потом? Может быть, Зимин нашел тайник, о чем-то догадался, пригрозил сдать приятеля… Дальше понятно. Но вот кто?.. Сеня Волошин. Парень из неблагополучной семьи, мать бухает, отца вообще нет, зато есть младшая сестренка, семья перебивается с хлеба на воду, такой вполне мог и в дилеры податься, чтобы по-быстрому бабок срубить… Никита Доронин. Этот, наоборот, из хорошей семьи, даже слишком — в универ ездит на своей тачке, бабок полные карманы, ну и наркотой не брезгует, как и полагается мажору. Мог такой вписаться в мутную тему? Да запросто. Даже не ради заработка, а чисто по приколу, как это у них называется… Еще Юрка Сажин и Витька Романов. Первый — зашуганный ботан, вообще непонятно, как прибился к компании; второй — творческая натура, учится там, куда родители запихнули, хотя мечтает стать музыкантом, играет в группе и плотно сидит на веществах — «для вдохновения». Первый вряд ли решился бы на что-то такое, а вот второй… Легко мог заняться барыжничеством, чтобы было на что наркоту купить…       — Вы уже знаете, что делать? — спросил наконец, впервые за вечер встретившись взглядом с полковником. И невольно поежился: такая глухая льдистая тьма плескалась в ее глазах, в этом черном непроницаемом омуте, насквозь вымороженном от каких-либо чувств. Ирина ответила не сразу. Нашарила на подоконнике пачку сигарет, неловко щелкнула зажигалкой.       — Черт, да что же такое… — пробормотала досадливо, не с первого раза поджигая сигарету. Паша молча смотрел, как тают у самого потолка сизые клубы дыма — и лишь в самый последний момент удержал на языке эту дурацкую просьбу… Кто он такой, чтобы ей указывать?.. Но в груди будто что-то стиснулось до тяжелой саднящей боли — при виде очередного проявления этого неосознанного самоуничтожения. Виски, сигареты, нервы, проблемы… И медленное, неотвратимое, ядовитое угасание… чего? Человечности? Да осталась ли она в ней, какая-то человечность…       — Знаю, — произнесла хрипло, медленно выпуская с вишневых искусанных губ очередную порцию едкого дыма. — Знаю…