Сигарета на двоих?

      Вечер постепенно сгущал краски. Солнце сбавляло обороты, оставляя на небе лишь слабо различимые подтёки рыжей краски, толком не растушёванной в банке с водой. Поля бороздили просторы: широкие и большие, величественные и до невозможности красивые. Краска распространялась и на них, но полностью не заливала основной тон. Голубой, больше с рыжими оттенками, хотя и не до конца,но вливался в его составляющую.       Фэн Синь сидел на берегу реки. Руки запрятаны в глубокие карманы, а взгляд направлен в глубину воды - тёмной, мутной, но отнюдь не пугающей. Вся сущность таких вечеров — бросать камни в реку, наблюдать за закатом и курить, запрятанные в дальние карманы сигареты.       Курить — вредно, но отказаться от приевшейся в душу привычки было тяжело. Воспоминания о старшей школе, курение за гаражами — прямая составляющая тех самых вод, в которых сейчас тонул Фэн Синь. Тонул глубоко и безвозвратно, тонул с головой и ушами, со всеми костями и внутренностями.       Постепенно начинает смеркаться. Солнце и вовсе пропадает с поля зрения, становится холодно и сыро. Пальцы дрожат и лезут глубже в карман, в поисках очередной сигареты.       Последняя...       «А может быть, мне действительно пора завязать?», — мысль проходит по касательной, вдоль объёмной фигуры сердца. Фэн Синь задумывается - "а не пора ли ему оставить вредную привычку в прошлом?".       Ведь всё завязывалось исключительно на подростковом периоде, глупых бунтах, тёплых, порой даже резких чувстах.       Сигареты — не любовь. Они лишь могут создать внешнее спокойствие, хотя в душе бушует пламя, а тело содрогается от каждого шороха. Сигареты заменили ему любовь, но разве сейчас они имеют смысл? Место в сердце плотно закрылось, а точнее наполнилось светом, теплом и бесконечными глупыми разговорами по ночам, объятиями после криков, которые вовсе не подходили под своё прямое значение.       В этом было что-то интимное и тесное, родное и мягкое. Наедине Му Цин был невероятно тёплым человеком, хотя тщательно создавал совершенно иной образ на людях. Длинные смольные волосы, заколка сбоку хвоста, чтобы пряди не выбивались, проколотые по контуру уши, хрящи, мочки, всё, на что упадёт глаз при первой встрече. Холод и безразличие внешне, но нежность и ранимость внутри.       Внутренний Му Цин навсегда покорил сердце Фэн Синя, но влюбился он в него внешнего, не менее прекрасного, правильного, гордого, статного. Для любого Му Цина всегда было место в груди.       Воздух становился холоднее, а сигарета так и лежала в ладони. Пахло жжёным табаком, пальцы замёрзли, а душа совсем ушла в нежность. От одного мягкого взгляда, перед которым всегда предшествовали закатанные глаза, становилось невероятно хорошо.       Му Цин наверняка сейчас спит?       А может быть и нет - знать наверняка было невозможно. Даже спустя год их проживания, Фэн Синь не мог знать наверняка, когда Му Цин спал, а когда притворялся таким. Он не был жаворонком, но и совой не был тоже. Вставал к обеду, а ложился ближе к полуночи, хотя иногда были исключения.       После курения и возвращения в дом, глаза замечали завёрнутый в его любимую футболку клубочек противоречий с закрытыми глазами. Проверить, спит он или нет - было очень просто. Достаточно было поцеловать его в щёку. Если действительно спал, то продолжал сопеть и иногда что-то неслышно бормотать, а если нет, то покрывался румянцем, но выдавать себя так и не намеревался. Милое зрелище.       Му Цин никогда не был против курения - сам когда-то подобным грешил. И всё же ему хотелось, чтобы его парень более трепетно относился к здоровью. Не к его здоровью, когда он чихал во время сезона осеннего гриппа, а к своему здоровью. Поменьше курить, а лучше прекратить вообще, начать носить более тёплые вещи, ведь было далеко не лето.       Любовь редко проявляется на словах. В их отношениях это было вполне очевидно.       Фэн Синь смотрит на закуренную сигарету, оборачиваясь на едва слышные позади шаги. Гордая походка, высокие сапоги, тёплый пуховик, который когда-то принадлежал ему. Глаза поднимаются и на душе становится спокойно, то ли от столь любимых закатанных глаз, то ли от осознания, что ему не придётся расцеловывать щёки спящего, ведь он может расцеловывать щёки, покрывшиеся розовой плёнкой, не пойми от холода или от смущения. — Опять куришь? — глаза в небо, пальцы в карманы. Му Цин мёрз сильнее, нежели мёрз обычный человек, поэтому и показывался на улице достаточно редко. — Почти закончил. — и снова взгляд падает на последнюю сигарету, одиноко тлеющую между пальцев.       Му Цин лишь издаёт тяжёлый вздох, сильнее закутывается в пуховик и садится рядом. Мёрзнет он сильно, но любимый человек всегда может согреть, даже тогда, когда он этого просить не будет. — Давай сюда. — он тянет покрасневшие пальцы.       Из под широкой куртки показываются запястья, которые Фэн Синь любит целовать, когда истерики захватывают кого-то из них. Запястья со старыми шрамами, глубокими, напоминаниями о подростковых проблемах, шрамы, которые никогда не исчезнут. Но это вовсе не значило, что они делали его парня уродливым. Наоборот, настоящим. Человеком, пережившего трудности и пришедшему к себе настоящему, более открытому и позволяющему себе такие чувства, как нежность и эмоциональность. Но только ему одному. — Ты не будешь это курить. — пальцы сами отводят сигарету чуть подальше. — Я тоже. Я бросаю.       Удивлённые широкие глаза. Их взгляды пересекаются, переплетаясь, ровно как и руки в карманах. Тепло, но так смущающе, хотя, в общем, к смущению они оба уже успели привыкнуть. — Неужели? — дрожащие пальцы слетаются крепче. — Неожиданно.       Ничего путного в голову не приходило, поэтому ответить было достаточно тяжело. Тогда в голову пришла интересная мысль, идиотская, но верная, ещё раз подчёркивающая их внутреннее единство душ. — Сигарета на двоих? — Чего? — Му Цин дрожит, а дыхание становится сбивчивым. — Ты же сам хотел. — ответ приходит не сразу, теряясь в бесконечном числе домыслов и догадок. — Но целой сигареты будет для тебя много. К тому же, если я выкурю её с тобой, то это поможет мне отказаться от привычки. Иначе чьи-то глаза опять закатятся. Мне не хочется нарушать то, что я доверяю только тебе.       Му Цин не знает, что ответить. Мысли путаются, голова идёт кругом, а на душе становится на секунду теплее. Ведь ему доверяют, настолько сильно, что никакие сигареты впредь не окажутся нужными.       Сигарета вновь возвращается, уже поближе к паре замёрзших губ.       Перед глазами летают ещё не исчезнувшие светлячки. Тоже, наверняка, последние. Слабый свет далеко не тот, который привычен в середине лета, но приятный глазу. Взгляды пересекаются. Они замирают и не могут отвести глаз друг от друга, смотря точно в душу, изучая её.       Фэн Синь делает затяжку, протягивая сигарету парню. Му Цин затягивается впервые за несколько лет, в горле горечь, а во рту клубы дыма.       Тёплые горькие губы едва ощутимо касаются его губ. Запах табака усиливается и становится действительно нечем дышать. Губы касаются осторожно, изучая обстановку. Дым закрывает их лица, но губы знают свою роль. Целуются они долго, трепетно, несмотря на заканчивающийся воздух и дым в лёгких. Курить и целоваться вместе — плохая идея, но кого это сейчас волнует?       Когда воздух подходит к концу, они отстраняются, выдыхают, и, затянувшись снова, повторяют ритуал. Запах древесных и цитрусовых духов теряется на фоне сигарет, дым теряется на фоне родного лица, холод забывается, а в голове лишь тепло влажных горьких губ. Это успокаивает и вводит в невероятное спокойствие. Эта пара действительно слишком любит целоваться.       Сигарета подходит к концу, а губы немеют под действием фактора холода и долгих дурманящих поцелуев. Окурок падает в речку вместе с опустевшей пачкой, а в мыслях хорошо и тихо. Курение остаётся в прошлом, а впереди ещё большая порция долгих поцелуев, но уже в тепле, в их просторной квартире. — Пойдём домой.