Синяя лента

— Я звал тебя приехать в Кэналлоа, — в голосе не звучит разочарования. Словно озвучен только сухой факт. Взглядом Алваро тоже сосредоточен на собственных руках, разбирающих шнуровку на штанах Арно. Это методичное, варварски равнодушное действие так хорошо знакомо, что сам Арно смотрит только на его лицо. — Ты звал, — признает он. — И я согласился, — ловит пальцами тяжёлую прядь волос, разглаживает её. — Согласия недостаточно, — пальцы Алваро наконец справляются со своей задачей, касаются обнажённого тела. Сухие и жёсткие по ощущениям, Арно помнит, какими они бывают бережно-настойчивыми. — Нельзя было бросить дела, — Арно отрицательно качает головой, как будто сам себе не до конца верит. Так и есть. Не то чтоб он нарочно избегал встречи, но не сделал ничего для того, чтобы её приблизить. — Да, есть такие дела, которые сами идут за тобой, — слишком легко соглашается Алваро. В безвкусно обставленных дворцовых покоях нет ничего от него. Даже писем на чисто убранном столе нет. — Почему эта комната? — бездумно спрашивает Арно. — Потому что в особняке слуги меня не ждали, и, пока они будут готовить обед и стелить постель, тебя вытащат или обратно во дворец, или... — Я понял, — слышать имя Арлетты сейчас не хочется. Хотя у Алваро замечательные отношения с Арлеттой. Наверное, нет ни одной просьбы, в которой он бы ей отказал. — Тебя смущает собрание Дидериха или гобелены, повидавшие времена юности Алисы? Если что, они в твоих фамильных цветах. — Конечно. Над своими фамильными ты бы не позволил так издеваться... Тонкую ироничную улыбку Арно не видит за волной рассыпавшихся волос, но угадывает. Тем не менее Алваро отстраняется от него, уже не стоя на коленях, а терпеливо усевшись на полу между ног. Поднимает лицо, изобразив вежливое ожидание. — Мне нужно остановиться, но ты собираешься быть слишком тактичным, чтобы не суметь сказать об этом прямо? Тёмные волосы стали самое малое на ладонь короче с их последней встречи. Так, конечно, удобнее, когда большую часть времени проводишь на границе с Сагранной. Сам Арно не стал бы возиться и с такими. Но чужих до нелепого жаль. Он собирает пряди в гладкий хвост, наматывает на ладонь, один оборот все-таки выходит. Легко тянет назад, заставляя прогнуться в спине. — Не нужно останавливаться, — Арно касается губами чужих губ, собираясь вести, но его тут же пытаются взять в плен. Он старается не дёргать шелковистый хвост, но Алваро сам дёргается из его рук, изумлённо распахивает глаза, как будто только сейчас понимая, что попался, а потом смягчается. — Я приглашал тебя приехать в Кэналлоа не за этим, — внезапно заканчивает он уже почти потерянную мысль. — Впрочем, и за этим тоже, но это было не основное блюдо. — А что тогда основное? — тонкие жёсткие пальцы возвращаются к его паху, и Арно разжимает руку, не собираясь ни мешать, ни контролировать. — Кэналлоа, — пожимает плечами Алваро. — Кэналлоа? — эхом повторяет Арно. Он закрывает глаза, чтобы не видеть, как немигающе рассматривает его Алваро. Он и так знает, как это выглядит. Как Алваро резко встряхивает головой, сметая с лица надоедливую прядь волос. Как дёргает кружево на рукаве рубашки, чтобы оно не лезло под ладонь, не мешало касаться. Как, едва приоткрыв губы, показывает кромку белоснежных зубов. — Кэналлоа не Оллария, — напевным голосом напоминает Алваро, словно поощряя его стремление не видеть окружающий мир. — Там можно говорить, прикасаться, оставаться наедине. Петь и топить корабли... И не думать, кто из слуг притаился под дверью. Там... легче. — Нам с тобой в любом случае нельзя просто так топить корабли, — растерянно улыбается ему Арно. — А подслушивают везде, просто иногда слишком сильно боятся, чтобы рассказать об услышанном. — Правильно делают, — шелестящим шёпотом заверяет его Алваро. От этих слов словно сквозняк проходится по спине. — Только дело не в слугах и кораблях. «Дело во мне», — мысленно заканчивает за него Арно. Он и сам ощущает, что пропитался Талигом насквозь. Его обманом, интригами, постоянной усталостью ожидания ножа в спину. — Раньше мы ездили за этим в Торку, да? — напоминает он. — Холодно, — морщится Алваро. Холодно не здесь, в комнате с мягкими коврами и растопленным камином. Холодно было в Торке, где Арно целовал герцога Алву в потрескавшиеся до крови губы, и вокруг не было ничего теплее, чем цвет удивленных карих глаз. Только снежная тишина. — Не мешай, — ворчит на него Алваро и раздражённо щурится, хотя Арно ничего не сделал и не пытался сказать вслух. Может быть, его мысли и без того достаточно хорошо читаются по лицу. Устранив его от процесса, тонкие пальцы удобнее перехватывают обнажившийся ствол, оттягивают кожу, обнажая головку. Не похоже, что Алваро действительно пытался хоть когда-то достичь в этом высот. Спасает скорее уверенная бесцеремонность. Он не боится прикасаться, не смущается происходящего, легко опирается на колено Арно, не задумываясь о чужом удобстве или неудобстве. В этом мире взаимных реверансов он — что-то очень чуждое. Совершенно цельное и совершенно равнодушное к тому, какое впечатление производит на окружающих. Мягкие губы обхватывают плоть. Арно устраивает ладонь на чужой загривок, перебирает тёплые волосы, пока позволяют, пока не слышится в ответ возмущенное шипение. В далёкой Торке — в далёкой юности — они целовались мягче. И всё равно до кровоточащих трещинок, которые Алваро сосредоточенно обводил языком, закрыв глаза. Тогда он на удивление больше молчал. Словно и не воспринимал Арно как достойного собеседника. Молчал и лежал на плече, заново одевшись в рубашку, уже после всего, но не уходя, свернувшись замерзшим комком даже под одеялом. От Арно не требовалось никакой заботы, скорее всего, она была бы воспринята даже с удивлением, но почему-то ему позволялось видеть минуты слабости. Спящий Алваро, разозлённый Алваро, мокрый от снега, уставший, на тонкой грани почти-слишком-пьяный... Никогда Арно не льстил себе мыслью, что за этим кроется романтическая привязанность. Просто кошки, найдя в комнате нескольких людей, по каким-то своим причинам выбирают, на чьи колени вскочить. Самого безопасного, самого знакомого, самого тёплого, чтобы не лежать одиноко под негреющим одеялом. Лишь много и много позже он понял, что ему предложили дружбу. Но тогда собственное чувство уже не удавалось назвать тем же словом. «Я успел забыть, как это — спать рядом с тобой». — Ты мог бы не думать про Талиг, пока я здесь с тобой? — Алваро отстраняется от него, задумчиво касаясь языком уголка рта. Пальцы продолжают ласкать плоть Арно, и этот задумчивый вопросительный взгляд поверх совершенно непристойной сцены окончательно сбивает в комок все мысли. — Я думаю про Торку. Нашу с тобой. А ты подстриг волосы... На каждом лениво-медленном движении мелькает единственное на руке кольцо. — Вот уж воистину факт, достойный сожаления, — насмешливо и напевно произносит Алваро. Отстраняется теперь уже целиком, поднимается на ноги, позволяя рассмотреть себя снизу вверх. Выпростанная рубашка прикрывает ноги до середины бедра. Мягкая ткань, совершенно не выдающая очертаний тела. Арно запускает ладони под неё, легко находя знакомые изгибы. — Впрочем, не единственный, — Алваро отталкивает его руки и начинает неторопливо раздеваться сам. В этом нет никакого кокетства, Арно всего лишь дают время разглядеть затянувшийся, но ещё свежий шрам на предплечье. — Помочь и тебе? Арно каждый раз кажется, что он уже привык пропускать мимо ушей иронию в этом голосе, но потом дёргает, как в первый. Он тоже раздевается окончательно, почти смутившись под изучающим взглядом. Может быть, в какой-то мере ожидает, что его ответно упрекнут в неприятных изменениях. Пожалуй, в светлых волосах не так заметна прибавившаяся седина, но многого другого не скрыть. Алваро молчит. Укладывает ладони на плечи. Арно проводит костяшками пальцев длинную линию от голой груди до паха, отмечая, как напрягаются мышцы. — Оставь... Надоело, — Алваро перехватывает его пальцы, не позволяя им ласкающе сомкнуться. — Потом не вздумай снова говорить, что это я тороплюсь уйти, — Арно послушно укладывает руки на талию, помогая опуститься себе на колени. Нерешительно трогает лопатки, словно вспоминая ощущения, оглаживает спину сверху вниз. — Прямо сейчас можешь и правда поторопиться... Чтобы дотянуться до стоящего на столике флакона с маслом, приходится качнуть слишком мягкую для таких развлечений постель и мазнуть губами по ключице Алваро. Последнее оказывается воспринято очень благосклонно, ответный звук похож на довольный вздох. Просить расслабиться не нужно — Алваро и так почти лежит на нём, щекоча растрепавшимися волосами плечо и ключицу. Но моментально реагирует на прикосновение, прогибаясь в пояснице навстречу пальцам. Может быть, в этот момент Арно понимает. Он так привык лавировать между мнений, примирять и примиряться, оценивать, презирать... И всё это никак не сочетается с Алваро. Его нельзя оттолкнуть, такого органичного в своём желании, его нельзя заставить смириться, его нельзя измерить привычными мерками красоты или уродства… Даже срезанные волосы и новый шрам нельзя уложить в пустое «менее красиво». Это ощущение, отдающееся в груди потерей, это упущенное время, не отданное тепло, но это никакого касания не имеет к понятиям придворной красоты. Он понимает вдруг это почти суеверное благоговение, которое демонстрируют правителю Кэналлоа все его подданные. И постельные утехи здесь не плацдарм для войны за первенство. Это место для поклонения. Не смять, подчиняя себе и демонстрируя превосходство, а вдумчиво ублажать, удивляясь, почему ты, почему тебе дозволено, за какие заслуги, и бояться лишиться этой привилегии... И понимает, что следует в ответ: ему отдают власть священнодействовать, неиссякаемый запас доверия, не снисходительного, не подаренного свысока, а настоящего доверия. Алваро распахивает глаза, невидяще глядя ему в лицо, — и они карего цвета. Арно знает, что карего в золотистых искрах, даже когда они темнеют от желания. Колени перестают так жёстко сжимать бёдра, хотя и не разъезжаются на слишком мягкой кровати. Алваро произносит слово, которого Арно не слышал ещё ни разу ни от него, ни от других южан. Ругательство, судя по интонациям и тому, как недовольно Алваро пытается устроиться на нём. Ему удаётся. Длинные пальцы обхватывают оба члена, лаская вполсилы, как будто нехотя. Но самого прикосновения и тепла чужого тела уже достаточно для удовольствия. Губы касаются губ Арно, невесомо, почти одним только дыханием, и Арно подаётся навстречу, но от него моментально ускользают. — Я же сказал... Не думай о постороннем... Арно кажется, что ещё не меньше недели он будет думать только о том, как небрежно касаются живота костяшки чужих пальцев и нагретый телом металл кольца. Но он понимает намёк. Его собственные пальцы проталкиваются глубже. Алваро ответно сжимает ладонью плечо, но снова расслабляется, мягко покачиваясь вперёд-назад. Смыкаются тёмные ресницы. Арно рассматривает его лицо в самых мелких деталях, почти спокойное, если не считать болезненной складки между бровей. Слишком резко очерченное, чуть более угловатое, чем нужно, чтобы взгляд скользнул по нему мимоходом, не задержавшись. Но идеально загорелое, без едва заметных веснушек, без других мелочей, за которые можно сентиментально уцепиться. — Вы сегодня крайне рассеянны, граф Савиньяк, — то, что его рассматривают в ответ из-под ресниц, Арно понимает с опозданием. — Я сожалею, что не согласился на твое предложение. — Какое? — кажется, совсем машинально отвечает ему Алваро. — Каждое из произнесённых, — Арно вдруг остро ощущает, что не хочет прибавлять к безвозвратно потерянным ещё один день. — Каждое из произнесённых, — эхом повторяет Алваро. — Этого слишком мало. Как насчёт тех, что не были произнесены? Арно сильнее, потому что ему не сопротивляются. Подхваченный на руки и опрокинутый на спину, Алваро легко, мелодично смеётся, словно эта внезапная страсть не пугает его, а только развлекает. Проводит по голой груди ладонью, Арно резким жестом накрывает эту кисть с надоевшим перстнем. — Сказать вслух? — вторая рука небрежно обрисовывает лицо Арно, касается брови, спинки носа, губ, моментально отстраняясь и не позволяя поцеловать кончики пальцев. — Если я не скажу, ты ведь не поверишь? Он верит. Верит безоговорочно, но почти беззвучное «Возьми» — словно толчок, срывающий горный обвал. Колено Алваро, высоко задранное, отведённое в сторону, касается его плеча. Ступня давит на поясницу. Второе колено он подхватывает сам, фиксируя тело на одном месте. В такой бесстыдно раскрытой позе — посмотреть бы на него сверху, стоя у постели, но сил отвлекаться уже нет. Проникновение получается резким, несмотря на всю затянувшуюся подготовку. Это неожиданно льстит самолюбию: может быть, никто, кроме него?.. Алваро молчит, стиснув зубы. Резко раздуваются тонкие ноздри, но взгляд остаётся тёплым, не враждебным, не издевательским — и таким Арно его тоже порой видел. — Медленнее? — через силу спрашивает Арно, едва справляясь со сбившимся дыханием. Член Алваро, зажатый между их телами, ощущается всё ещё твёрдым, напряжённым. Ладонь прочесывает волосы Арно, убирая выбившиеся пряди с лица, и давит на загривок. — Ближе, — произносит Алваро, касаясь губами его губ. * Крошечный приём в малой гостиной — событие скорее рядовое, чем имеющее хоть какое-то значение. И тем не менее Первый маршал с небрежно разметавшимися по плечам волосами производит маленький фурор. — Вижу, что вы давно не появлялись при дворе и вернулись к традициям морисков, — щебечет Ангелика, бесполезно обмахиваясь веером. — А я могу поручиться, что Первый маршал позаимствовал эту моду у холтийцев за время последней стычки на границе. — Все вы ошибаетесь, в этом целиком повинны чудесные гобелены, которые висят в моём нынешнем кабинете, — Алваро саркастично улыбается, и все неловко улыбаются в ответ, не понимая скрытого смысла слов. Смысла, предназначенного для кого-то другого. Скрытая кружевной манжетой, запястье Арно окольцовывает синяя лента.