***
— С возвращением, командир! Смутно знакомый голос прорвался сквозь ватные остатки постнаркозного сна и заставил встрепенувшееся сознание привычно просканировать себя и окружающий мир. Горизонтальное положение тела, пахнущая стерильностью подушка под щекой, легкое дуновение вентиляции, шорох ткани, ожидаемая муть в голове от препаратов. Но не это было главным. Удалось ли? Веки рефлекторно дрогнули, но нет, нельзя. Обезболивающие дают обманчивую свободу и облегчение. Еще несколько дней тьмы в его жизни под плотной повязкой — он потерпит. Главное, все позади. Вообще — всё. — Как себя чувствуешь? — снова раздался голос — теперь однозначно — лекаря: натасканно позитивный, бодрый, не сомневающийся ни в чем. — Не молчи, разговаривай. Его безвольное запястье сжала пытливая ладонь, сразу нащупывая бьющуюся артерию и отмеряя пульс скорее для проформы: техника и так отлично анализировала все жизненные показатели. Обозначает свое присутствие, как и положено в данном случае. Тротл сделал глубокий вдох и перекатил на пересохшем языке тающую горошину пробуждающего лекарства. — Я здесь, — произнес он хрипло, но внятно. — Все в норме. Сознание адекватное. Состояние удобоваримое. Лекарь невольно усмехнулся, и его пальцы выпустили руку Тротла, чуть похлопав ее напоследок. — Вообще-то это должен говорить я, а не ты. Превышение полномочий? Смешок добрый, почти отеческий. Шутит. Значит, все неплохо. — Мне позволительно по званию, — отозвался Тротл, с трудом улыбаясь и чувствуя, как даже такие незначительные сокращения лицевых мышц все еще плохо отзываются на приказы мозга. — Каков вердикт, светило? Почему-то уже было не волнительно. Просто знать исход, с чем ему теперь жить, и принять реальность такой, какую ему даровало проведение. Ну или стечение обстоятельств. Не до философии сейчас. — Стрелком станешь, а не командиром, — снова усмешка, довольная такая, вибрирующая многолетним опытом, даром что уставшая: долго ж лекарь с ним провозился. — Благодарю! — коротко отозвался Тротл, не привыкший рассчитывать на то, чего сам еще не обрел, не прощупал, не… увидел. Лишь время рассудит, кто победил: опытные руки хирурга или собственный недуг. — Ну, отдыхай, — со вздохом облегчения подытожил лекарь, и по решительному шороху одежды и движению воздуха стало ясно: поднялся со стула. — Под твоей правой рукой пульт. Тревожная кнопка, управление подголовником кровати, активация голосового оповещения. Если что, скоро закат. Хотя тебе все равно сейчас показан оздоровительный сон. Питание с завтрашнего дня. Не сорви капельницу, боец! Тротл медленно кивнул, неприятно ощущая все же прорвавшуюся сквозь лекарства боль, пронизавшую легким разрядом виски. Сухо ухнула закрывшаяся дверь, и палата погрузилась в тишину, размытую лишь шелестом аппаратуры да собственным дыханием. Давние тревожащие мысли зашевелились было где-то под затылком, ткнулись остриями внутрь, до самых глаз. Но препараты оказались сильнее. Дурманящая муть не давала словам слепиться, образам всплыть в памяти, и они тонули в омуте небытия обрывочными и ничего не значащими фразами. А как теперь… Столько лет прошло… Признаю ли… Мир не тот, что в памяти… А если не вернусь… Если не найду… Только руки помнят… Нет, голова. Даже не пытайся. Сегодня не твой день. Спать…***
— Ну что, командир, показатели в норме, на поддерживающие лекарства организм отреагировал хорошо. Жар нормален, силы придут. И то вот… Лучше бы не так быстро. Просил же, поосторожнее с капельницей! Смотри, пришью! Голос лекаря звучал волнами, перемежающимися неторопливыми шагами. Ходит по палате, проверяет в сотый раз данные приборов. Или уже приматывает иглу к руке? Да нет, сегодня не прикасается. Тротл и сам не стал бы себя трогать. Голова-то с утра протрезвела от остатков наркоза, а тело, видимо, очухалось и отозвалось на вчерашнее оперативное вмешательство ядовитой лихорадкой, полыхающей от ноющей макушки до кончика хвоста. Даже им шевелить было трудно. Удушающий жар перекатывался густой массой вокруг него, сдабриваясь гадким липким ознобом. Свободная от капельницы рука так и тянулась к простыне, надвинуть повыше, укрыться… — Ладно, — голос лекаря чуть подобрел, льется от изголовья. — Пора, командир, потчеваться. А то ты у меня тут долго проваляешься. Организм вяло откликнулся на слова тугой дурнотой. До еды ли сейчас! Отлежаться бы, переждать всю эту постоперационную дурь. — Это обязательно? — осипшим голосом спросил Тротл, раздражаясь на себя и не узнавая собственное тело. Сколько было ранений, травм, увечий за долгие три года войны с инопланетными захватчиками. Сколько изощренных пыток в плену. Все стерпел, выплюнул да забыл. Ночь переспал да наутро как новенький. На какое-нибудь утро. А тут нá тебе! Столько лет ждал избавления от своей неполноценности, а организм подводит, словно девку. Не командирское это дело так раскисать, стыдоба! — Что, будешь спорить с доктором? — пожурил тот, однако в его голосе проскользнули нотки безапелляционности: сказано — исполнено. — Положен белковый коктейль, дело пациента поглощать и усваивать. Ты же хочешь, чтобы все правильно прижилось? Вопрос коварный. Ударом промеж ног. Возразить было нечего, только с усилием сглотнуть вязкую дурноту обратно в желудок и нажать кнопку на пульте. Изголовье медленно поднялось с низким скрипучим гулом. Даже сквозь абсолютную тьму под повязкой перед глазами заплясало, закрутилось, как на падающем через последние слои атмосферы космическом корабле. Если с коктейлем пойдет лучше, он готов его выпить весь. — Вот и отлично, мой мальчик, — голос лекаря прозвучал уже от двери: с одобрением и успокоением. — Распоряжусь, чтобы тебе все принесли. Навостренные уши снова равнодушно опустились. Вслушиваться было не во что. Приход медбрата с термобоксом для питания Тротл опознал по густому, плотному аромату белковой жидкости, затекшему в стерильную палату влажным паром. Потрескавшихся губ коснулась трубочка, и он послушно втянул в себя содержимое. Беспомощный, пока еще незрячий командир. Как хорошо, что ее нет рядом и быть не может. Последнее, чего бы он хотел, это предстать перед ней в таком непотребном виде. Вот оклемается, узнает, что теперь доступно его организму, а там… Но, возможно, он никогда с ней больше и не встретится. И никогда не увидит. Не увидит — впервые.***
— Командир Тротл, к тебе посетитель. Твой командующий. Он очень настаивал на встрече, отказать не могу. Но чтобы коротко! Голос лекаря звучал по-деловому, собранно, из него вовсе исчезли нотки мягкого участия. И правильно. Что ж он, барышня, что ли? Дело свое доктор сделал, за то и спасибо. А нянькаться Тротл и сам бы не позволил. Тем более за прошедшее время — сколько его минуло с момента операции? — он постепенно возвращался в норму. Тело уже не горело болезненной лихорадкой, руки, чаще свободные от паутины капельниц, были в состоянии и себя обслужить, и подтянуться повыше, когда Тротл поднимал подголовник, чтобы недолго посидеть. Боль… Ну а без боли никто ничего не обещал! Организм отчаянно боролся за то, чтобы принять, вживить в себя, слиться в единую систему с тем, что теперь находилось на месте хрусталиков и сетчатки некогда почти слепых глаз. Четыре года. Четыре долгих года после плена и завершения тяжелой войны. После полученной травмы, от которой он потерял зрение. Жизнь в мутной полутьме, расчерченной лишь размытыми границами предметов. Свет, мрак, едва различимые пятна цветов. И то… мир давно делился на цветное и черное. Но Тротл не сдавался ни единого дня! Он научился выжимать максимум из того, что теперь пропускали в мозг его покалеченные глаза. Научился правильно слышать звуки, угадывать по ним расстояние между предметами, улавливать движение по дуновению воздуха, дополнять картину запахами и тактильными ощущениями. И видят боги вселенной, ни разу его нога не оступилась, а рука не попросила о помощи! Теперь же, когда неоднозначная и рискованная операция была позади, нужно только ждать. Или он снова станет командиром и сможет с честью служить своей планете, или… тот, кто заходит сейчас в палату решительными и тяжелыми шагами, похлопает его по плечу и навсегда останется лишь старшим товарищем по былой бравой жизни. — Ну-ка, что тут с тобой наворотили эти напыщенные знахари? — низкий, хриплый голос как всегда бодрый, напористый, требовательный: точно хмурит косматые бурые брови и скептически оглядывает всю незатейливую обстановку палаты. — Выглядишь фигово. Тротл невольно усмехнулся. Командующий Стокер всегда был прямолинеен и незатейлив в выборе нужных слов. Что думает, то и рубит. Подхватил стул с тонким скрежетом железных ножек о гладкий, намытый пол и уселся поближе к изголовью. Тротл чуть склонил голову в знак почтительного приветствия и приложил ладонь к груди. — Мне можно, — с легкой улыбкой ответил он, поведя ушами в сторону старшего. — Я не девица на смотринах. Залатали и ладно. — Правильный настрой, боец! — хохотнул Стокер и, судя по скрипу спинки, расслабился и перестал его пристально разглядывать. — Отчет о ходе твоей операции я прочел. Хирург был лучшим, но ты же знаешь, что исход — так на так? — Я все знаю, — спокойно отозвался Тротл, слегка пожав плечами. — Что получилось, то и приму. По крайней мере, я этот уникальный шанс использовал. Спасибо тебе, похлопотал. — Ничего я не делал! — голос пренебрежительно-строгий, не привыкший к благодарностям, с ярко прорезавшимися начальственными нотками. — Твое дело теперь набираться сил и всячески помогать прижиться тем штукам, что вшили в твои глаза. А там разберемся. — Будет сделано, командующий! — со сдавшимся смешком Тротл покорно развел руками и совсем откинулся на подушку, продолжая улыбаться. Стокер недоверчиво хмыкнул, и ткань его одежды протяжно зашуршала: наверняка скрестил руки на груди и постукивает указательным пальцем по своему предплечью — задумчиво, сосредоточенно. Он явно пришел не за этим. Оценивает его состояние, чтобы решить: говорить сейчас или промолчать. Тротл повернул голову на шорох, ожидая вопроса или новостей, и коротко кивнул. — Ладно, упрямец, — подытожил, набрал воздуха в мощную грудь, готов все выдать. — Если исход будет не очень, место в центре по обмену опытом с землянами я для тебя попридержал. Сможешь вернуться на Землю, веди и дальше теорию тактики боя и стратегию нападений и защиты. Я давно знаю, что ты у них как лектор нарасхват. Не все ж им кулаками махать, пусть и серым веществом поорудуют под твоим началом. Но если ты у меня снова будешь в строю… Не обессудь. Ты мне нужен здесь, на Марсе. Такого командира, как ты, я никуда больше не отпущу. Стратег до мозга костей, бесы его подери! Не был бы Стокер командующим, если бы не умел донести емкий и ясный смысл даже такими краткими словами. Тротл все прекрасно понял. Последние пару лет он действительно жил большую часть времени на далекой Земле, где его так неплохо устроили преподавателем на теоретический курс военной тактики для новобранцев. Чтобы объяснять матчасть, глаза почти не требовались. А отбоя от желающих пройти у него обучение не было даже в летние месяцы. Но вовсе не об этом говорил сейчас Стокер. Тротл и сам был бы рад вновь увидеть все грани и краски мира и снова стать дееспособным и полезным планете, армии, друзьям и сослуживцам. Да вот только к Кристи тогда он больше не вернется. Потому что она была землянкой. И осталась там — за миллионы километров, в небольшом американском городке на побережье океана. В том мире за восемьсот тридцать пять шагов от учебного корпуса, где находился ее одноэтажный дом. Пахнущий сохнущим деревом, соком срезанных трав на газоне и ее теплой аурой, всегда пронизанной заливистым смехом. Два года невозможных, неправильных, но ярких отношений. Между незрячим марсианином и молодой, здоровой девушкой, которая почему-то ввязалась в эту непростую авантюру. Сперва заслушалась лекциями, потом увлеклась беседами под тенью надрывно шуршащих пальм у берега. Рассказывала обо всем, что видела вокруг, брала за руку как обычного мужчину, никогда не поддерживая и не направляя. И счастливо улыбалась. Он чувствовал это по ее дыханию на своей шерсти, по меняющемуся тембру голоса, что вибрировал особенно мягко и обволакивающе, по неторопливым и легким шагам рядом с ним. Все правильно, Стокер. Они все с ней уже обговорили. И попрощались на том самом земном берегу. Кристи искренне и жарко желала ему вновь обрести зрение, хотя осознавала, что тогда он может не вернуться. — Я понял, командующий. Возражений не имею. Где-то внутри кольнуло ржавой иглой прямо по сердцу. Отставить. Знай свое место и не гневи судьбу.***
Гладкий, почти скрипящий своей стерильностью пол приятно холодил босые ступни. Руки нетерпеливо сжали край больничной койки, сминая плотную ткань простыни и с наслаждением ощущая все прибывающую с каждым днем силу. Вновь пора вставать, хоть лекарь и ругался за каждую такую самовольную и преждевременную выходку. Но сколько можно валяться? В конце концов, ему глаза латали, а не тело! Вот и нечего изображать калеку. Тротл провел ладонями по поверхности кровати, прислушиваясь в очередной раз к разлетающемуся по палате шороху. До окна было ближе, чем до другой стены. Это неизменно. А вот стул, кажется, переставили. В абсолютной тьме от плотной повязки ориентироваться в пространстве стало сложнее, чем с остатками зрения, но пока что своими прогулками по скромному помещению он не снес даже стойку с капельницами. Хоть уши не подводили, и то хорошо! Он поднялся с койки и сделал отмеренные четыре шага до окна, вдыхая свежий весенний воздух вместе с ощутимыми волнами тепла. Значит, сегодня солнечно, юго-восток, вид на низкие, покатые горы, если он правильно помнил расположение госпиталя. Еще шесть шагов направо, до двери в уборную. Спасибо, посещал сам, в помощи не нуждался. Еще три — массивная дверь палаты, ведущая в коридор. И судя по гулкому, нестройному топоту за стеной — к нему посетители. Еще миг, щелчок ручки, порыв взметнувшегося воздуха — и радостные возгласы его ввалившихся друзей. Пришли, не забыли, черти! — Тротл, брат! Нам наконец-то разрешили навестить тебя! Мы прорывались не хуже, чем через вражеские кордоны! Низкий, басовитый голос улыбающегося Модо. Зашел первым, коснулся плеча Тротла в знак приветствия, топчется, не знает, что вообще теперь можно. — Блин, мы думали, ты тут валяешься в подушках, раз к тебе так долго не пускали! А ты, как я вижу, лихо бродишь по палате! Кстати, одёжа на тебе позорная, ты в курсе? Неугомонный Винни. Голос так и мечется вслед за хозяином. Уже прошел туда-сюда раза три, никак не выплеснет энергию, готов болтать чепуху, лишь бы не смотреть на гадкую повязку. — Рад вас слышать, — искренне посмеялся Тротл и указал рукой в примерном направлении к койке. — Располагайтесь, я, пожалуй, пока постою. Надоело лежать. А что, кстати, на мне надето-то? Обычная больничная пижама. — Да не слушай ты этого болвана! — отмахнулся Модо и, судя по скрипу, осторожно присел на стул. — Сам только и знает в зеркало смотреться! Как ты, командир? — В норме, — коротко кивнул Тротл и неторопливо подошел к краю кровати, прикасаясь к ней коленом для ориентира. — Прогнозов пока точных нет, но повязку лекарь уже снимал. Осмотр и все такое. — Ну и как? — настороженно спросил Винни, явно замерев где-то у окна: хмурится, прячет волнение за напускной бравадой, даже дышать и то стал тише. — Ну как… — хмыкнул Тротл, и кривая усмешка сама поползла по мохнатому лицу — не скрыть. — Очертания приемного кабинета я успел различить. Хоть свет лекарь и приглушил до минимума. Не ручаюсь за детализацию, но, кажется, на стене висел плакат с планом эвакуации в случае пожара. — Ох, мама… — шумно выдохнул Модо и заерзал на стуле, почти готовый вскочить на ноги. — Значит, все получилось? — Пока не знаю, — честно признался Тротл и уклончиво покачал головой. — Глазные импланты еще не до конца прижились, нужно время. Но надежда есть. — Ну уже хорошо! — заулыбался Модо и все же поднялся со стула, не привыкший рассиживаться без дела. — Ты же знаешь, брат, мы все ждем тебя зрячего и здорового. Но как бы ни вышло, я чертовски рад, что Стокер вытребовал для тебя эту операцию! Ну и что ты, наконец, на Марсе. За последние два года только и видел тебя на экране смартфона! — Согласен, — улыбнулся Тротл. — Слышать ваши голоса живьем куда приятнее! Может, и я вас скоро увижу. — А как же… — Винни замялся, и по шороху одежды было не ясно: то ли он засунул руки в карманы, то ли оправил на себе футболку или что там на нем сейчас было. — Как же Земля? Кристи? Ведь так ее зовут, да? Она знает, что ты здесь? Тротл пару мгновений помолчал, невольно взмахивая хвостом и все же ударяясь им о койку. Уши сами собой прижались к голове, чтобы только не опуститься при друзьях. Они и так не много знали об этой истории. Хотя какая, к черту, история! Два года искреннего общения, нестихающей тяги, трепетной страсти, необъяснимой радости и силы, что бурлила по венам вопреки трудностям и своей неполноценности упрямым потоком — это не история. Это часть его жизни, от которой он так и не смог отказаться, хоть и пытался оградить удивительную девушку, умеющую так задорно и заливисто смеяться, от неправильных, ненужных, обременительных отношений с инопланетянином, который ни черта не видит. Но она почему-то каждый раз все равно оказывалась рядом — он различал ее появление по легким, неторопливым, едва шуршащим по земле шагам, по свежему, почти цветочному аромату ее кожи, который приносили потоки вездесущего воздуха, по ее учащенному дыханию, которое — бесы вселенной! — так часто сбивалось рядом с ним. И однажды просто не смог в очередной раз развернуть ее за плечи и подтолкнуть прочь от себя. Потому что руки сами собой притянули ее обратно против всякого здравого смысла и сжали всю ее так, что пульс стал одним на двоих. И сколько он потом жалел об этом, столько же он слал к чертям все доводы разума. Потому что Кристи подарила ему утраченные блики и почти погасший свет. Но что подарил ей он? — Кристи все знает, — наконец, серьезно произнес Тротл. — И даже то, что я буду вынужден остаться на Марсе, если вернусь в строй. Я ничего от нее не скрывал. — Блин, — Винни отлепился от подоконника и нервно прошел где-то за спиной, явно ероша шерсть на загривке. — А почему ты ее не позвал сюда? В чем вообще проблема? Если у вас все было так серьезно, почему она не сидит сейчас вот здесь, вместо нас? — Винс! — одернул его Модо немного сконфуженно: не любил лезть в чужую жизнь и не одобрял, когда в нее лезли другие. — Тротл сам разберется! — Нет, ну а что? Я не прав? — остановился напротив Модо, пыхтит, сердится, по-дружески возмущен. Тротл сделал шаг к своим друзьям и, почти не промахнувшись, положил им руки на плечи, сжимая их и призывая к спокойствию. Те нехотя притихли, замерли, ждали его ответа. Как и всегда в их троице. — Братья, я рад, что вы меня навестили. Обещаю, что к следующему разу я уже смогу на вас посмотреть и сменю больничную пижаму на свои шмотки. Раз она такая позорная. И он тепло улыбнулся. Незачем им знать, что он звал Кристи на Марс. Не сейчас, потом, когда очухается. Чтобы не нужно было прощаться там, на берегу беспокойно шумящего в тот день океана. Незачем им знать, что она тогда сделала бесконечно долгий вдох и ответила: «Прости».***
Медленный белый рассвет, растекающийся по низкому взгорью за крышей соседнего корпуса госпиталя. Долгожданный, знакомый, первый. Первый за четыре года, который он мог, наконец, видеть. Мог нескончаемо смотреть, узнавать, постигать каждой клеткой мозга, лишенного визуального контакта с миром все это время. Рука все еще по привычке касалась холодного с ночи стекла в оконной раме, обозначая границу для собственных движений, но в этом уже не было никакой нужды. Он видел. Он, дьяволы вселенной, видел!!! Глаза жадно впитывали постепенно расползающийся с востока белесый свет родного марсианского солнца. Выхватывали очертания застывших каменных стен лучшей больницы на его планете, ловили призрачные отблески первых лучей в окнах напротив. Опускались к небольшому дворику внизу и оглаживали стрелы бурых дорожек для прогулок, пока пустых и безмолвных. Глаза все еще слезились с непривычки, и смаргивать приходилось чаще, чем прежде, хотя именно теперь хотелось не отрываясь смотреть на мир. Ну вот и все. С возвращением, командир! Жизнь дала тебе второй шанс. Пора было приступать к ее новому этапу. Тротл с сожалением отошел от окна и взял с тумбочки принесенную для него одежду. Похоже, ребята заехали к нему домой и покопались в оставленных на Марсе шмотках, тех, что он не взял с собой на Землю. Спасибо, парни, подсобили, а не то пришлось бы ему добираться до квартиры в больничной пижаме. Винни оказался прав: ткань цвета нежно-оранжевого неба смотрелась на командире комично. К собственной рыжей шерсти, что ли, выдали? Впрочем, какая разница. Когда Тротл переоделся в штаны, футболку и пару добротных высоких ботинок, в палату без стука вошел лекарь. Оглядев пациента цепким взглядом алых глаз с ворохом первых морщинок, он одобрительно кивнул и указал ему на кровать. Последний формальный осмотр. Тротл послушно присел и позволил ему пытливо изучить свои зрачки под разными углами. — Ну что ж, командир, поздравляю, — доктор выпустил из рук его подбородок и похлопал по плечу. — Твой организм отлично справился. На полное восстановление уйдет еще с месяц, но в лечении ты больше не нуждаешься. На этом мы с тобой, к счастью, прощаемся. — Благодарю, доктор, — приложил руку к груди Тротл, кратко склоняя голову. — Ты вернул мне то, на что я уже не рассчитывал. — Это моя работа, — пожал плечами лекарь и сделал шаг к двери. — Живи ярко, действуй метко, стрелок! Последняя добрая усмешка, довольный выдох от успешно завершенного лечения не самого простого случая, и дверь за ним гулко закрылась, вновь погружая палату в тишину. Что ж, и Тротлу здесь больше делать нечего. Братья настояли на том, чтобы отвезти его домой — спорить не стал. Кажется, до назначенного времени еще было с полчаса. Подождет их снаружи, больница порядком опостылела за эту долгую пару десятков дней. Продышаться бы, постоять на земле, насмотреться на каждый миллиметр вселенной! Тротл подхватил теплую толстовку, небольшой рюкзак с личными вещами и стремительно покинул палату. Просторную площадку перед центральным въездом в госпиталь расчерчивали длинные бесцветные лучи нарождающегося солнца. Наметенный с обочин грязно-медный песок тихо поскрипывал под рифлеными подошвами ботинок, пока Тротл медленно обходил свободное пространство и по привычке все еще вел ушами в сторону любого звука, прежде чем повернуть туда голову и посмотреть. Да уж, нескоро он отделается от повадок незрячего… Он усмехнулся сам себе и помотал головой. Этот трудный и неприятный период жизни может сотни раз остаться в прошлом, да только он сам уже не станет прежним. Как там было на войне? Прожевал да выплюнул? Ну да оскомина-то все равно вязла на зубах. Тротл отошел в сторону от дороги на небольшой пригорок и повернулся к зданию госпиталя, наблюдая за тем, как к главным дверям подъезжает рейсовый мобиль, привозящий сюда посетителей из города. В этот час их было всего пятеро. Но лишь четверо из них являлись его сородичами. Последней неуверенно и растерянно сошла земная девушка, озираясь по сторонам и с явным ступором поднимая взгляд на название больницы. По тому, с каким замешательством она смотрела на крупные стальные буквы, венчавшие массивное крыльцо, марсианская письменность ей была явно незнакома. Первый раз, что ли, на Марсе? Помочь бы, потеряется. В лабиринте госпиталя без указателей никуда. И Тротл неторопливо направился к ней, отмечая, что одета она была совсем не по сезону: в плотные земные джинсы, объемный свитер, почти скрывавший ее фигуру и формы, с перекинутой через сгиб локтя пухлой курткой и дорожной сумкой через плечо. Зима у них, что ли, на Земле? Там, откуда он уезжал больше месяца назад, как раз начинался этот неприятный стылый период с промозглыми ветрами, рвущими океан до хрипоты, и хлесткими дождями, пробирающимися под одежду. Зиму он не переваривал. И лишь рядом с ней, с Кристи, все шло мимо. Дожди, ветра, холод — какая, к черту, разница? Густая копна темных волос землянки дрогнула от легкого дуновения весеннего воздуха, и за пять шагов до того, как Тротл приблизился к ней, в легкие затек отдаленный цветочный аромат. Ноги сами приостановились, а уши в неверии приподнялись, ловя любые шорохи, любые знаки, хоть что-то, что отзовется в памяти так же остро, как этот тонкий запах. Он невольно замер за спиной у девушки и почти не дышал, боясь упустить, не услышать, не узнать. Она встрепенулась и взволнованно вздохнула, прежде чем начала медленно оборачиваться, скорее интуитивно почувствовав присутствие кого-то рядом. Еще мгновение, и их глаза встретились: алые, яркие, напряженно прищуренные и карие, распахнутые, запульсировавшие радостью напополам с тревогой. Тротл не знал этого лица, этих черт и этих глаз, но так привычно сбившееся дыхание он признал сразу. В неверии он протянул к ней руку и вопросительно приподнял бровь. Можно ли? Позволишь ли «увидеть» тебя руками, которые все помнят? Выдохнула отчаянно, сбивчиво, поспешно. Кивнула и доверчиво шагнула к нему, прижимаясь к ладони теплой гладкой щекой. Тротл прикрыл глаза и скользнул пальцами по овалу лица, по мягкой линии скулы, по изгибу подбородка, едва касаясь, прошелся по кромке чуть дрожащих в волнении желанных губ и нырнул ладонью по шее на затылок, зарываясь в шелковистые волосы и невольно притягивая ее ближе, к самой груди. Он снова открыл глаза и повторил ими тот же самый путь, остановившись на ее невероятных радужках, пылающих сотней граней коричневого. — Ну здравствуй, Кристи… — тихо пробормотал он на земном, жадно впитывая весь ее образ, увиденный впервые. — Так вот какая ты… — Какая? — едва слышно вторила она ему, немного волнуясь и напряженно ожидая ответа: неужто думала, что глаза увидят не то, что знали руки? — Еще краше, чем я думал, — чуть улыбнулся Тротл, замечая, как зарделись ее бледные человеческие щеки, сразу выдающие все эмоции. — Значит, зрение тебе вернули! Правда, в слишком розовых тонах, — с облегчением выдохнула Кристи и почти расслабилась в его объятиях. — Ничего такого во мне нет… Или это всего лишь постоперационный эффект? Боже, Тротл… — и она уткнулась лицом в его грудь, обхватывая и роняя на землю сумку и куртку. — Я боялась не успеть… Я еле тебя нашла… Я думала, вдруг не узнаешь меня… Тротл тихо посмеялся и прижал ее к себе тепло, уверенно, успокоенно, как делал это сотни раз там, на далекой Земле под шум неустанно дышащего океана. Легкие до отказа наполнились ее таким знакомым ароматом, от которого кровь почти закипала и жгла вены от ушей до хвоста. Но прежде чем стереть до конца все границы между ними, он произнес то, что надо было прояснить: — Я узнал бы тебя даже слепым. Но теперь я вижу. И ты здесь. Значит, ты передумала? Кристи отлепилась от него и посмотрела долгим, почти болезненным взглядом, в котором метались сожаление, горечь и стыд. — Я очень подвела тебя своей позорной слабостью. Испугалась перемен. Неизвестности. А ведь должна была поддержать во всем. Я же ни минуты не сомневалась в том, что хочу быть рядом. Если ты простишь… Тротл укоризненно покачал головой и без раздумий прильнул к ее губам, отвечая и разом закрывая озвученную тему. Не за что прощать. Только благодарить. — С возвращением, — хрипло пробормотал он, еще даже не оторвавшись от нее и едва слыша шум подъезжающей внедорожной машины. — Возвращением? Куда? — с улыбкой удивилась Кристи, и Тротл впервые увидел, как расцветают ее искрящиеся глаза. — На Марсе я точно впервые. — Сюда, Кристи, сюда, — усмехнулся Тротл и приложил ладонь к сердцу. А потом подхватил с земли ее вещи и махнул рукой вышедшим из машины и пока еще ничего не понимающим братьям. Как же хорошо, что они за ним заехали. За ними. Пора было действительно возвращаться в жизнь.