Не трогай меня так

— О, хён, не трогай меня так. У меня недотрах. Чимин говорит это играючи, стряхивает руки Намджуна, что стоит позади, со своих плеч и, обернувшись, заливается чистым смехом. Просто у Намджуна такое лицо было после этих слов, что он не сдержался, а теперь хлопал опешившего лидера по плечу и еле успевал набрать воздуха в грудь, чтобы проговорить «это же шутка, хён». Такие шутки в стиле Чимина. Помимо простецкого юмора вроде отыгрышей и кривляний, что, к примеру, Хосок находил крайне забавными, он иногда выдавал совершенно пошлые вещи, граничащие где-то между чувством испанского стыда и «это чертовски грязно, но, пожалуй, настолько годно, что не грех и надорвать животы». После этой дурацкой шутки Намджун находился между этими гранями и до сих пор не знал, какую выбрать. И вроде бы ничего такого, и надо бы просто посмеяться и забыть, но Ким прокручивает у себя в голове его слова уже который день и сам не знает для чего. А всё потому, что Чимин сказал это как-то не так. Как-то без выражения что ли, не с той интонацией, да и вообще ни к месту. Намджун же просто подошёл спросить, не сгорело ли там мясо. Безусловно, странно, что это именно Намджун пришёл, ибо вообще вряд ли знал, как включается плита на его собственной кухне, но это просто стечение обстоятельств — его Чонгук отправил на разведку, ибо услышал подозрительный запах чего-то горелого. Рядом с Чимином была раскрыта посудомойка, а Ким слишком большой, чтобы протиснуться, и слишком ленивый, чтобы обходить кухонный островок с другой стороны. Намджуну просто пришлось пристроиться сзади, чтобы заглянуть за его плечо и узреть состояние драгоценнейшей говядины, а его руки на голых чиминовых плечах не что-то из ряда вон, чтобы Пак так реагировал. Намджун легонько бьётся лбом о стекло автомобиля и трёт глаза: — И зачем я об этом думаю? — Ты что-то сказал? — переспрашивает менеджер, не расслышав. — А, нет, — Ким даже вздрагивает, вспоминая, что в машине не один, — просто мысли вслух. Мужчина лишь жмёт плечами и возвращает своё внимание на дорогу. Ну погладил он их слегка, ну и что с того? Просто эти костлявые плечи тогда выглядели немного… замёрзшими, поэтому он… Нет, он не специально оценивал степень их «замерзшести»! Просто слово «немного» вполне подходит, и в этом ничего такого нет, это был обыденный жест! Намджуну вообще не сложно проявлять заботу. Тем более к Чимину. Одних его пухлых щёк достаточно, чтобы захотеть сделать для него всё, что попросит, лишь бы он больше не надувал их так мило и не делал Намджуна слабым. Ради всего святого, Ким надеется, что его ребёнок (если таковой у него когда-нибудь появится) не будет таким же очаровательным, ибо если Чимину он ещё в состоянии отказать, поскольку это как-никак взрослый парень, то своего ребёнка он избалует донельзя. А когда его спросят, почему он таким говнюком вырос, Намджун сам захнычет в голос, капризно топнет своей огромной ножкой и укажет на причину того, что сделало его такой размазнёй. И он уверен, что там, куда будет указывать вектор его пальца, будет находится такое же очаровательное личико, строящее глазки и улыбающееся самой невинной улыбкой, которой даже милейшие Херувимчики должны завидовать. — Намджун-а, ты слушаешь вообще? — щелчок пальцев Юнги перед носом и его шепот немного приводят в себя. Намджун растерянно моргает и окидывает взглядом зал хореографии, вспоминая, что пора бы включиться в работу и попытаться запомнить движения. — Хосок тебе голову откусит, — тихо напоминает Шуга, — соберись. И правда, Намджун, соберись! Хватит пялиться на босые ноги Чимина! Не мёрзнут они у него — полы тёплые! Да, ему так удобно, и нет, не наступит он на что-то острое, ты уже спрашивал! Но вдруг это и не шутка вовсе! Вдруг Чимин ляпнул не подумав, но ляпнул именно то, что было у него на уме, и лишь потом выкрутился. Да, даже если и шутка! То она странная, ведь в ней есть сексуальный подтекст о том, что Чимину неважно, кто его трогает за голые плечи: парень или девушка. Главное, что плечи-то голые, а за спиной не абы кто, а Намджун. Кожа к коже, парень к парню, все дела. — Да, ёб твою мать, Намджун! — крик Джина раздражает. Что сломано, то сломано, зачем орать? Как будто он ему новый увлажнитель не купит. Не надо было его на край стола ставить. — Прости, — ворчит лидер, начиная собирать осколки разбитой колбы. На помощь приходит Чимин. Он садится рядом на корточки, аккуратно забирает у него из рук острые осколки, а вместо них вкладывает в большую ладонь лидера стопку салфеток. — Ты порежешься, хён. Я уберу стекло, а ты пока вытри воду. Этот внутренний диалог точно доведёт его до белого каления. Одна дурацкая фраза, а столько проблем. Чимин наверняка уже даже забыл о том случае. *** Когда руководству нужно донести что-то до мемберов, оно часто сваливает это на плечи Намджуна. Выговоры особенно. Намджун ненавидит это делать. Кому понравится отчитывать собственных друзей? Сегодня провинился именно Чимин. Именно ему нужно было отличиться во время лайва. Намджуну нужно поговорить с ним, а ещё месяц назад это вообще не вызвало бы у него каких-то негативных чувств, ведь с Чимином всегда было намного легче, чем с остальными. Он спокойно принимал критику, обсуждал проблему и действительно прислушивался к нему. Обычно такие выговоры Чимина заканчивались долгим разговором по душам и даже парой баночек пива. Намджун любил с ним разговаривать, Чимин отличный собеседник, но сейчас это всё не к месту. Намджун приходит к нему в номер вечером, когда все уже собираются ложиться спать. За окном отеля вечерний Окленд, в комнате приглушён свет, а Чимин ещё влажный, распаренный после горячего душа, в огромной футболке и широких штанах. — Я знаю, зачем ты пришёл, — Чимин замечает в нём это напряжение и бросает короткую улыбку, мол «не впервой, ты не должен нервничать больше меня», — я даже подготовился. — Как? Пухлые губы растягиваются в шкодливой улыбке, а в глазах мелькает огонёк озорства: — Чуть-чуть выпил, — лукаво признаётся Пак, усаживаясь на кровать. На столике у окна уже стоят банки пива, рядом какой-то картонный бокс с логотипом местной доставки в виде куриной ножки, пара пачек чипсов, а значит Чимин ждал именно его, ведь они уже поужинали после лайва, и вряд ли Пак, так трясущийся над лишними граммами, станет есть ещё и на ночь. Разве что повод будет. Он устал за сегодня, а Чимин, поджавший под себя ноги на кровати, выглядит как подросток, которого он пришёл отчитать, и из него своим взглядом последние силы высасывает. Смотрит на него открыто, без злобы и обиды и свою участь заранее принимает. — Я тоже, — тяжело вздохнув, Намджун трёт лицо ладонью и проходит к дивану напротив чиминовой кровати. Всё выглядит так, будто он пришёл с очень плохой для Пака новостью, и это немного убивает комфорт, который они всегда испытывали рядом друг с другом. Лидер расстёгивает верхние пуговицы на чёрной рубашке, откидывается на спинку и, широко расставив ноги, принимается закатывать рукава. Разговор предстоит не такой уж и тяжёлый, ничего сверхстрашного не произошло, Чимин просто ляпнул лишнего. Намджун здесь ради галочки, но Паку, кажется, становится не по себе от того напряжения, которым окутан его лидер. — Можно сесть рядом? — Почему ты спрашиваешь? — ведёт бровью Ким, закинув руку на спинку дивана. — Вдруг ты против, — младший улыбается, сползая с кровати, — у меня от тебя мороз по коже. — Просто тяжёлый день. Ты здесь ни при чём. Так совпало — буянят его собственные тараканы в голове и своими «трудами» в виде мрачного выражения лица заставляют Чимина нервничать. Пак усаживается на диван прямо с ногами, очень близко, полностью разворачивается лицом к хёну и подсовывает под его тяжёлое бедро ступни, холод от которых Ким чувствует даже через плотную ткань брюк. Он ёрзает задницей, недолго вертится и, натянув полы майки на колени, резко успокаивается: — Я готов — отчитывай. Лёгкая улыбка и ямочки на щеках Намджуна появляются сами — Чимин чертовски милый. Разговор по существу много времени не занимает, но занимает огромное количество намджунового самообладания потому, что Чимин, внимая его бархатному голосу, теребит всё, что попадается под руку. И когда шов на его футболке перестаёт быть интересным, а воспринимать чужую речь становится всё сложнее, очаровательные пальцы, закованные во множество серебряных колец, перемещаются на намджунову ногу. И это катастрофа. Чимин у самого основания бёдра двумя руками тискает упругие мышцы, обтянутые плотной тканью брюк, прощупывает их, вырисовывает указательным пальцем какие-то узоры и массирует. Он обыденно смотрит на собственные действия и вообще ничего странного в этом не находит. Он делал это и раньше, но… сейчас Намджуну хочется хлопнуть его по рукам. Когда разбор полётов заканчивается, Чимин наконец прекращает терроризировать его выдержку, хотя Намджун даже сам себе ответить не может: как, почему, зачем и отчего именно он пытается себя удержать. — И как ты меня накажешь? Твою мать… Кажется, счетчик странных чиминовых фраз только что пополнился. — Меня оштрафуют? — Чимин успевает задать этот вопрос ещё до того, как высокоинтеллектуальный, но очень извращенный мозг Намджуна заканчивает обрабатывать предыдущий. И слава Богу, ведь у Кима в голове звуки поломки каких-то механизмов здравомыслия не дают придумать рациональный ответ. — Что? Нет, — трёт ладонью лицо и поднимается с дивана, направляясь к столу за банкой пива, — с тебя хватит и моей нудной нотации. — Она не нудная, хён. Я люблю тебя слушать. Они плавно перемещаются за стол. Небольшое количество алкоголя и Чимин, который много говорит и много шутит, расслабляют Намджуна настолько, что его перестают напрягать ноги, которые Пак постоянно закидывает к нему на колени. Ким даже смело их трогает, однажды использует его ступню как микрофон, сжимает в ладонях его холодные пальцы, греет, предлагает надеть носки, но Чимин противится. Он канючит, ведь они очень удобно сидят, а если Намджун сходит за его носками, то нарушит весь фэн-шуй. Чимин после этих слов чуть сползает на стуле, а когда Ким с нажимом проводит большим пальцем вниз по своду стопы, запрокидывает голову назад и блаженно мычит от удовольствия. — Не останавливайся. Чимин говорит это с прикрытыми глазами, едва слышно, чуть интимно — и Намджун кончается. *** С того момента проходит много времени, но всё становится только хуже. У Намджуна кончаются силы для сопротивления всем этим мыслям, и это окунает его в декаданс. По крайней мере, Ким считает, именно это направление в искусстве лучше всего описывает его внутреннее состояние, лицом которого почему-то сразу представляется Юнги. Намджун умеет контролировать себя и настолько хорошо следит за проявлением своих эмоций, что внешне никто и не догадывается, как сильно его мозг зациклился на новом воспоминании. И конечно же главным действующим лицом в нём являлся Чимин, но в тот день всё началось не с него, а с Юнги, и именно этот амбассадор декаданса (теперь Намджун, очень довольный своей остроумностью, называл его только так) сыграл не последнюю роль. Ким работал над новым треком, но что-то не ладилось. Не хватало хука, да и звучание было скучным и пресным, сколько бы Намджун ни старался сделать звуковую дорожку более гармоничной. Шуга от его нытья уже прятаться хотел, но в итоге сдался и согласился помочь. Условием было только то, что ему не придётся выходить из дома в свой выходной. Пришлось ехать — Ким не любил бросать что-то на полпути. Вспышек вдохновения в последнее время не наблюдалось, поэтому расправиться с этим треком Намджун надеялся через силу и как можно скорее, ибо считал, что если забросит его в недра жёсткого диска незавершенным, то это войдёт в привычку и запустит в нём необратимые процессы становления лентяя. Намджун приходит утром и вручает сонному Мину пакет с отборной говяжьей вырезкой, но даже это не спасает от ворчания. Юнги плетется на кухню, ноет, что собирался спать до обеда и вообще-то не ждал его в такую рань, а Намджун, проходя мимо приоткрытой двери его спальни, чуть не спотыкается, вытаращив глаза на ворох воздушных белоснежных одеял и торчащие из-под них конечности. Одна нога. Вторая. Третья… Третья?! — Хён, либо ты трахаешь кого-то с тремя ногами, либо… — Не ори. Второе «либо», Нам. Второе, — Юнги тихонько закрывает перед его носом дверь и толкает лидера в сторону кухни. — Пожалуйста, скажи, что мне показалось. — Не скажу. Намджуна крайне удивляет реакция Шуги. Тот безразлично пожимает плечами, засовывая капсулы в кофемашину, и смущаться даже ради приличия не собирается. — Можно вопрос? — лидер усаживается за барную стойку. — Нет. — Как минимум одна нога из трёх показалась мне немного… мужской. Юнги закатывает глаза, ставя перед ним кружку с ароматным капучино. — Я же вчера написал тебе не приезжать раньше трёх часов. — Я увидел сообщение, когда приехал. — Сахар нужен? Намджун не отвечает, смотрит с прищуром и, резко подавшись вперёд, спрашивает почти шепотом: — Ты трахал двоих? Или кто-то из них трахал тебя? — Тебе лучше не знать. Мин заправляет в машину вторую капсулу и ищет, что бы по-быстрому перекусить. — Я буду представлять, что ты трахал двоих, ибо твой образ рухнет в моей голове. — Не надо представлять, как я трахаюсь. — Слишком поздно, — Намджун весело щёлкает пальцами, подмигивая. — Пошли. Раньше начнём — раньше свалишь. Пока Юнги сидел за компьютером, разнося намджуново творение в пух и прах, одновременно с этим пытаясь его исправить, Ким всё косился на дверь спальни и составлял в уме список вопросов, которые хотел бы задать Мину. Например, проходил ли Шуга все стадии принятия перед тем, как окончательно понять, что и с парнями он не прочь поразвлечься; нравился ли ему кто-нибудь из общих знакомых и страшно ли было впервые довериться кому-то своего же пола. — Не смей меня осуждать, — Шуга до этого долго клацал мышкой в полной тишине, но теперь развернулся в кресле, хмуро смотря на лидера. — А по моей реакции непонятно, что я этого не делаю? — хмыкает Ким, лишь на секунду оторвав взгляд от своего телефона. — Ну и молодец, — Юнги фыркает и снова отворачивается к монитору, — сплю с кем хочу. Ким улыбается: всё-таки Мину не плевать, что Намджун о нём подумает. Как бы тот не цеплялся за образ сурового рэпера, внутри всегда оставался ранимым. — Тут нужен бек-вокал, — озвучивает свой вердикт Юнги, — попроси Чонгука, пусть набормочет тебе пару дорожек. Нет, лучше Чимина. Чимина, так Чимина. Намджун не против. Уже вечером зовёт его к себе в студию, и тот не отказывается. Чимин отчего-то не в настроении, от него сильно пахнет пряным гелем для душа, и вообще выглядит так, будто скоро заснёт. — Споёшь для меня? — Намджун очаровывает мягкой улыбкой с ямочками и указывает на подготовленный микрофон. — Когда ты купишь гостевое кресло? Вот тут, Намджун считает, случилась точка невозврата. Кресла, чтобы сесть рядом, у него правда нет, а Пак видимо даже не собирался петь стоя. Он просто согнул стойку кронштейна для микрофона прямо к Намджуну, и пока тот пытался понять, что происходит, Чимин потянул за подлокотник, развернул лидера на кресле и уселся прямо ему на колено. Скорее даже оседлал, устроив его между своих ног. — А стоя петь уже не модно? — хлопает глазами Намджун, таращась на наглую чиминову задницу. — Будешь знать, как не думать о гостях, — фыркает Чимин, бросая недовольный взгляд из-за плеча, и подтягивает к себе микрофон, — у Юнги понабрался? Хотя, ладно, у тебя хотя бы диван есть. В студии Шуги кроме его собственного «трона», как называет его Пак, нет ни одной поверхности, куда можно было бы присесть. А всё для того, чтобы посетители чувствовали себя максимально неловко и поскорее сваливали. Чимин с Чонгуком иногда из вредности носили к нему стулья из соседнего конференц-зала, усаживались поудобнее и доводили болтовнёй, пока Юнги не взрывался и не вышвыривал их за дверь, попутно предавая их имена анафеме. Намджун ворчит что-то невнятное себе под нос, но менять ничего не собирается. Чимин сначала распевается, балуя слух лидера своим волшебным голосом, и слушает звуковую дорожку, подбирая нужную тональность. Пока Намджун пытается объяснить, чего именно он хочет, Пак ерзает на его бедре, пытается усесться поудобнее и сильно отвлекает от рабочего процесса. — Усядься уже, — не выдерживает лидер. — Думаешь мне удобно? Нужно было стул купить, эгоист. Вообще, Намджун осознаёт, что проблему Чимин высосал из пальца, ведь рядом ещё куча помещений, где стульев завались, а принести сюда один из них и минуты не займёт. — Ты можешь спеть и стоя. — Ты можешь спеть себе сам, — Чимин специально делает голос низким, пытаясь перекривлять Намджуна, и снова разворачивается к микрофону, когда тот молча закатывает глаза, вспоминая, что Чимин не обязан ему помогать. Ким решает проблему очень просто: обвивает чиминову талию рукой и, легко приподняв, подтягивает ближе к себе. Пак, кажется, в этот момент дышать перестаёт, его задница в живот упирается, спина вплотную к лидерской груди прижата, но зато сидеть теперь гораздо удобнее. — Так лучше? Тот затихает от негромкого голоса рядом со своей шеей. — Ага. Больше не язвит. — У тебя ноги дрожат. Ким никогда бы не обратил на это внимание, но на его коленях именно Чимин, и игнорировать это невозможно. — Я только с тренировки. Намджун думает, что на правду это более чем похоже, но стоит ему плавно переместить свою руку с талии на напряжённое бедро, улавливает маленькую перемену в поведении младшего. — День ног. Чонгук заставил меня приседать двести пятьдесят раз, — зачем-то уточняет Чимин, предварительно прочистив горло. Намджун чувствует, как Чимин пытается расслабить мышцы, чтобы они не дрожали, и решает сжалиться, убрав ладонь обратно ему на пояс. — Спой на пол-октавы выше. — Ладно, — Чимин кивает и трогательно упирается двумя ладошками в его колено. Подаётся вперёд, прижимаясь губами к поп-фильтру, и, перед тем как снова включиться в работу, ещё немного ёрзает своей задницей в опасной близости от паха. Задачу «забывать дышать» взваливает на джуновы плечи. Мстит. Чимин как будто специально играет на его нервах. И Намджун бы принял это за правду, если бы не один очевидный факт — Чимин всегда так себя ведёт. Ничего нового в его поведении не появилось, это просто Намджун стал смотреть на него по-другому. А всё из-за той фразы. Ах да, Юнги тоже виноват! Сегодняшнее утро навсегда изменило намджуново сознание. А ведь у него даже и мыслей не появлялось попробовать с парнем, хотя ничего плохого в этом не видел и чем-то вроде «фу» не считал. Просто не задумывался и всё. Но Мин такой: «Сплю с кем хочу», — и Намджун моментально почувствовал себя скучным, будто всю жизнь упускал что-то крайне интересное. Он тоже может спать с кем хочет. А почему нет?! Мин окончательно поселил в его голове эти дурацкие мысли, а то, что первым объектом мужского пола, на который у Намджуна встаёт, является Пак Чимин — вообще неудивительно. Красивый, обаятельный и всегда рядом. Ким прожжённым натуралом никогда не был, но даже если бы и был, то Чимин как раз тот, кто способен соблазнить и мёртвого. *** — Какого черта ты это читаешь? Злой бас Намджуна сильно пугает Чимина, заставив его подпрыгнуть на диване и обернуться. — Напугал! Зачем подкрадываться? — Пак прикладывает ладонь к груди и не успевает отреагировать на то, что лидер вырывает телефон из рук. — А зачем это читать? — закрыв страницу какого-то сайта, которая пестрила хейтерскими комментариями о Чимине, Ким возвращает телефон хозяину и упирается ладонями в спинку дивана за его плечами. Он правда не понимает, почему Пак до сих пор не научился не обращать на них внимания. Чимин воспринимал все замечания хейтеров близко к сердцу, терял уверенность и начинал жрать себя изнутри. Намджуна это сильно злило. Настолько, что хотелось отрезвить Чимина хлёсткими пощёчинами, встряхнуть за грудки и сказать, что он идиот, раз позволяет чужим словам провоцировать у себя очередной приступ самобичевания, голодовок и хрен знает чего ещё. Чимин долго не отвечает, вертит в руках телефон, а потом признаётся: — Думал, если пойму почему меня так ненавидят, смогу исправиться, — Чимин произносит это с чётким привкусом меланхолии, безразлично, но Намджун знает, что он просто не показывает, насколько сильно его ранят слова людей, которые забывают обо всём через секунды после нажатия на «отправить» и чужие чувства не берегут. Намджун не знает, что ответить. Ему просто жаль, что Чимин пытается угодить тем, кто этого никогда не оценит. — Я же ничего плохого не сделал… Я же милый, в конце концов! Пак возмущается и запрокидывает голову, чтобы увидеть лицо лидера. Он даже дует губы, пытаясь придать шуточный окрас своей обиде на озлобленных не пойми на что пользователей всемирной паутины. Намджун тихо смеётся и усаживается на спинку дивана в пол-оборота: — Да, ты определённо милый, — соглашается и запускает пятерню в пшеничные волосы, — тебе не нужно меняться. Ты замечательный. Ким замечает, как впалые от изнуряющих диет щеки младшего розовеют, и тот торопится спрятать взгляд: — Спасибо. Чимин сейчас такой домашний и уютный. Без макияжа, идеальной укладки и цветных линз. Слишком настоящий, чтобы Намджун отказывал себе в удовольствии рассмотреть каждый его миллиметр. Совсем скоро придут визажисты, сделают его взгляд роковым, а корди натянут на его задницу узкие штаны, обладающие особым магнетизмом для джунова взгляда. Как только подготовка к выступлению закончится, он всеми силами будет стараться на Чимина не смотреть, ибо тогда тот слишком притягательный, а Намджун ни разу не железный: у него самоконтроль на минимуме и больше не помогает ставшая постоянной фраза «я больше не вывожу эту хуйню», которую Намджун беззвучно шепчет себе под нос уже не первый месяц, если Чимин рядом творит что-то такое, от чего Ким напрочь выпадает из реальности. — Хочешь обняться? Обернувшись, Чимин поднимает на лидера удивлённый взгляд, и в этот момент Ким может поклясться, что уловил в нём капельку недоверия и надежды. — С чего это вдруг? Младший щурит глаза, укладывая подбородок на скрещенные на спинке дивана руки, и больше не позволяет настоящим эмоциям просочиться наружу. Намджуна это почему-то приводит в восторг, будто он только что сумел увидеть нечто эксклюзивное, что другим никогда доступно не будет. — Ты всегда говоришь нам, что объятия лечат, — Ким говорит серьёзно. Смешинки в глазах младшего загораются и тут же гаснут, как искорки от костра, стоит только показать, что ничего забавного Намджун в своих словах не находит: — Ты обнимаешь нас, когда нам тяжело, а тебя обнять никогда не просишь. — Разве есть разница? — Чимин клонит голову в бок, тихо озвучив свой немного наивный вопрос. — Есть. Чимин сам в объятия идёт, но не сразу. Сначала смотрит сквозь Намджуна, думает, а потом соскребает себя с дивана: — Обнимай, — Чимин улыбается, устраивается между его бёдер и быстро скользит ладонями по широким лидерским плечам, обвивая шею. Кажется, Чимину это было нужно. Притянув младшего вплотную к себе и заключив в кольцо рук его талию, Намджун чувствует прерывистое дыхание над горловиной своей кофты — Чимин беззвучно хихикает. Всё ещё не оставляет попыток найти, над чем здесь посмеяться. Ким решает, что это у него такой защитный механизм, Чимин смущается такого простого проявления заботы, потому что не привык, и это немного грустно. Пак даже хочет что-то сказать, но Намджун крепче жмёт его к себе, гладит по спине — и Чимин по волшебству затихает. Он расслабляется, перестав искать подвох, и позволяет лидеру излечить себя от переживаний, уткнувшись носом в крепкую шею. — Хён, не хочешь выпить сегодня у меня? *** Намджун уже давно не уверен, правда ли Пак является той карикатурной глупышкой, когда начинает милашничать, или это только игра. По правде, Ким неоднократно его на этом ловил, но всё же не исключал вероятность, что этот образ так глубоко въелся в выбеленную косметологами кожу, что отчасти стал правдой. Вдруг Чимин понимает, что делает? Вдруг он специально подолгу смотрит в глаза и трогательно поджимает плечи; вдруг делает свой мягкий голос совершенно чарующим, когда говорит что-то лично ему; вдруг Чимин специально поднимает бровки домиком, когда что-то просит? Намджун ведь никогда ему в такие моменты отказать не может. Такой Чимин делает его размазнёй и подкаблучником. Вдруг он знает, что Намджун уже давно на его задницу пялится? Когда Ким задаётся этими вопросами, к нему будто приходит озарение и вечер становится невыносимым. Более «выносимым» его даже не делают пиво и американский боевик с кучей спецэффектов, который Чимин выбрал для просмотра. Футболка на нем белая, лёгкая, воздушная, как и сам Чимин. Просвечивается. Джун впервые так сильно рад, что он не снял её. Чимин ведь любитель выкрутить кондиционер на максимум и ходить по дому в одних трусах. Тощему и мерзлявому Паку может и комфортно так — ничего не мешает — но благо сейчас он ещё не успел ничего с себя снять. Намджун за это благодарен. Очень сильно благодарен, потому что кроме футболки на нём ещё есть шорты, но и с ними не так всё просто. Намджун сидит по одну сторону широкого углового дивана, а Чимин — там, куда укатится в очередном приступе смеха. Всего за сорок пять минут, что идёт фильм, он многое успел: полежать звёздочкой, свесив на пол одну ногу; чуть не рухнуть со спинки дивана; сползти на пол и даже посидеть на подлокотнике. Намджун же едва ли пару раз приподнимался, чтобы дотянуться до пива. И вот на экране новый разрывной момент, а значит время сменить положение: гибкий Чимин, до этого сидевший в позе лотоса, смеётся, заваливается вперёд, весь изворачивается, а потом так и остаётся лежать на животе. Его задница на расстоянии вытянутой джуновой руки, под грудью подушка, и футболка слегка задралась на спине, открыв прекрасный вид на линию позвоночника, что изящно исчезает под поясом чёртовых шорт! Намджун слишком долго смотрит на то, как они обтягивают крепкие ягодицы. Шорты длиной чуть выше середины бёдра, а их тяжелая эластичная ткань облегает все изгибы настолько хорошо, что по идее Намджун должен видеть выделяющиеся швы боксеров, но их там нет. Он не слепой, их просто нет! Когда он это понимает, то еле сдерживается, чтобы не раздавить жестяную банку до фонтанирующих в разные стороны пивных брызг. Вправе ли Намджун считать это провокацией? Ему вдруг кажется, что он в каком-то лабораторном эксперименте, в котором Чимин проверяет качество стали, из которой отлито его терпение. Не знал бы он Чимина столько лет и не видел бы подобное сотни раз, то сравнил бы с течной кошкой, что прогибается в спинке, заискивающе мурлычет и повыше задирает хвост перед котом. Почему? Да потому что на экране какой-то долгий лирический момент, и заскучавший Чимин подкладывает подушку под голову, обнимая её, и устраивается более удобно. Более удобно для себя, но более губительно для джуновой психики. Он сгибает одну ногу в колене, другую вытягивает прямо. Задница слегка оттопырена, и лежит он так, как трахать его было бы удобнее всего. Намджун может сколько угодно таращиться в телек, но фантазия о том, как он стянет эти шорты, ярче той голливудской картинки, от которой Чимин не может оторвать взгляд. Он бы слегка оттянул ягодицы в сторону, чтобы посмотреть насколько там идеально всё выбрито. А там точно именно так, как Намджун представляет, — гладко, красиво и идеально для его члена. Недавно он заметил, что у Чимина волос на руках нет. Они все привыкли делать эпиляцию ног, чтобы их фотографии получались ещё лучше, но на той неделе в этом никакой надобности по работе не было, а его кожа была настолько гладкая, что Ким просто позволил себе потрогать её чуть дольше, когда отодвигал с прохода зависшего над своим телефоном Пака. Чимин хорошо за собой ухаживает. Намджун уверен, кожа на его заднице такая же шёлковая, но самое интересное: для того, чтобы убедиться в этом, ему хватит одного рывка — одного рывка блядских шорт вниз, до самых колен. Какова была бы реакция Чимина? Первой после шока была бы агрессия или страх? Намджуну нравится думать, что он заорёт. Тогда будет отличный повод вцепиться сзади в его длинную шею и вдавить её в диван, чтобы видеть, как рассыпятся пшеничные волосы по краснеющему личику. Так удержать Чимина будет проще простого. По сравнению с Намджуном он ничего не весит, отжаться от дивана и перевернуться не сможет, ударить тоже. Сможет только беспомощно барахтать руками и просить остановиться, что бы там Намджун не удумал. А Намджун бы удумал лизнуть подушечку большого пальца и без спешки надавить на тугое кольцо мышц. Слегка помассировать, не сразу проталкивать внутрь, травмируя нежные стеночки, а просто надавить, размазывая по ней слюну. Чимин бы хныкал, сжимался, попытался бы убрать его руку, раз за разом повторяя его имя, и вот тогда в идеале намджуновой фантазии самое время для волшебного появления смазки в кармане. Желательно с каким-нибудь ненавязчивым, но сладким запахом, и тогда он бы посмотрел, как вокруг его безымянного пальца сожмётся эта тугая… — Ты видел?! — заходясь в звонком смехе, Чимин садится, подбирает под себя ноги и тычет пальцем в экран. Он выжидающе поглядывает на лидера, явно ища поддержки в своём веселье, — это было так смешно! Ты вообще смотришь?! Чёрт, это уже переходит все границы. Намджун вовремя укладывает подушку себе на колени, чтобы скрыть свою «проблему», пытается отмотать в своей памяти хоть один отрывок из пропущенной сцены на экране, но решает, что Паку будет достаточно тихого смеха в ответ. Но ему недостаточно, потому что смех получается вымученным, будто из-под палки и вообще «дежурным». Таким, каким Намджун смеётся на камеру из вежливости. — Это не твой настоящий смех, — Чимин складывает руки на груди. Боже, он это серьёзно… — Мне нужно тебе угодить? — прозвучало довольно резко. Чимин как-то с сожалением приподнимает брови и чуть сникает, заметив тяжёлый взгляд лидера. — Ты не смотришь, да? — Да… Прости, — Намджун трёт ладонями лицо и чувствует себя виноватым. Он не должен был срываться и грубить. Чимин не обижается. Коротко улыбается и, подобрав упавший на пол пульт, делает звук тише. — О чем думаешь? «Если бы ты меня не отвлёк, сейчас твоя воображаемая версия заглатывала бы до основания мой член». — О всякой ерунде… Давай напьёмся. Одного пива тут мало. — Ни слова больше! — Чимин почти в припрыжку несётся на кухню и так же быстро возвращается с бутылкой вина и двумя бокалами. — Я сказал «напьёмся», а не «расслабимся». Пак замирает посреди гостиной, удивлённо смотря на хёна, а потом расплывается в коварной ухмылке. Возвращается теперь с двумя роксами и большой бутылкой рома. Мысль, что пить до беспамятства рядом с Чимином не очень хорошая идея, до Намджуна так и не доходит, зато продолжение вечера начинается с более позитивной ноты. Они много разговаривают обо всём на свете. О семьях, о страхах за карьеру, о любимых комиках и насколько острыми должны быть токпокки. В один из неловких моментов, когда один разговор закончен, а второй ещё не начат, Чимин осторожно смотрит на него, дёргается, будто собирается встать, но потом усаживается назад, припадая губами к кромке стакана. Думал, Намджун не заметит. — Почему передумал? Заметил. — Что? О чём ты? — делает вид, что не понимает, но Ким лишь усмехается. — Иди ко мне. Ты же хочешь. Чимин поднимает на лидера совершенно разбитый взгляд, будто его только что раздели догола перед толпой незнакомых людей. Он всё ещё сомневается, цепляется пальцами в обивку дивана, но когда Намджун, обложенный — на всякий (понятно какой) случай — подушками со всех сторон, убирает ту, что мешает Паку сесть вплотную, встаёт. — Класс, тогда покажу тебе фотки Джин-хёна. У меня на него новый компромат. Так Чимин оказывается слишком близко, а у Намджуна пропадает чувство меры. Он греет желудок алкоголем чаще, чем разговаривает, и жадно опрокидывает в себя стакан за стаканом. В какой-то момент Чимин закидывает его руку себе за плечи и жмётся под бок, аргументируя, что так будет лучше видно. — Блять, потом не жалуйся. Это вырывается само собой, очень тихо, но Чимин всё расслышал: — Боишься заобнимать меня до смерти? — так же тихо проговаривает он и растягивает губы в какой-то улыбке, характер которой окосевшему Киму не разобрать. Намджун думает: «Если бы…» — но в ответ мычит что-то положительное, а потом в процессе просмотра фотографий его вторая рука не нарочно оказывается в опасной близости от голых чиминовых ног. Ким, можно сказать, пользуется моментом: невесомо водит кончиками пальцев по внутренней стороне бедра. Вверх, слегка отодвигая кромку шорт, и вниз, не доходя до колена. Не слишком быстро, но и не слишком медленно, чтобы это стало выглядеть двусмысленно. Не будь Намджун таким пьяным, понял бы, что со стороны это только так и выглядит. Тут Чимин должен был соврать, что ему щекотно, и шлёпнуть Кима по руке, чтобы остановить дрожь, разбегающуюся по телу. Откуда Намджун о ней знает? Он даже через пьяную поволоку в глазах видит, как гладкая кожа покрывается мурашками. Он слегка краснеет, продолжает показывать что-то в своём телефоне и немного начинает запинаться в словах. Последнее, что отчётливо помнил Намджун, как на экране смартфона появилась его не самая удачная фотография, и он в отместку за то, что Чимин отказался её удалять, сжал внутреннюю сторону бёдра, вызывая у вырывающегося Пака громкий смех, смешанный с болезненным шипением. *** Намджун что-то помнил, но настолько смутно, что до конца не был уверен, продолжение ли это его пьяной фантазии, сон или же реальный Пак Чимин. Он проснулся дома в своей кровати с головной болью и ужасным сушняком, а подробные воспоминания о вчерашнем вечере ускользали, как только Ким пытался за них ухватиться, и показывали лишь свои обрывки. Он помнил, как еле стоял на ногах, упираясь ладонью в стену, и щурил один глаз, чтобы хоть как-то прицелиться к сенсорному замку на своей двери. До этого помнил странные обрывки фраз и диалогов. Как отвратительно пел, развлекая Чимина, как трогал его волосы и какова была его белая футболка наощупь. Помнил свою ладонь на фоне надписи «Nevermind», выбитой на ребрах угловатым шрифтом, и лицо Чимина в непозволительной близости от своего. Причиной могло быть что угодно. Дискуссия о «вечности» татуировок и соринка в глазу, например. Чем не варианты? Намджуна они устроили. Он свято верил, что если бы сделал что-то ужасное, то забыть бы не смог. Во всяком случае, сейчас не до этого. Нужно нормально выступить, получить энную награду, а потом долго сушить зубы, улыбаясь всем подряд на афтерпати. Чимин выглядит намного свежее его, и это заставляет завидовать. Не нужно было столько пить. А ведь младший просил его не налегать и пытался отбирать стакан, периодически удивляясь такому ярому стремлению лидера выпить весь алкоголь из его запасов. Подготовка, прогон выступления — всё впопыхах. Поговорить им особо не удалось. Ким успел спросить, как он себя чувствует, но после странного, слегка заторможенного взгляда Пак небрежно бросает «нормально» и даёт понять, что разговор окончен. Намджун не настаивает на его продолжении, но потом понимает, что зря. До и после выступления вокруг куча людей, Чимин ведёт себя как стерва, но это заметно только ему. Пак его игнорирует, кидает острые взгляды и не упускает возможности облить настолько качественным сарказмом, что бесхитростный по своей натуре Намджун не сразу понимает, что происходит. — Какого черта ты себя так ведёшь? Под шум долбящей музыки и крики отрывающихся на закрытой вечеринке айдолов лидер оттаскивает Чимина в сторону подальше от лишних ушей и своё раздражение не скрывает. По правде говоря, желания выяснять, что там у них произошло, особо не было, потому что какая-то часть Кима всё же хотела оставаться в неведении. Намджун всегда мог похвастаться особой ответственностью и способностью контролировать себя в любом состоянии, поэтому в то, что он потерял контроль под алкоголем, он не верил. Это было чем-то из разряда фантастики… Только вот главный герой в ней Пак Чимин, а значит есть нюансы. — О чем ты? — Чимин поднимает на него невинный взгляд, но вот дёргающееся колено и сложенные на груди руки, что бессовестно мнут идеально выглаженный пиджак, выдают нервозность. — Не включай дурачка, — шикает Нам, впиваясь пальцами в чиминов локоть. — Что ты, хён. Всё отлично! Правда. Неправда. Эта игра в гляделки, где Пак вздёргивает подбородок повыше для пущей уверенности рядом с высоким Намджуном, ни разу не убедительна. Не может быть такого, чтобы только Намджун замечал это напряжение между ними. До вчерашней попойки оно стало возникать всё чаще и буквально искрило, генерируя вокруг Чимина магнетизм и заставляя тянуть к нему руки. Вчера явно что-то случилось. Намджуну кажется, что как минимум руки-то он дотянул, и далеко не во сне. — Да что я такого сделал? — Ты это серьёзно…? — Чимин сначала давится воздухом от возмущения, но потом резко замолкает, увидев озадаченное выражение лица. — Что? — Ким разводит руками, но младший всё равно мерит его подозрительным взглядом, видимо пытаясь распознать, притворяется он или нет, и, кажется, начинает понимать. Он тут же снимает свою броню из заносчивости и осторожничает: — А что… что ты помнишь? «Блядские шорты на твоей шикарной заднице». — Я не уверен. Я слишком много выпил. То, что дальше Намджун видит на его лице, больше похоже на быструю перемотку. Чимин сначала удивлённо распахивает глаза, на секунду огорчается, но в конце давит виноватую улыбку: — Тогда и неважно… Знаешь, прости, что я так себя вёл, хён… Он торопится уйти, но хватка на локте крепчает и ставит на место: — Я что-то сделал с тобой? — Намджун приподнимает брови и делает акцент на последних словах. — Пф-ф, не-е-ет… Нет, хён, — Пак не очень убедительно отмахивается. Неведение, до этого так привлекающее Кима, вдруг начинает играть против него. Обрывки вчерашнего вечера понемногу начинают всплывать в памяти, но всё равно целостную картину составлять не хотят. Свет на то, что было между ними, способен пролить только Чимин, но его трусость только подстёгивает страх. Страх того, что Намджун мог выйти за рамки и, особенно, что может выйти за них прямо сейчас. — В гримёрку. Живо. — Мне туда не надо… — Не беси! Спорить Чимин больше не решается, только взволновано облизывает губы, съедая остатки помады с выступления, и идёт. Он ищет взглядом хоть какой-то помощи, пытается воспользоваться тем, что Хосок зовёт его выпить, но лидерская ладонь всё время толкает в поясницу и не даёт сойти с курса. В длинных коридорах телевизионной компании он нервно косится через плечо, надеясь, что следующий за ним мрачной тенью Ким вдруг исчезнет, но потом за его спиной хлопает дверь небольшой гримёрки, и надежды дать дёру рушатся. — Что я сделал? — вкрадчиво повторяет свой вопрос Намджун, упираясь кулаками в талию. — Да ничего. Я же сказал… — Пак цокает и отходит подальше к столику визажиста. — Чимин, не выводи меня, — Ким не скрывает раздражения и подходит ближе, вынуждая Пака чуть присесть на столик позади себя. К чему эти игры? Почему нельзя сразу рассказать? — Ты что, правда ничего не помнишь? — Говори уже! — Намджун чуть повышает голос и Чимин тут же вздрагивает. Он поджимает губы, проигрывая в битве взглядов, опускает голову, но вместо ответа цепляет пальцами пуговицы на своей рубашке и с недовольным видом принимается расстёгивать одну за другой. — Ты что делаешь? — Намджун заторможено отшатывается, глупо указывая на младшего. Тот ничего не отвечает, внимательно смотрит Киму в глаза, будто издевается, и пуговицу за пуговицей расстёгивает. Да так медленно, что у Намджуна скоро не хватит терпения и он буквально разорвёт эту рубашку так, чтобы эти пуговицы рассыпались в разные стороны и заскакали по полу. Чимин смотрит внимательно, за реакцией следит и, Киму кажется, жуть как забавляется с его выпадения в осадок. Под расстегнутой рубашкой виднеется узкая грудь, потом живот, некогда закованный в стальной пресс. Сейчас от него только намёк в виде скудного рельефа, едва натягивающего бледную кожу. Когда Пак отодвигает ткань в стороны, татуировка на ребрах первым делом бросается в глаза, и только потом Намджун, глубоко дыша через нос, цепляет взглядом синеватые отметины под ней и ещё парочку на другом боку. — Твою мать… Ким округляет глаза, еле борет в себе желание провести по небольшим кровоподтёкам пальцами, чтобы убедиться в их реальности, и двумя руками вцепляется в волосы. «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, пусть это будут синяки»… — Это…? — Это не синяки, хён, — Чимин упирает ладонями позади себя в стол и клонит голову набок. — Блять… Намджун со злости пинает ни в чём не повинный стул, трёт ладошками лицо и ерошит волосы. Его убеждение, что он способен удержать всё под контролем даже когда пьян, только что пошло прахом. Он ни хрена не помнит, он позволил себе лишнего и теперь непонятно, что с этим делать. Громкая тишина тянет секунды, растягивая их на вечности, и лишь потом резко отпускает, чтобы те отдачей как следует отхлестали Намджуна по щекам. Это ему бы очень пригодилось, ибо сам он не в состоянии прийти в себя. Чимин замер и не отсвечивает. То ли боится, то ли ждёт, когда успокоится Намджун, пытающийся набрать воду из кулера в пластиковый стакан и на нервах не вырвать несчастный кран, который наливает слишком медленно. Лидер ходит из стороны в сторону, жадно глотая воду, периодически посматривает на Чимина, но тот просто стоит с расстегнутой рубашкой и даже не двигается. Намджун не может понять, как Чимин к этому относится. Он просто смотрит, чего-то ждёт, а Намджун не знает, чего именно. Чимин ждёт, что он извинится? Намджун вполне мог сделать это насильно — он о своих склонностях себе не врёт, особенно о тех, которые лучше сдерживать и непроверенным людям никогда не показывать. Вдруг он Чимина обидел, был слишком груб. Намджун не знает, какие из его желаний могли выйти наружу. — Хули ты молчишь?! — от безысходности громко спрашивает Ким, разводя руками. — А что мне сказать?! — Да хоть что-нибудь! — Не ори на меня! — в тон ему отвечает младший, но тут же подбирается и тихо ойкает, когда Намджун, швырнув смятый стаканчик в урну, подлетает к нему. Он рычит что-то про себя, оттягивает узел галстука, который вдруг душить начинал, и, глубоко вздохнув, поднимает взгляд на Пака. Тот часто моргает и сглатывает. Увидеть взбешенного лидера — большая редкость, а быть запертым с ним в одной комнате в этот момент, наверное, для Чимина целый аттракцион. Хотя даже не смотря на это, сотрудничать и поведать всё сразу он не хочет. — Прости, я не хотел, — сквозь зубы выдавливает Намджун, пытаясь успокоить себя. Сквозь пар из ноздрей плохо видно его сожаление о повышенном голосе, но оно есть. Где-то глубоко, но есть. Намджун смягчается и опускает взгляд на голую грудь. — Чимин-и, пожалуйста, — даже немного ласково тянет Ким, касаясь двумя пальцами створки рубашки возле живота, — расскажи, что я ещё сделал? Чимин не такой уж и смелый наедине. К тому же его безумно кинкует строгий Намджун, а это невооружённым глазом видно. У старшего отличный вид на то, как он ёрзает и сдавлено дышит, с трудом сглатывая слюну. Это не страх, от страха так сладко не подрагивают, так губы не кусают и так не смотрят. — Не заставляй спрашивать по несколько раз. Хорошо? — Намджун говорит тише, склоняясь к его лицу. — Что. Ещё. Я. Сделал? Ещё немного и Чимин заскулит. Он ерзает задницей по столу и последние намджуновы силы отнимает своим затравленным взглядом из-под крашеных ресниц. — Не закончил начатое, хён. Чимин произносит совсем тихо и робко. Он даже не пытается скрывать то, как бархатно загустел его голос от очевидного возбуждения. И вообще это почти как вопрос прозвучало, будто он не уверен, стоило ли говорить это вслух. — Сука, — рычит себе под нос лидер и, шумно выдохнув, резко отталкивается от стола. Он идёт к двери и, спустя пару секунд чиминового замешательства, за своей спиной слышит злостное сопение, очень быстро перерастающее во вполне себе уверенную претензию: — О, ну и проваливай, мудак! — в голову лидера прилетает что-то мягкое, потом шмякается на пол. Это была пачка влажных салфеток, запущенных в порыве гнева. — Даже не сомневался, что ты струсишь, — Намджун оборачивается, поднимая её с пола. Чимин аж красный, со злости бросает в него всё, что лежит на столике визажистки, и всё, что долетит, но явного вреда не причинит. Так на лицо старшего берёт курс упаковка спонжей, а потом и рулон бумажных полотенец, который ударяется о широкую грудь даже не моргнувшего Намджуна и валится на пол со звуком глухого удара. Чимин кажется рад, что ему удалось завладеть вниманием. Вон он — капризный Пак Чимин во всей красе! Он набирает побольше воздуха и морщит нос, размахивая пальцем: — Как по пьяни так ты смелый, а … Ким не глядя поворачивает задвижку в дверном замке — и Пак затыкается на полуслове, хлопая глазами. Это незамысловатое движение его словно воздуха лишило, а Намджун не может сдержать самодовольную ухмылку. Он возвращается быстро, настолько, что Чимин отшатывается назад, но широкая ладонь хватает его за пряжку ремня в брюках. — Что заткнулся? Договаривай, — Намджун сильным рывком дёргает младшего на себя, тут же отталкивая к большому столу посреди комнаты. Дурацкая алкогольная амнезия дико выводит. Как можно было забыть их первый поцелуй, как можно было забыть Чимина, который сжирал его гетеросексуальность месяцами, заставляя думать о себе каждый божий день? Возможно этой ночью Чимин своим томным высоким голосочком упрашивал его трахнуть, а он не помнит. Несправедливо — как минимум. — Да пошёл ты, — рычит Пак. Посылает, но сам быстро из оцепенения выходит, притягивая Намджуна к себе. Лидер дёргает его рубашку, вытаскивая её из-под ремня, а ладони тут же принимаются исследовать тонкое тело. — На что ты злишься? — хмурится. Пак бросает на него мутный гневный взгляд и окончательно стаскивает галстук с мощной шеи. — О, вообще-то, у меня масса причин, — дрожащими от спешки пальцами расстёгивать пуговицы на груди Кима занятие раздражающее, но Чимин справляется, а потом второпях стаскивает свой пиджак. Рубашку Намджун снять не даёт, — ты оставил меня одного, а сам свалил. Зацеловал до смерти, возбудил и свалил! Джентльмен сраный! Юркие пальцы цепляют пряжку ремня на брюках, расстёгивают, но Намджун их перехватывает и разворачивает Пака к себе спиной. — О чём ты?! — Ты сказал, что не хочешь первый раз со мной по пьяни. — И слава богу, я бы ничего не вспомнил! — Да и черт с ним, не пришлось бы дрочить после твоего ухода, — Чимин рычит, вдавленный в стол, и закусывает губы, удерживая сладкий стон, когда Намджун его от штанов рывком избавляет. — Ты специально меня споил? — лидер наклоняется, чтобы высвободить хотя бы одну стройную ногу из штанины, и Чимин помогает, быстро скинув туфель. — Ты сам отлично справился. Подай мою сумку. Преодолев два шага вдоль стола и перегнувшись через него, Намджун дотягивается до сумки, лежащей на кресле. — Что я ещё сказал? — вернувшись, припадает губами к его шее, исцеловывая каждый её миллиметр, пока Чимин судорожно шарит по карманам, и с силой вжимается пахом в зад, сминая ладонями стройные бёдра. Отмечает гладкость каждого участка кожи. — Назвал мои шорты блядскими. Младший протягивает два фольгированных квадратика через своё плечо и упирается руками в стол, полностью отдав себя под чужую ответственность. — Они и правда блядские, Чимин, — хмыкает Ким, спустив брюки. — Я не специально. Он быстро расправляется с упаковкой презерватива, но вот раскатать скользкий латекс по члену отчего-то оказывается не так уж и просто. Руки дрожат от нетерпения, а перед глазами голая шикарная задница, которая это терпение убивает. — Сука! — Намджун шипит, а Чимин тут же недовольно цокает. — Ты презерватив надеть не можешь?! — Завали, — огрызается Ким, а Пак цокает снова, наверняка глаза закатывает, и после слышит раздраженный рык за спиной и влажный шлепок о пол. Психанул, выбросил. — Он мне маленький. Чимин что-то бормочет, одаривает немного тревожным взглядом, брошенным через плечо, но лидер толкает его, чтобы не отвлекал, и, разорвав упаковку смазки, выдавливает её на свой член. — Да, похуй, — Намджун охватывает под грудью, прижав к себе, и мажет скользкими пальцами между ягодицами по сжавшейся дырочке. Чимин шумно дышит и нетерпеливо подаётся навстречу чужим пальцам, думая, что они сейчас проникнут внутрь. Но Ким вдруг хмыкает, не слишком нежно толкая грудью обратно на стол. Отличный момент, чтобы воплотить в жизнь хотя бы часть своих фантазий. Закинув его ногу на стол, почти так, как Пак лежал вчера на диване и, оттянув в сторону упругую ягодицу, убеждается в своих догадках. Идеально, красиво, под стать Чимину. Под стать его члену. Он довольно мычит и бьёт головкой по розовой дырочке. Чиминова дрожь настолько приторная, манящая, что Намджун чувствует её, даже не успевая касаться, на расстоянии. Её много. И её так мало. Хочется больше. — Я сразу войду, — предупреждение озвучено чисто из вежливости, и Чимин тут же подрывается. — Чего?! Нет! Намджун, не смей… Пытается спустить ногу на пол, но Ким больно хватает за щиколотку, возвращая ту на место. — Рот закрой, это тебе за шорты. Крупная головка члена проскальзывает внутрь, Ким входит, чуть ли не завывая от того, как приятно тугие стенки обволакивают член, а Чимин болезненно хнычет и бьётся лбом о столешницу, пропуская воздух сквозь зубы: — Мудак. Может ему и правда больно, но вот внутри Чимина не так уж и узко. Намджуна это веселит, он толкается глубже и повыше задирает оставшуюся на острых плечах рубашку. — Тихо, расслабься. Даёт время привыкнуть, совершая неторопливые плавные толчки. Пак тихо постанывает, но постепенно расслабляет мышцы. Сквозь зубы воздух пропускает и ноготками столешницу царапает. Гладкая кожа покрывается испариной, и Намджун проводит ладонью по спине, с нажимом, медленно, восхищаясь красотой выпирающих позвонков: — Блять, какой же ты худой, — в голосе нет укора, Намджун шипит это через стон, и взяв за бёдра, плавно входит до упора, с силой натягивая на свой член. — Может уже начнёшь трахать? — Чимин рычит, но последнее слово едва успевает выплюнуть вместе с ядом. Ким выскальзывает почти полностью и толкается обратно так резко, что его просто выбивает из лёгких. — Если не заткнёшься… — То что? — младший явно прикладывает массу усилий, чтобы перебить его. Даже собственный всхлип не помог удержать слова внутри рта. — Пожалеешь. Он уже жалеет — тяжёлая лидерская ладонь со всей силы бьёт по ягодице, оставляя под собой красный отпечаток, и Чимин едва успевает подтащить к себе свой пиджак, чтобы хоть как-то заглушить вой. — Я понял. Понял, — он жалобно хнычет, двумя руками сминая дорогую ткань, а Намджун сразу задаёт быстрый темп своим толчкам, усилив хватку пальцев на дрожащих бёдрах. Времени у них мало, но растянуть удовольствие у него бы и не получилось: Чимин покорный и безоружный в его руках, пусть и пытается шипеть. Намджун сейчас совсем не терпелив, видя этот мутный взгляд из-под прикрытых век, его хочется драть как последнюю шлюху. До отключки и сорванного голоса. Теперь Ким видит очевидные плюсы спать с парнем. Каким бы джентльменом не был Намджун, в постели предпочитал грязь да и только. Он уже знает, что Чимин способен выдержать намного больше, чем любая женщина. Не такой он уж и хрупкий, несмотря на свою худобу и нежность, раз так течёт прямо сейчас. Ким отлично видит как трогательно поджимаются пальцы на ноге и его член, что сочится смазкой и под грубыми толчками размазывает вязкую прозрачную жидкость по черной столешнице. Чимин широко раскрывает рот, пытаясь хватать воздух, и выглядит бесстыдно даже несмотря на то, что жалобно изламывает брови и двумя ладошками вжимает пиджак себе в лицо, заглушая громкие стоны. На боках красные следы от слишком крепкой хватки, чуть ниже к ним добавляются новые отпечатки ладоней от хлестких шлепков, а член смотрится так правильно в розовой дырке, что Намджуну хочется взвыть на пару с Чимином. Ему правда интересно, провоцировал ли его Чимин всё это время или можно наивно поверить в случайность. Всё те фразы, касания. Вдруг Чимин и не рассчитывал на что-то? Сейчас не важно. Главное, что Пак сейчас просто умница — старается не издавать звуков, чтобы их не застукали. Это не всегда получается, но за то усердие, с которым он кусает лацкан пиджака, пачкая его слюной и периодически закатывая глаза, его можно простить. Намджун вообще любит стоны. Любит громких, любит крики, любит слушать мольбы. Но ещё больше ему нравится, когда вот так: когда непокорный сам покоряется. Рычит, шипит, ненавидит будто, но всё равно хочет. Намджун хватает за локти, сводит их за спиной, заставляя острые лопатки сомкнуться, и поднимает над столом. Чимин выпускает из зубов ткань, пропитанную слюной, и роняет громкий, сорвавшийся стон. — Будь тише. Трахает почти на весу, уткнувшись носом за ухо, а Чимин кусает губы, дрожит, хнычет, пытаясь вырвать руку. Его член требует внимания, Намджун его с полустона понимает, но так не хочет. Он перехватывает локти одной рукой, а второй давит на грудную клетку, мешая двинуться. — Кончишь без рук. — Тогда трахай лучше. Намджун звереет, ведётся, отдавая последние силы на то, чтобы выбить всю эту дурь грубыми, почти болезненными толчками. Чимин — сплошной подвох. Его слова — сплошная провокация. Зато тело не врёт — он на грани. Намджун чувствует, как он сжимает его внутри, как подрагивает, слышит, как рвётся дыхание, слышит, как стоны меняются, больше не в силах рождаться в глотке с привычной громкостью. С каждым толчком они всё беззвучнее, больше похожие на хрипы, а Чимин всё слабее. Лидерский шёпот прямо в ухо, кажется добивает. «Сука». Со вкусом так звучит, сквозь зубы. Чимин от рокота его голоса замирает, содрогаясь редкими импульсами. Забывает, как дышать, срываясь лишь на тихий хрип. Кончает без рук, как было обещано, пачкает спермой стол и сжимает крупный член внутри себя. Намджун не сдерживается, низко стонет в шею, прижав к себе за плечи. И тихо матерится. Последний толчок выходит смазанным, дерганным, но зато оргазм равен взрыву пары килотонн. — Ты кончил в меня. — А ты выглядишь, как шлюха. Чимин говорит с недовольством, а Намджун с восхищением и скрыть его не пытается. Одевается он спиной к младшему, застёгивает ремень, каждую мелкую пуговку на рубашке, так кропотливо расстёгнутую Чимином, и бросает короткие взгляды в зеркало. Пак только натянул брюки на себя, кажется, даже не застегнул, а теперь стоит опустив голову и уперевшись руками в стол. Рубашка, кое-как натянутая на плечи, мятая, пиджак тоже, да ещё и мокрый. — Возьми запасную рубашку Хосока, сам поправь макияж и выходи через десять минут после меня. Ты понял? Как только тело и разум оправляется от переизбытка удовольствия, Намджун резко вспоминает, что он грёбаный лидер и пора бы проявить ответственность. — Да, — Пак произносит почти шёпотом, разбито, а следом вздрагивает от тёплых рук, опустившихся на талию. — Эй, всё хорошо, — тембр теперь вовсе не строгий, а ласковый. Намджун разворачивает его к себе, видит блеск неуверенности в глазах и, накрыв ладонью тату под рёбрами, отогревает прекрасным видом ямочек на своих щеках, — поедешь ко мне после ужина? Чимин сначала кивает заторможено, а потом, кажется, уронив какой-то камень с души, кивает часто и быстро. Прикусывает губы, растянутые в улыбке. Паку надо бы признать, что его ноги опять начинают разъезжаться перед лидером, но он способен потерпеть и до вечера.