frozen cherry

      Глубокая и холодная ночь пробивала до дрожи. В Египте жаркие дни, но ледяные ночи из-за того, что песок не вбирает в себя достаточное количество воды, она не нагревается и не отдает ночью тепло, как бывает с обычной почвой. Он шел в отель, к родителям. Вышел на пару минут, прогуляться по пустующей улице перед сном и увидел нечто. Это остановило Нориаки. Он встал, как вкопанный. И таращился на вставшее перед ним существо. Нет, не человек. Это существо. Порождение тьмы. Оно таращилось на него своими желтыми глазами с кошачьими вертикальными зрачками. «Я не мог пошевелиться. Перестал ощущать свои ноги. Все тело оледенело, я словно примерз к земле. Каждый волосок на моем теле встал дыбом, словно от мороза. Я почувствовал рвотный рефлекс, у меня скрутило живот и я ничего не мог сделать с собою. Этот страх сковал меня. А затем, он подошел ко мне… И заговорил со мной так нежно, словно говорил с ребенком…» — Какеин-кун, — Обратился к нему Дио, перебравшись за спину юноши. Тот вздрогнул и не был в силах обернуться. Весь покрылся ледяным потом, часто задышал, как напуганная лань. Длинноногая, тощая, изящная лань. Его ноздри задергались, словно он собирался разрыдаться. Сильные, широкие ладони легли на стройную талию, выделяющуюся за счет широких плеч юноши. Нориаки вздрогнул вновь, когда ощутил на своей шее чужое горячее дыхание, — Тебе нечего бояться, — Вдруг Дио перешел на шепот, — Давай дружить.       Эта фраза вызвала такое странное облегчение внутри. Отступил рвотный рефлекс, юноша приподнял голову, глядя на ночное небо, полное звезд. Выдохнул с улыбкой облегчения, как камень с души упал. Он ощущал себя так, словно его приголубили, утешили, обняли… И правда. Обняли. Он обмяк в чужих объятиях, в исступлении и забвении почти повиснув на крепких руках Дио. Чужой нос уткнулся в нижнюю челюсть японца, втягивая ноздрями запах молочно-розовой кожи молодого парня. Дио улыбнулся, прижав Какеина к себе спиной, обхватил уверенно и мягко чужую талию руками. Невольно парень коснулся ягодицами паха Дио, от чего тот едва прерывисто вздохнул. И не переставал шептать прямо на ухо тому, почти касаясь губами, уже влажными от слюней, приятные и утешающие слова, нежные и обманчивые. — Ты невероятный юноша. Ты очень храбрый, Тенмей. Я не ждал, что ты сам найдешь меня, ну что за славное чадо, — Длинные пальцы с острыми ногтями оглаживает голову парня нежно, как гладит мать своего ребенка, лелея его. Нориаки недолго был в таком предобморочном состоянии. Он вскоре осознал где он и что происходит, но чувство эйфории застряло в грудной клетке и наполнило сердце разливающимся теплом. Оно побежало по предсердиям, по желудочкам, по аорте, по артериям и венам. Разлилось по всему телу, пробивая на дрожь от экстаза, — Ты умный и послушный, это невероятное сочетание. Ты особенный. Ты ведь всегда был особенным, а значит… — Дио шумно вздыхает, — Значит ты не потерял себя, — Чужой пах плотнее жмется к ягодицам Какеина и тот ощущает, что чужой орган твердеет. Вырваться для него не представляется возможным, ком в горле все еще застрял. Он непонимающе глядит на руку, что сначала гладила его по голове, а затем плавно по плечу перетекла нежными поглаживаниями к груди и прессу. А затем опустилась на бедро и чуть сжала. Дио сжал его в руках и не отпускал, крепко прижав к себе. И щекотливо ворошил чужие волосы носом, улыбаясь. Однако, Нориаки было вовсе не смешно. Он не понимал что происходит, не понимал, зачем его новый «друг» делает это. Зачем трогать его? Разве так можно? Он ведь не соглашался! Если уж говорить откровенно, он и отказаться не в силах — ком в горле не даст ему и звука издать, разве что сдавленный хрип. От прикосновений к паху. Захотелось спать в этих теплых объятиях. Но разум не позволял ему уснуть. Не позволял расслабиться, хотя так хотелось. Очень хотелось… Нориаки прикрыл медленно глаза, а затем резко раскрыл их, вытаращившись на руки, что обнимали его и поглаживали по всему телу. Он ощущал чужой твердеющий орган, трущийся о его собственные бедра и не понимал, что он чувствует. Ему было не то чтобы противно, но и не приятно. Он не понимал своих чувств. И вот, теплая рука прикрывает ему глаза, затем отодвигает челку чуть назад, чтобы открыть для паразита пространство куда воткнуться. А сам Дио все еще опаляет оседающим на коже дыханием чужую тонкую шею. Едва ощутимо касается губами уха. Нет, не касается самой кожи. Касается крошечных волосков на ухе губами, от чего тело снова пробивает дрожь экстаза и Нориаки сдавленно вздыхает, приоткрывая губы, обмякая на чужих руках. Резкий укол в лоб. Он вздрагивает и тут же теряет сознание, не успевая сообразить что произошло. Дио мягко кладет Нориаки у стены, заботливо положив его поудобнее. И звук удаляющихся шагов — единственное что успело последним зафиксировать замирающее сознание Какеина.       По пробуждение он помнил произошедшее в извращенном восприятии. Это вызывало у него чувства экстаза и наслаждения, из-за паразита его нервная система натянулась, как струны. Вот-вот еще подкрутишь и нейроны разорвутся. Возбужденная нервная система даже слишком сильно ощущалась в теле, он странно чувствовал себя. Было чувство, что мышцы постоянно напряжены, словно ему вот-вот надо куда-то побежать или ударить кого-нибудь со всей силы. Он не мог усидеть на одном месте, ходил туда-сюда вечно и помнил только о том, что ему нужно убить Джостара. И не одного.

***

      После извлечения паразита Нориаки очнулся таким, каким и был прежде. Его нервная система после такого была истощена, он слабо реагировал на происходящее и хотел лишь спать. Снов не было, наслаждения от солнечного света, вкусной еды или мягкой постели тоже не было. Ему было одиноко и тошно. Хочется как в детстве пробежаться босиком по утренней росе и врезаться в бедра матери, обнять ее, попроситься на ручки. Чтобы она взяла его к себе на руки, крепко-крепко обняла и зацеловала в щеки и лоб. Чтобы снова ощутить себя нужным и любимым. А что нужно сделать, чтобы получить не безусловную любовь? Сделать доброе дело. — Я пойду с вами, — Тихо говорит он, глядя на Джотаро и Джозефа. Абдул вопросительно поднимает глаза на Нориаки, осторожно укладывая Холли без сознания на пол. Нориаки не совсем понимал сам зачем он сделал это. Зачем подписался на такой риск. Но, возможно, в этом путешествии, он осознает и обдумает все то, что случилось с ним за последние несколько месяцев. Жаль, что он не может поделиться ни с кем произошедшим. Мысли о той встрече с Дио давят на голову, словно пресс, а рассказать некому. Пожалуй, он бы даже маме не рассказал об этом. И это гложило его все оставшееся время, что было отведено ему на песочных часах судьбы.