Ундовы ивы

— Ты перестал запирать дверь, — первым делом удивился Арно. — Я просто не успел, — Валентин опустил книгу на колени. — Признаться, это потеряло всякий смысл с тех пор, как ты завёл привычку вламываться ко мне по ночам. Ничего серьёзного не произошло, это было очевидно — по слишком расслабленному виду Савиньяка. Он, конечно, и в случае опасности мог прибежать в одной рубашке и чулках, но взгляд был бы другим — собранным и решительным. — Прости, — без всякого раскаяния сказал Арно и завалился на бок поперёк кровати, подпёр ладонью щёку. — Я не думал, что ты уже спишь… а ты и не спишь. Арно потянулся было к книге на его коленях, но передумал, уронил руку на покрывало, очертил пальцами завиток вышитого ириса. Убранстве Гирке сохраняло верность родовым цветам Приддов, но почему-то здесь, в отличие от Васспарда, растительные мотивы преобладали над морскими тварями, и это делало поместье гораздо более уютным. Лиловый спрут и лиловый цветок — цвет один и тот же, но сколь разное впечатление. И Арно, южный, солнечно-небрежный — в ярких красных чулках, ворот рубашки распахнут, волосы растрёпаны — такой Арно с цветами, кажется, сочетается удачнее, чем со скользкими гадами. Мысль была неожиданная и неприятная, и Валентин торопливо отмахнулся от неё. — Я собирался тушить свечи, — сообщил он. — Удивительно, что в такое время не спишь ты. Дай угадаю, мерещится всякая дрянь после наших разговоров о найери и ундовых ивах? — Я на самом деле пробовал заснуть со светом, — со вздохом признался Арно. — Сейчас тебе положено рассмеяться. — Это не смешно. У каждого из нас свои собственные страхи… И я при всём желании не смог бы счесть тебя трусом, ты же знаешь. Трусом Валентин сейчас мог считать только себя — встать перед выходцем или повести атаку на «гусей» было не так страшно, как решиться и протянуть руку к льняной макушке. Это ведь такой простой жест, вполне уместный между друзьями, и Арно расценит его вполне однозначно… но мышцы словно сковало параличом. — Это не страхи, это глупость. После всего, что мы видели уже и знаем, — Арно глянул на него искоса и снова принялся изучать узор на покрывале. Валентин закрыл книгу и отложил на прикроватный столик. Довольно откровенные «Комментарии» Клауса-Иоганна Придда, из которых Валентин рассчитывал почерпнуть некоторые детали семейной истории, не попавшие в официальные хроники Васспарда, подождут. Найери, если она вообще существовала, давным-давно покинула эти земли, а Арно здесь и нуждается если не в немедленной помощи, то в хорошей компании точно. Арно, который ради Валентина готов проводить ночи в гораздо более жутких местах, чем уютная спальня. — Именно после всего, что мы видели и знаем, — твёрдо сказал Валентин. — Страх предупреждает нас о возможной опасности, полностью его лишены только безумцы. А как ты справлялся раньше? В Лаик после ваших приключений в Старой галерее? — Ну, — Арно лёг щекой на кровать, уткнулся лбом в бедро Валентина. — Никак, если честно. Лежал и смотрел на свечу, пытался думать о чём-то хорошем. О доме о скачке по полям, о… отвлечься пытался в общем. Валентин не видел лица Арно, но по голосу можно было догадаться, что он сильно смущен. И кажется, не своими страхами, а тем способом, которым от них избавлялся. Что он мог делать в келье такого? Неужели… Валентин предпочёл бы не давать воли своему воображению. Только не сейчас, когда Арно рядом. — Это помогало? — Не очень-то, — Арно фыркнул — Страхи ведь не только в голове, они овладевают и телом. Лежишь, цепенеешь, и всё хорошее, стоящее кажется таким далёким и ненастоящим. Знаешь, я ведь никому об этом не рассказывал — не то, чтобы случая не было, просто не хотелось. Беспокойный Арно напоминал огонь — он был совершенно не в состоянии долго находиться в одном положении. Теперь он приподнялся на вытянутых руках и навис над Валентином. — Я весьма польщен твоим доверием, — церемонно сказал Валентин, чувствуя, как дрожат и приподнимаются уголки губ. — Польщён он, зар-раза, — отозвался Арно почему-то шёпотом. — Останови меня — я, кажется, опять собираюсь совершить глупость. И Валентину вдруг показалось, что он точно знает, какую именно — вот сейчас друг опустится ниже, ближе, так что невозможно станет смотреть в глаза, и… Сердце в груди сбилось с ритма, ладони вспотели. Действительно глупость. Глупость думать, что Арно может желать именно этого. — И почему это ты перекладываешь решение на меня? То удивительное, что росло между ними этот год, то, что Валентин не решался называть иначе, чем дружба — сияющее, нежное, тёплое доверие, уверенность в чужом плече рядом — всё вдруг превратилось в хрустальный бокал. Одно неверное движение — упадёт и разобьётся на мелкие осколки. — Потому что все говорят, что ты соображаешь лучше меня, — Арно отчаянно улыбнулся. — Или потому что ты мой бригадир. Или потому что ты — это ты. Я не могу это решать… один. Или не глупость? Валентин словно рухнул в пропасть — в эту еле заметную паузу между словами. Голова закружилась. Он рассыпался, растерялся, потому что был готов сражаться с собственными желаниями, но не с этой немного неуверенной улыбкой Арно. Со взглядом из-под полуопущенных век, устремленным на губы Валентина. С запахом шоколада в его горячем дыхании. Если и существовали какие-то разумные основания для того, чтобы немедленно остановить Арно — сейчас Валентин при всём желании не мог вспомнить ни одного довода. — Как твой бригадир я тоже не могу принять решение, — сказал он, опуская ладони на поясницу Арно. — Слишком мало информации для планирования кавалерийской операции на неизвестной местности. Ткань рубашки собиралась в складки под пальцами. Валентин осторожно прижал ладони плотнее — а Арно, вместо того, чтобы отстраниться и скинуть его руки, перекинул ногу через его бёдра и почти улёгся сверху. — Разрешите произвести разведку? — спросил он хрипло. Арно был тёплый и тяжёлый. — Обойдётесь без письменного приказа, капитан? — какая-то часть Валентина ещё была не только в состоянии говорить, но и удивляться этому факту. — Мне достаточно твоего слова, мой бригадир, — Арно наклонился ниже, и улыбка исчезла, а глаза стали ещё темнее. «Мой бригадир» кольнуло непривычной нежностью. Валентин облизнул пересохшие вдруг губы: — Оно у тебя есть. Первый поцелуй был как молния — сжигающий дотла и стремительный. Неловкое столкновение губ, потом короткий вздох, за которым последовал новый поцелуй, долгий, неудержимый и гораздо более откровенный. Целоваться с Арно было как пить можжевеловку с мороза — так же пьянило, так же растекался внутри огонь, так же заволакивало сознание мягкой туманной дымкой. — Кляча твоя… несусветная, — Арно отстранился и тряхнул головой. Вид у него был ошеломлённый, взгляд затуманенный, а губы припухли. Валентин жадно вдохнул воздуха и приготовился. Арно не умеет молчать, если что-то его взволновало, и если сейчас он понял, что ошибся, поторопился, если он… мысли понеслись вскачь, как испуганные взрывом лошади, и усилием воли остановить их не удавалось. Арно прижался лбом к его лбу, снова закрывая собой весь остальной мир. Закрывая Валентина от мира собой. Валентин опустил веки — теперь он слышал быстрое дыхание Арно, чувствовал это обжигающее дыхание на своих щеках — и щекотное прикосновение непослушных лёгких волос. Напряжённую ладную спину под ладонями — прогиб поясницы, цепочку позвонков, лопатки. Бёдра, прижавшиеся к его собственным, плотный бугор в паху. Такой же твёрдый, как его собственное естество. — И как… твоя разведка… капитан? — задыхаясь, спросил Валентин. — Успешно? — Ещё не понял, — признался Арно. — Нужен рейд подальше… подольше… тьфу, Валентин, я ведь не соображаю почти ничего теперь! Так хорошо, так славно, и почему мы раньше не… Валентин прихватил его за нижнюю губу, лизнул верхнюю и вовлёк в новый поцелуй, прерывая поток восторга. А потом приподнялся и перекатился, роняя Арно на спину и в свою очередь нависая сверху. В глазах Арно не было ни тени сомнения, только весёлое удивление, словно он нашёл что-то замечательное. И Валентин должен был этого испугаться — так шептала та часть его сознания, которая умудрялась отстранённо наблюдать за происходящим. Он так давно привык усмирять все свои порывы, что сдержанность стала его привычкой. И сейчас, впервые за долгое время, совершенно сознательно, как он делал всё и всегда, Валентин собирался этой привычке изменить. Он отмахнулся от тревожного шёпота в собственной голове и поцеловал родинку на щеке, и уголок губ, и твёрдый подбородок. Арно запустил пальцы в его волосы, обхватил затылок. Дышал рвано, хватая полуоткрытым ртом воздух, пока Валентин покрывал поцелуями его шею. Арно ёрзал под ним нетерпеливо, тянул вверх рубашку, лез под неё руками смело и отчаянно — и трогал всё, до чего дотягивался. Это было неловко, неуклюже — словно они оба были неопытными юнцами, словно они забыли, что делать с руками и ногами. Делать так, как привычно, как удобно с женщиной, не удавалось, они сталкивались коленями, мешали друг другу. Но останавливаться почему-то было страшно — вдруг наваждение схлынет, оставив у другого мучительное сожаление? Полусогнутое колено Арно неведомо как оказалось между ногами у Валентина, и он совершенно безотчётно, в попытке избавиться от напряжения, потерся о его ногу своим естеством. Это было невыносимо приятно и совершенно недостаточно — немедленно захотелось повторить. Но делать этого было нельзя — Валентин чувствовал, что ещё немного, и он самым недостойным образом испачкает штаны. Он заставил себя оторваться от ключиц Арно и приподнялся. Арно распахнул глаза и посмотрел на него. А потом, так и не отводя шального взгляда, положил ладонь на его плоть. — Если ты сейчас остановишься, — сказал он хрипло, — мне придётся с тобой драться, Валентин Придд. — Не придётся. И Валентину вдруг тоже стало легко и весело. В распахнутом вороте рубашки Арно он видел следы от своих поцелуев. Он хотел признаться, что понятия не имеет, что делать дальше, что его познания о премудростях гайифской любви скудны — но Арно сжал его естество через ткань, и всё стало неважно. Не было никаких премудростей — только пальцы, лихорадочно распутавшие завязки на штанах, извлекшие уже истекающую соком плоть, только горячая ладонь кольцом — вверх, вниз, с оттягом, пальцем по головке, по чувствительной щели… Член Арно ощущался в руке непривычно, но правильно. Валентин оттянул кожицу, потёр уздечку — и Арно задохнулся, простонал что-то невразумительное, потянул его на себя. Так оказалось неудобно, и они перекатились на бок, снова прижались друг к другу, ствол к стволу, головка к головке, соки смешались, и стало неважно, где чья рука, осталось только скольжение, трение, острое предвкушение близкого удовольствия. Арно уткнулся лбом в шею Валентина, в смятое кружево воротника, и каждый его тихий стон отдавался во всём теле. А потом вдруг он замер, напрягся, сильно, до боли укусил Валентина в плечо — и густое горячее семя плеснуло на их соединённые руки. Это было слишком. Валентина накрыло следом, словно рядом разорвалось пушечное ядро — комната погрузилась в оглушительную тишину, мир застыл на мгновение, а потом обрушилось волна наслаждения, сметая всё — и Валентина тоже. Он перестал быть собой, перестал вообще быть кем-то, пусть только на один крошечный миг, но это принесло невероятное облегчение. Через некоторое время Арно шевельнулся, сел, стянул с себя рубашку и вытер их обоих. Неодобрительный взгляд Валентина он парировал невинной ухмылкой. — Что? У тебя наверняка есть запасная, и ты мне её одолжишь, — сообщил он, снова вытягиваясь рядом и завязывая штаны. Арно весь светился довольством, и Валентин не мог решить, чего хочется больше — поддразнить его немедленно или обнять. Он привёл в порядок свою одежду, насколько это было возможно, надеясь, что вид у него достаточно невозмутимый. — Возможно, — согласился он. — После такого приёма с нашей стороны будет неблагодарностью смущать прислугу полуголыми капитанами. Арно с преувеличенным возмущением несильно ткнул его в бок, а потом не выдержал и расхохотался. Валентин помедлил, но затем всё-таки обхватил его взъерошенный затылок и притянул к себе. Арно покорно устроился у него на плече, обхватил рукой грудь, а колено закинул на бедро. И было так естественно и просто положить ладонь на это обтянутое красным чулком колено. — Вот так я, кажется, смогу уснуть, — Арно лениво выводил пальцами круги на его животе. — Спи, — мягко и насмешливо сказал Валентин. — Ты не против? Валентин покосился на отложенную им книгу — и не почувствовал ни малейшего сожаления. — Нисколько. А я ведь тоже почти решил, что найери всё ещё живёт здесь и явилась ко мне как к потомку Максимилиана. — Почти? — Арно приподнял голову и упёрся твёрдым подбородком в его грудь. — Было множество мелких деталей, указывающих на твою подлинность, — Валентин улыбнулся. — Это самонадеянно с моей стороны… но кажется, я узнаю тебя, где угодно. Как только ты откроешь рот. — Кляча несусветная? — Арно улыбнулся в ответ. — Но она же могла просто подслушать. — И не только. Арно насмешливо фыркнул, а потом вдруг стал серьёзным. — А если бы ты решил, что это найери… ты бы? — Нет. «Я не готов удовлетворяться подделками. Даже если буду знать, что оригинал мне никогда не получить», — Валентин не собирался говорить это вслух, но Арно и не требовал пояснений — подался вперёд, потёрся лбом о его лоб и снова пристроился на плече. Утром Гирке провожал гостей солнцем. Арно заспанно и довольно жмурился, и графиня Савиньяк не оставила это без внимания. — Ты выглядишь довольно бодро, дитя моё, — заметила она. — Я прекрасно выспался, мама, — сообщил Арно. — И даже без света, можешь мной гордиться. Графиня окинула его внимательным взглядом, потом такого же взгляда удостоился Валентин. Столь наблюдательная женщина не могла не заметить искусанные припухшие губы у обоих и одинаково, высоко и тщательно, завязанные шейные платки, но ни одного комментария от неё на этот счёт не последовало, только иронично изогнутая бровь. Валентин предпочёл ничего не заметить.