***
— Папа, а что это такое? — спросил маленький Дилюк, показывая отцу запястье. На нем красовалось написанное небрежным корявым почерком «кофе со сливками». Крепус аккуратно взял хрупкую руку сына в свои ладони, осматривая метку. Осторожно выглядывающий из-за угла книжного шкафа Кэйа в это время удивлённо почесывал собственную руку с выжжеными на ней аккуратным детским почерком «яичная крепость». Их как раз ожидал поздний ужин, но юный Альберих не был уверен, что ему можно будет поесть вместе с этими людьми, имена которых он ещё не успел запомнить. Кофе хотелось до одури, но он благоразумно, оторвав взгляд от отца и сына, разговаривающих о метках, о которых Кэйа уже и так был осведомлен, скользнул в комнату, в которой его оставили часом ранее, желая не светиться без спроса лишний раз. И меткой своей тоже не светить, желательно. Вдруг они разозлятся, что он был мальчиком и попытаются избавиться от него, пока их связь не окрепла? Главное — ни в коем случае ничем не выдавать собственные желания и предпочтения, чтобы тот красновласый пацан не смог его уличить.***
— Ну ещё бутылочку, Чарльз, для успокоения души капитана после тяжёлого трудового дня, — щебетал вокруг бармена Венти в один из очередных вечеров в Доле Ангелов, спустя пару секунд возвращаясь к Розарии и Альбериху за стол. Чарльз не видел никакого смысла отпираться от гостей в отсутствие Дилюка, но ради приличия всегда немного вредничал перед подачей любимого компанией вина. Сегодня Розария совершенно случайно затронула тему соулмейтов, совсем призрачно, одним словом выражая свою досаду тем, что ещё не встретила никого, кто бы мог заставить ее метку появиться. Венти, смазанным движением затронув покоящееся на плече угольно-черное слово «жить», неловко засмеялся, подливая себе в бокал лишку, а Кэйа, в лучших традициях любого своего настроения, отмахивался от беспокойства подруги с лёгкой тлеющей на губах улыбкой. Может быть, ей вообще повезло, что она пока не встретила соулмейта? А если это какой-нибудь зануда или извращенец? Или того хуже — трезвенник? А, может быть, она, наоборот, ещё не готова к настолько огромной крышесносности своего соулмейта, что сначала должна немного морально окрепнуть. Бард поддакивал под руку и накидывал сверху самые абсурдные и невероятные варианты того, почему их подруга ещё никого не встретила. Розария позволила себе кроткую тень улыбки на пару секунд. Ей было безумно комфортно с ними двумя, которые способны понять ее с полуслова безо всяких длительных откровений вслух и изливания душ, в звонкий щелчок пальцев поднимая ее настроение. Смакуя очередной кусочек куриного шашлычка, она совсем не заметила, как ее спутники добавили каждый по бутылке на рыло, ухрючиваясь за весёлыми рассуждениями до победного. Не мудрено. Кэйа был несчастен со своим соулмейтом несколько лет подряд, но без него было в десятки раз хуже. Соулмейт Венти был мертв, оставив о себе лишь блеклое угольное послание на плече, которое останется неизменным всегда.***
— Нормально? — Бросила она выходящему из душа Кэйе, которого, как истинная сопереживающая монахиня, в состоянии нестояния дотащила до своего дома, помогая сделать несколько стандартных процедур для освежения, уже после оставляя его одного, удостоверившись в том, что ее другу все же полегчало. Венти оказалось сломить не так просто, поэтому он остался на попечение Чарльза, мурлыкая себе под нос одному ему помнившееся мотивы, тоскливо глядя на чашку травяного чая вместо вина. — Да, — выдохнув, раздражённо прикрывая глаз, сообщил Альберих, в одних брюках и накинутой на плечи рубахе проходя обратно в комнату из душевой. Хоть его уже и немного отпустило, голова кружилась просто ужасно. Плюхнувшись на кровать рядом с монахиней, он крупно вздрогнул, когда она перехватила его запястье, на котором тлела надпись размашистым почерком «Инаги». — Кто твой соулмейт? — нечитаемым тоном спросила она, внутренне ожидая того, что Кэйа удивится наличию метки на своей руке. Иначе почему она о ней не в курсе? Но Кэйа не удивлялся, лишь окидывая девушку задумчивым взглядом в то время, пока в душе монахини селилась колкая обида. — Тот, с кем быть я не смогу, — в конце концов проговорил он, прекрасно понимая, какие сейчас эмоции переживает подруга, но не в силах в этот момент решиться на признание. Он искренне старался обходить больную для себя тему стороной и уводить разговор в другое русло как можно скорее, но сегодня, видимо, этот маневр удавался у него из рук вон плохо. — Почему? — Все же, немного помолчав, поинтересовалась Розария, до этого мечась между «если для Кэйи это слишком личное, и он не хочет говорить об этом — заставлять не буду» и «какого хрена он все ещё не рассказал мне об этом все?!», но все же выбирая последнее. — Потому что это Дилюк, — решился все же Альберих, считая, что монахиня и так ему припоминать молчание до конца жизни будет, а если он продолжит косить под дурачка дальше — и вовсе ему нос откусит. — Почему он не хочет быть с тобой? — Даже несколько удивлённо приоткрывая глаза шире, более ничем не выказывая своей эмоции, продолжала настаивать на данной теме, уже не совсем осознанно, Розария, искренне не считая, что Рагнвиндр мог бы отказаться от своего соулмейта. Конечно, он выглядел строгим человеком, а особой любви по отношению к сводному братцу не питал совершенно последние несколько лет. Но чтобы чуть ли не до греха довести?.. Нет, определенно, Дилюк был слишком сознателен для таких радикальных мер. — Потому что он не знает, что его соулмейт — человек, которого он ненавидит, — пожал плечами Альберих, осторожно выпутывая запястье из цепкого захвата изящных женских пальцев и укладываясь на спину, совершенно ничем не выдавая свое волнение. Ему было неприятно обсуждать это. Признавать вслух такие вещи было мучительно больно. Уличение в сокрытии подобной тайны заставляло смущаться и робеть, а также переживать за дальнейшее отношение монахини к нему. Еле покрывшаяся гнилым жидким струпом глубокая рана вновь начала кровоточить, несмотря на долгие годы, данные на ее заживление. Но внешне Альберих оставался абсолютно спокоен и непроницаем. — Кэйа… Иногда ты бываешь таким придурком, — осуждающе фыркнула монахиня, пережив за несколько мгновений ворох нехарактерных для нее эмоций. Удивление, злость, надежду и растерянность, — подумай о том, какого Дилюку. Его наверняка волнует то, что он не знает, кто его соулмейт, и возможности узнать у него тоже нет. Ты ведь ее не оставил? Несмотря на все слова девушки, Кэйа был непреклонен, апеллируя жгущим запястье «Инаги». Он знал, что брат был натуралом, а в добавок дичайшим Альберихофобом. Розарии пришлось отступить, несмотря на все свое возмущение происходящим.***
— Нет, совершенно никак нет, ты не можешь пропустить вечернюю службу! — прекрасный девичий голос, полный непонимания, орошал мягким дождем стены монастыря изнутри. Барбара постоянно пыталась склонить девушку к ее церковным обязанностям, но, увы, Розария была подобна недоступному туману — никогда не обозначала свое присутствие в открытую, а также крайне умело и незаметно ретировалась, предчувствуя близящиеся для себя проблемы в лице блондинки. И вот, стоило ей только уговорить ее дать обещание присутствовать на вечерней воскресной молитве, как у монахини появляются неотложные дела! Кошмар, никакого понятия чести и дисциплинированности! — Прости. Я составлю тебе компанию позже, — постукивая тонкими каблуками, легонько покачивая бедрами, Розария двинулась в сторону выхода из собора. Не сказать, что ей очень хотелось давать это обещание, но нарушать его, а после наблюдать огромные слезящиеся печальные глаза, ей хотелось ещё меньше. Сестра не знала, почему она согласилась. Селестия и архонты ее не привлекали вовсе, не вселяя в сквозь ледяную душу ни капли благоговения. Признаваться самой себе в умилении яркой звёздочкой Мондштадта не хотелось, чего Розария делать и не стала. Ее ждал долг беспристрастного палача, не прощая посторонних эмоций и мыслей. — Сестра Розария! — Чуть ли не всхлипнула от обиды и возмущения каталистка вслед высокой девушке, которая уже умудрилась прикурить тонкую крепкую сигарету. С тихим вздохом монахиня остановилась, отчего-то решаясь отвлечь от главной темы расстройства Барбару. — Взамен я расскажу тебе одну очень важную тайну. Мы договорились? Тонкие светлые брови взметнулись вверх. Она не понимает, что внезапно нашло на Розарию, но зачем отказываться от предложения, от которого она ничего не теряет? Правда ведь?***
— Как прошла вечерняя служба? — Разливая по аккуратным чашкам ароматный чай с золотистым отблеском поинтересовалась недавно освободившаяся Джинн, уже успевшая переодеться в мягкую шёлковую пижаму. — Все отлично, как и всегда. Спасибо, что поинтересовалась, — с мягкой улыбкой ответила ей юная каталистка, накладывая в две тарелки по кусочку морковного торта, — ты знаешь, что у мистера Дилюка, оказывается, есть прекрасный соулмейт? — Мечтательно прикрыв глаза, выдохнула она, мысленно воплощая картину счастливых мирных братьев, которые наконец отпустили всю свою боль, обиды и горечь. — Что? Кто? Дилюк мне не рассказывал, — заинтересованно уперев любопытный взгляд в витающую в облаках сестру, переспросила магистр, отламывая вилочкой аппетитный маленький кусочек сладости, предвкушая узнать имя счастливицы и порадоваться за близкого сердцу винного магната. Было бы скорее удивительно, если бы он ей рассказал, если честно.***
— Может тебе стоит взять выходной? Раздался взволнованный мягкий голос в кабинете магистра на следующий день. Кэйа в задумчивости пожевал губу, в следующую секунду беря себя в руки и с непосредственной, свойственной ему улыбкой отмахиваясь, прихватывая со стола Джинн пачку документов, после удаляясь в свой кабинет. Он подумает о причинах подобного предложения со стороны женщины уже после того, как узнает, что все окончилось без значительных потерь. На винокурню был совершен набег жаждущих погребной прохлады крио слаймов. Он бы мало чем смог помочь там, а Дилюк далеко не слабак. Наверняка подобного уровня угроза не смогла бы причинить ему вред, разве что несчастным винным бочкам. Он справится без него. Он сильный. — Думаешь, капитан побежал бы спасать драгоценное вино? — С лёгким завораживающим смехом предположила Лиза, облокачиваясь пышными бедрами на край рабочего стола подруги. — Капитан побежал бы спасать драгоценного Дилюка, Лиза. Ответом ей был лишь долгий заинтересованный взгляд.***
— Рэйзор знает лупикала. Зачем Лиза рассказывает про соулмейтов? — Непонимающе склонил голову вбок мальчик-волк, поморщив нос. Он совсем недавно сдал экзамен по устному счету и планировал некоторое время провести со стаей. Совсем скоро начнут щениться первые волчицы, им нужно было обеспечивать должное питание и безопасность. Волки и сами справлялись неплохо, но лишним кусочек сочного мясца никогда не был. — Чтобы у тебя не возникало в будущем проблем, как, например, у господина Дилюка и капитана Кэйи сейчас. Они соулмейты, но, как ты и сам мог заметить, общий язык найти не могут, — за пояснением и ходить далеко не нужно было. Убедившись на живом примере, практически ежедневно попадающемся на глаза, Рэйзор сам убедился в необходимости лекции мягко улыбающейся женщины и приготовился внимательно слушать. — И так, метки на теле человека отражают непосредственное желание его соулмейта чего-либо в данный момент…***
— Господин Коннор? Мы принесли туманные цветки! — Приветливо известил споткнувшийся метром ранее о ступеньку близ винокурни Беннет, подходя к высокому занятому мужчине. Рэйзор тенью следовал за юным искателем приключений, вовремя подставляя ему свое крепкое плечо. Пока Беннет сдавал поручение и договаривался о награде, чуткий волчий нос уловил знакомый запах прохладной росы и душистых виноградных цветов. — Господин Дилюк. Почему Вы не любите своего лупикала? — С искренним любопытством и невинностью поймал своим вопросом в тиски смятения и шока владельца Рассвета Рэйзор, заставляя застыть как были и своего спутника вместе с подавшим поручение Коннором. — Добрый день, Рэйзор. Почему ты считаешь, что я его не люблю? — Решил зайти издалека и выяснить, действительно ли он понял волчонка правильно, Рагнвиндр, перехватывая поудобнее чуть было не выскользнувшую из рук новую ограду для поломанных вчера виноградников. Беннет в спешке подлетел к Дилюку и перебил начавшего было говорить парня, в панике хватаясь за его предплечье. — Если ты о соулмейте — ни в коем случае не рассказывай господину Дилюку о нем! Ты же не хочешь, чтобы он был несчастен? — Быстренько протараторил искатель приключений, в чьих глазах на смену удивлению и суматохе сверкнула искра интереса. — Несчастен? Нет, Рэйзор не хочет! — Моментально поняв собственную ошибку, а точнее совершенно ее не поняв, но послушавшись Беннета, замотал головой волчонок, надувая щеки и показательно замолкая, чтобы ненароком не сделать ничего неправильного ещё раз. Спустя долгие две секунды, он все же с полным непонимания видом уткнулся взглядом в юношу и мужчину, явно ожидая пояснений. Искатель приключений в свою очередь глянул на Рагнвиндра, безмолвно спрашивая, стоит ли рассказывать другу подробности при нем или нет. Осознав, что лишним сообщить Рэйзору о некоторых нюансах людского мира самому не будет, Дилюк с тихим вздохом заговорил. — В Мондштадте существует поверие о том, что соулмейты должны найти друг друга сами. Если вмешается кто-либо со стороны и расскажет о половинке одному из пары или обоим сразу, то эти двое будут обречены на несчастье и крах любых теплых отношений друг с другом, — вкрадчиво звучал постепенно стихающий к концу рассказа глубокий голос с каждым словом мрачнеющего мужчины. Пожалуй, это действительно хорошо, что Беннет успел прервать волчонка. Если для себя Рагнвиндр уже несколько лет как в будущем не видел абсолютно никакого счастья, то своему соулмейту губить жизнь он не хотел. Проверять на практике какую-то глупую примету отчего-то не хотелось, особенно такой ценой.***
— Я дома! — Устало крикнул в глубину квартиры промокший до нитки, немедленно поскользнувшийся на натекшей с себя же лужи Беннет, только перешагнувший порог. — С возвращением, ужин как раз готов, — ответом был ему ласковый низкий голос и тихий звон посуды, доносящиеся с кухни. — Пап, пап, вы в жизни не поверите, что я сегодня узнал! — На ходу снимая с себя сырую жилетку, паренёк побежал навстречу родителям с лучащейся горячей радостью улыбкой. Его обожаемый капитан Альберих скоро будет счастлив с надёжным и прекрасным человеком — господином Дилюком! Надо обязательно попросить пап прикупить лунный пирог в Хорошем Охотнике!***
На следующий день пикантная новость облетела всю гильдию искателей приключений, а к вечеру о новоиспечённых, как всем казалось, соулмейтах в Мондштадте не галдел только немой. Кэйа допивал штрафную бутылку изысканного в своих традициях вина из одуванчиков, списанную с Розарии за дырявый рот. Рагнвиндр же не находил себе места, следя за резкими скачками своей метки в трёх диапазонах: напиться, сгореть со стыда, Дилюк. К слову, чарующие мадам в честь всех последних сплетен теперь на его ненавязчивый флирт отвечали исключительно отказами. Да здравствует сексуальная голодовка.***
— Я уже целый месяц слушаю со всех сторон болтовню обо мне и моем соулмейте, но не продвинулся в своих поисках ни на йоту, — жаловался своему бармену, Чарльзу, заметно уставший Рагнвиндр. Внешне его потрепанность была заметна разве что по чуть побледневшему тону кожи, да по лёгким синякам под глазами и лопнувшим капиллярам на белках глаз. Навязчивые мысли о соулмейте преследовали его. Знает ли он, что его пара — Дилюк? Если нет, то делает ли он что-либо, чтобы узнать? А если знает уже, то почему не выходит на контакт? Чарльз не знал, на какую стену ему лезть. На одной чаше весов стояло благополучие мистера Дилюка в будущем и его счастье рядом с одним из самых близких ему людей, который был на протяжении фактически всей жизни рядом, несмотря на попортившиеся отношения сейчас. А с другой — невыносимо было наблюдать бесконечное волнение, сомнения и растерянность ставшего не последним человеком в своей жизни работодателя. Несмотря на строгий нрав, господин Рагнвиндр всегда был честен в бизнесе, честен с людьми, был понимающим и сопереживающим. Какие бы тяготы и невзгоды, не важно, серьезные и масштабные или вполне себе рядовые и скорые на разрешение, не взваливались на плечи его приближенных, он всегда проявлял высокую эмпатию и по-своему поддерживал. Кого скупым теплым словом, кого неожиданным оплачиваемым выходным, третьего безымянным гостинцем, а для другого в особо тяжёлых случаях не гнушался задействовать и свои обширные связи, опять же, предпочитая оставаться инкогнито и преподносить все как случайное стечение обстоятельств. Как бы их господин не скрывался, все было очевидно с самого начала, но среди их кругов было принято из уважения сохранять в тайне свою осведомленность. Их могли выдать только ответные посильные им услуги, уступки и ненавязчивые приглашения на вечерние чаепития с лучшими угощениями, привезенные то из командировок, то заказанные из Хорошего Охотника, а иной раз и состряпанные их любимой Аделиндой. — Господин Дилюк? — Позвал мужчина чуть прикорнувшего за своим рабочим столом на винокурне Рагнвиндра он, спустя секунду отсутствия реакции невесомо касаясь его плеча. Встретив мутный алый взгляд, полный рассеянности, он с улыбкой подмигнул ему, — не могли бы Вы заменить меня завтра вечером в Доле Ангелов? Мы с Коннором очень хотели бы пересечься на общем выходном и сходить на рыбалку, с Вашего позволения, — он подмигнул ещё раз, для пущего эффекта. Нужно будет не забыть предупредить самого Коннора о том, что они оба, между прочим, собирались рыбачить. Удочку прикупить тоже бы не помешало. Приметив задумчивое выражение на заспанном лице, Чарльз абсолютно непозволительно внутренне умилился отпечатавшейся на щеке господина чернильной страничке, подмигивая ещё раз. И ещё. Уперевшись руками о стол, про себя извинившись перед Рагнвиндром за нарушение его личного пространства, мужчина принялся посылать агрессивные множественные подмигивания только-только приходящему в себя от крайне непродолжительного сна Дилюку, который опомнился только спустя пару секунд, слегка суетливо закивав и прочистив горло. — Что ж… Как я могу препятствовать хорошему времяпровождению внутри нашего коллектива. Послезавтра у нас на ужин рыбный шашлычок от вас с Коннором, верно?***
— Они абсолютно гармонично дополняют друг друга. — Вот бы попросить Мела запечатлеть их вместе на холсте… — Даже не знаю, кому из них я завидую больше. Рагнвиндр постепенно закипал. Все эти шепотки в его спину, нескончаемым потоком лились в его уставшие от всего происходящего уши, абсолютно не внося никакой ясности. Он разливал уже третью по счету бочку вина за весь день, вечер и половину ночи, а почему Чарльз так настойчиво посылал его в Долю Ангелов сегодня — понять так и не смог. — Полуденную смерть, господин Дилюк. И с любовью, пожалуйста, — но вот кто действительно мастерски выводил его из равновесия, так это нахальный капитан кавалерии, застрявший на его рабочем месте со своей неизменной алкогольной компанией. По его извечной наглой усмешке было ясно, что он уже четвертый час к ряду искренне наслаждается потерянным и уставшим состоянием Дилюка, смакуя каждую фразу, брошенную в его адрес, но не в его лицо. — Может быть, ты тоже хочешь что-нибудь сказать мне про моего соулмейта, Кэйа? — Решил напроситься на насмешку в лоб гневно грохотнувший отставленным стаканом, в котором чуть было не протер дыру, бармен по заместительству, с вызовом глядя в исказившееся странным выражением правильное смуглое лицо. Альберих молниеносно взял себя в руки. Послышался бархатистый тихий смех, а вкрадчивое мурлыканье на грани издёвки и нежности стало ему ответом. — Что ты, господин Дилюк. Как бы сильно я бы не хотел этого — я не могу. Нам ведь не нужно твое разрушенное будущее и несчастье, следующее за тобой до конца жизни? — И Дилюк видел, по бесстыжему ледяному взгляду видел, что Альберих не врал. В его глубоком чарующем голосе не было и намека на неуверенность в собственных словах. Однако стойкое ощущение подвоха, призрачного обмана не покидало горячее, по сей день разбитое сердце. Возможно, будь Рагнвиндр совсем на долю бдительней и объективней, он бы не стал списывать это ощущение на «вечно витающую вокруг этого засранца атмосферу нахлебалова», а также смог бы заметить отсутствие обобщения в его словах Дилюка со своим соулмейтом. Кэйа говорил лишь за него, не уделив ни капли внимания тому, что сам при любом раскладе был бы счастлив, просто будучи рядом с желанным сердцу и душе мужчиной. — За счёт заведения. Пей и проваливай, — скрипнул зубами ещё раз грохотнувший уже полным стаканом по стойке бармен.***
На следующий день жителей Мондштадта потрясла стремительная молва о том, что соулмейт Дилюка не хочет быть с ним, хоть и прекрасно осведомлен о своей второй половинке. Трагичная судьба крышесносной и волшебной пары стала самой горячей новостью следующей недели, опережая по своей громкости и вездесущести даже предыдущую. Кэйа на смену в Орден не вышел, и одна лишь Бездна знала, где его носило. Розария не смогла отыскать его, а Венти на все вопросы лишь с грустной улыбкой качал головой и отмалчивался. Дилюк помогал жарить рыбные шашлычки одним лишь полным ярости взглядом, внутренне желая юной девицей ткнуться лицом в подушку и прорыдать от безысходности до следующего утра. Огорченные Чарльз и Коннор, подхватившие насморк и кашель на сегодняшней рыбалке, вымочившись по неумению по уши, лишь поддакивали и неуверенно смеялись неловким шуткам горничных, искренне пытающихся разрядить атмосферу. Где-то в лесах Вольфендома Рэйзор успокаивал распереживавшегося Беннета, печальному на слишком продолжительный далее срок.***
— Г-господин Дилюк! — Послышался несмелый, полный отчаяния оклик в Мондштадтском шелесте листвы и ласковом шепоте ветров. Породнившийся заново за последние несколько недель с собственным виноградником мужчина непонятливо оглянулся. Кажется, он не ожидал сегодня никаких встреч? — Беннет? Добрый день. Что-то случилось? — Не сказать, что Дилюк не был рад видеть этого солнечного паренька, особенно в добром здравии, но, хоть у них и были достаточно теплые взаимоотношения, поддерживали они их намеренно, отвлечённо от заданий и работы, слишком редко. — Здравствуйте! Нет, все, на удивление, хорошо, — с небольшой заминкой кивнул не совсем комфортно себя ощущающий искатель приключений, — я просто хотел сообщить, что Вас ожидает у себя Джинн, — залившись краской до ушей, дрогнувшим, повысившимся на несколько октав голосом, отчитался Беннет, вытянувшись в струнку. Наблюдавший все это крайне неправдоподобное действо Дилюк лукаво беззлобно хмыкнул, оглядывая парня. С абсолютно кривым выражением лица и плескавшимся стыдом, отчаянием и страхом в глазах, он покорно ждал его ответа. Беннет совершенно не умел врать. Об этом было известно даже больше, чем всем и каждому — парень и сам знал о своей особенности. Ему практически никогда не сопутствовала удача, под руку крепко держало родное, сердечно льнущее невезение. Он боялся быть с кем-то рядом, прекрасно зная, что его скрупулезный бесплотный друг не потерпит никого между ними, метко одаривая своим покровительством всех близких юного искателя приключений. Рагнвиндр понимал, что Беннет не полез бы к нему специально с целью навлечь беду и на него, как бы скептично к характеристике «неудачник по жизни» он бы не относился. Если парень здесь и решил взять что-то, пока непонятное Дилюку, в свои руки, значит у него были на это причины. А исходя из его полнейшего отсутствия таланта врать и манипулировать, причины были довольно веские. И, вероятнее всего, правду Беннет ему сказать просто не мог, как бы не хотел. Что-то ему это напоминает… Снова пляски с соулмейтом? Дилюк долго думал о нем за последние несколько недель. И о себе, и о них вместе. О метке. И все никак не мог состыковать внутри себя новость о том, что его пара не хочет быть вместе с ним и жгущую кожу надпись на запястье аккуратным витым почерком, отражающую собственное имя большую часть его жизни. Он злился, не понимал, отчаивался, боялся, горевал, ещё раз злился. Что же это за соулмейт такой у него? Не соулмейт, а трус, который на протяжении долгих лет жизни не мог прийти и просто рассказать ему о том, что они связаны судьбой. Прятался за колкими слухами, а сам желал совершенно другого. Эгоист, лицемер и обманщик. Дилюк не был уверен, кого больше обманывал его соулмейт — Дилюка или себя самого. — Спасибо за известие, Беннет. Отправлюсь к магистру как только закончу с… — не успел мужчина договорить фразу, как подошедший садовник ловко перехватил из длинных узловатых пальцев секатор. — Что Вы, господин Дилюк. Я позабочусь о винограднике. Негоже Вам, молодой человек, у старика работу отбирать, — ещё более лукаво пристыдил хозяина винокурни он, понимающе кивая с облегчением расслабившемуся Бенни.***
— Добрый день, — раздалось в секунду после стука в светлом уютном кабинете, прерывая лёгкую беседу двух женщин. Из-за двери сначала показалась красновласая макушка, а дальше — и весь обладатель спокойного голоса целиком. — Дилюк? Здравствуй. Не часто тебя увидишь в Ордене, — тепло поприветствовала его Джинн, отвлекаясь от очаровательной библиотекаря и чашечки кофе, — чаю? Совсем капля удивления в ее голосе и сами фразы магистра наталкивали на мысль о том, что ни черта она его не приглашала к себе «по очень важному делу», по которым она и могла его в принципе тревожить. — Беннет сказал, что ты просила меня подойти. Я слушаю, — шагнув дальше в кабинет, дабы не оставаться в дверях, проговорил Рагнвиндр, желая понять побуждения искателя приключений ко лжи. Лиза тихо хихикнула в свою чашку, словно невзначай обращая свой взор в книгу и делая вид, что ее внимание полностью поглощено магическими теориями. Магистр в свою очередь пару раз похлопала длинными ресницами. Глянула на каталистку в поисках помощи. И молниеносно схватилась за кипу, кажется, уже разобранных документов, обмакивая перо в чернильницу с самым что ни на есть деловым видом. — Я сейчас очень сильно занята, Дилюк. Все требования тебе огласит капитан Кэйа, у него сейчас как раз немного меньше нагрузки, чем у меня. Дело не требует отлагательств, это очень важно. Мондштадт рассчитывает на твое содействие, — командирским голосом отрапортовала она, бесстыдно пряча взгляд в бумажках и игнорируя покрасневшие собственные кончики ушей. Мужчина встал как вкопанный там, где стоял. Его лицо несколько вытянулось в изумлении, чего не бывало практически никогда. Что за театр Беннет, Лиза, Джинн и Теннор здесь вообще развели?! Джинн точно не знала о том, о чем ему наврал Беннет до того, как Дилюк не спросил сам, но поддержала его. А сейчас что? Посылает его к обожаемому братцу, прекрасно зная, в каких они взаимоотношениях? Чтобы ещё и он ему лапши на уши навешал?! Дилюк вообще огромным желанием посещать даром ему не сдавшийся Орден не пылал, и все они прекрасно были об этом осведомлены! Развернувшись на каблуках, разгневанный в очередной раз мужчина двинулся в противоположную от кабинета Кэйи сторону, пока его не окликнул обманчиво ласковый голос библиотекаря: — Господин Дилюк, неужели Вы готовы отказать Мондштадту в просьбе о помощи? Или слова магистра Джинн или бедняги Беннета для Вас — пустой звук?***
Альберих испуганно подпрыгнул на своем рабочем месте сразу, как только дверь в его кабинет с грохотом распахнулась, после ударяясь о стену. Он убрал руку, схватившуюся за рукоятку меча обратно на стол, к бумагам, несколько облегчённо с улыбкой начиная наполнять густую тяжёлую атмосферу между ним и твердо идущим к нему Дилюком бессмысленным лёгким трепом, как делал это и обычно. — Господин Дилюк, что за встреча! Пришел навестить меня? К сожалению, сейчас не совсем подходящее время, но ты мог бы пригласить меня на свидание после работы, — соловьём залился Альберих, не сводя внимательного взгляда со сводного брата. Что-то здесь было не то. Интуиция просто вопила о неопределенного рода опасности. Да и сам Кэйа не мог сказать, что был сильно рад видеть Рагнвиндра. После того, как по Мондштадту разлетелась весть о том, что соулмейт юного владельца винокурни не желает его видеть, разве что крайне недалёкий человек не смог бы сопоставить старт нового слуха и их небольшую ссору в Доле Ангелов. Альберих ждал день, два, три, неделю, две. Но Дилюк все никак не выходил с ним на контакт. Он так и не услышал от него ни одного обвинения, ни ругательства, ни проклятья в свой адрес. Оставшееся время капитан старался смириться с тем, что омерзителен своему соулмейту до такой степени, что он даже не желает его знать, и старательно пытался не попадаться ему на глаза. В его лицо не хотелось смотреть, а поймать полный презрения и отвращения взгляд казалось равносильно смерти. Кэйа как раз заканчивал подготовку собственных документов о прошении на увольнение. Податься в Ли Юэ казалось сейчас лучшей идеей, нежели оставаться здесь, в городе, ставшем ему вторым домом. Чайльд станет превосходным собутыльником. Однозначно лучше, нежели создавать лишние неудобства Дилюку, а также ежедневно напоминать себе его присутствием о том, что он обречён на отсутствие какого-либо человеческого счастья, тепла, семьи, банального принятия и понимания. — Какие к черту свидания, Кэйа? — С ходу начал наступление Рагнвиндр, возвышаясь над сидящим за столом капитаном в одном из своих великолепнейших чувств ярости. Черт возьми, он был готов просто спалить здесь все, а после и разнести по камушкам, не оставляя никакого намека на фундамент осточертевшего ему Ордо Фовониус. — На которые мы никогда не пойдем, разумеется, — избегая взгляда брата, Кэйа с невеселой улыбкой уткнулся в свои документы вновь, оставляя взбешенного от чего-то мужчину без внимания, продолжая заполнять заявление. Он не может упрекнуть его абсолютно ни в чем, ведь Альберих никогда не говорил ему лживого слова, и Кэйа знал, что Дилюк тоже знает об этом. За тихим скрипом пера о бумагу прошло несколько минут. Капитан уже даже почти абстрагировался от напряжённо дышащего почти ему в лицо брата и поднял взгляд лишь после того, как поставил в конце документа размашистую личную подпись, позорно тихо вскрикивая от неожиданности, будучи схваченный за горло. Все это время Дилюк остервенело разглядывал почерк мужчины, который, кажется, видел почти впервые. Проведя пальцем по метке, он снял перчатку, сравнивая отдельные буквы в слове «уйти» на собственном запястье с аккуратно выведенными на бумаге. Ещё и в абсолютно неожиданном заявлении на увольнение! В его голове стремительно складывался многодетальный паззл. Длящийся целую вечность неустанный флирт Альбериха, слова Рэйзора о нелюбви к собственному соулмейту, намеки и многозначительные взгляды практически всех окружающих, попытка Чарльза столкнуть их, эта злосчастная новость о том, что его соулмейт не желает быть с ним после слов брата о несчастье Дилюка рядом с ним, отчаянная ложь Беннета и Джинн вместе с Лизой и Теннором. Его соулмейт все эти годы был под его носом и время от времени давал знать о себе, но не так прямо, как это было необходимо для понимания Рагнвиндра, наивно полагавшем всю юность, что его соулмейт — какая-нибудь нежная влюбленная леди, которая боится сделать первый шаг из-за возможного неприятия подобной вольности и пренебрежения этикетом. После их громкой ссоры на весь Мондштадт в тот роковой день, в который Кэйа обнажил перед ним свою хрупкую стылую душу, Дилюк просто не смог принять его. Метка тогда лихорадочно начала сходить с ума, напоминая записки сумасшедшей, погрязшей в глубокой безвылазной депрессии сломленной личности. Что творилось в те моменты с меткой Кэйи он не знал. Сознание заботливо блокировало воспоминания о собственных пережитых в тот момент чувствах, поэтому Рагнвиндр даже не мог представить, как бы у брата на самом деле хватило бы силы воли признаться после всего произошедшего, увиденного и услышанного в том, что они соулмейты. Возможно, это было верным шагом не признаваться ему в тот момент. Он бы собственноручно его прикончил бы. Но а после? Держать столько лет в неведении? А сейчас, когда Дилюк сам узнает обо всем этом даже не из уст мужчины, а догадываясь по его почерку, идентичному почерку его метки? Он нагло сидит, нагло молчит, и ещё более нагло продолжает карябать какое-то заявление об уходе?! — И как скоро ты собирался рассказать мне о том, что мы с тобой пара, Кэйа? — В бушующей ярости прорычал Рагнвиндр, сжимая пальцы сильнее на смуглой шее, прекрасно осознавая, что не сможет ему никак навредить подобным хватом. Немощный ответить в подобном положении Альберих схватился за горячую руку распаленного Дилюка, опрокидывая стол и с силой ударяя того ногой в ребра, поражаясь собственной растяжке. — Я бы предпочитал об этом тебе не рассказывать никогда, — зло сверкнув глазом, хрипло ответил Кэйа, потирая саднящее теперь горло, — почему я должен был стремиться поскорее огорчить тебя в очередной раз своим существованием, особенно в качестве твоего соулмейта? Альберих обладал крио глазом бога, но словом жечь умел не хуже любого пиро-мастера. Наблюдая за тем, как осажденный было сводный брат в следующее мгновение вспыхивает ещё сильнее, еще более бешено глядя на него, как сжалась его челюсть, он отошёл к окну, дабы облокотиться бедром о подоконник. — Селестия, ты никогда не мог взять на себя смелость совершить какие-либо радикальные поступки, как я мог только подумать о твоём признании! — Не стесняясь собственного громкого голоса, не предвещавшего ничего хорошего, подхватил начавшееся выяснение отношений Дилюк, крепко сжимая руки в кулаки, пока что удерживая их при себе. — Как будто тебе оно вообще было нужно. Пока я сидел и ногти грыз от того, что не знал, с какой стороны еще перед тобой сплясать, ты натягивал половину Тейвата! Ци Мин, Инаги, кто там ещё был? — Раздражённо отмахнувшись, даже не решившись полезть за своей книжкой, в которой поименно записаны абсолютно все предполагаемые любовницы своего дражайшего соулмейта, Кэйа отвернулся, не в силах смотреть в горящие огнями преисподней любимые глаза. — Я пытался узнать, являются ли они моей парой, ведь они проявляли ко мне симпатию, — тяжёлую, физически ощутимую атмосферу, накаленную до предела, хлыстом рассекал рычащий голос на грани срыва. Дилюк выжидал. Выжидал удобного момента для смертоносного броска, желая воплотить ежедневные побуждения многих лет и прикончить обиженно жмущегося к окну командира кавалерии. От отчаяния хотелось драть горло до кровавых ошметков и кричать. «Вот он я, я все понял, я узнал тебя!» Но мужчина сдерживался, поскольку сам ещё не мог решить до конца, готов ли он был простить глупый, но такой ранящий проступок ещё более глупого и ранящего Кэйи, и позабыть давние обиды, терзающие кошмарами в безлунные облачные ночи и по сей день. — Я к тебе симпатию, разумеется, не проявлял. Ни разу. Не звал на свидания, не предлагал съехаться, не делал комплиментов, не принимал только твою сторону в спорах, не мозолил глаза каждый гребанный день. Даже не предлагал провести со мной ночь! — Звонко захохотал Альберих, вкладывая в свои слова столько иронии и яда, словно он ограбил специально для Дилюка всех алхимиков этого мира, кропотливо вплетая в каждую интонацию и каждый звук по несколько концентрированных тонн отравы, — я не испробовал только припереться к тебе в спальню с открытой меткой и литром афродизиака наперевес. Голым. Собственно, сейчас звучит как отличная идея. Кэйа кусал щеки изнутри. Кэйа нервничал. Кэйа поддался истерике. В следующий момент Кэйа закричал отборной непечатной лексикой, скрещивая руки перед собственным лицом, принимая жаркую пощечину огненного феникса. Дилюк поддался панике и не нашелся с другим ответом.***
— Кабинет капитана горит, — с наслаждением делая обжигающий горло глоток душистого чая, сообщила Лиза магистру, с неподдельным интересом высовываясь из окна рядом с ней. — Пускай горит. Может быть, он забудет о своем заявлении на отставку, — беззаботно пожала плечами Джинн, однако, прекрасно осведомленная о том, что совсем скоро пожар ликвидируют другие рыцари. Все ее внимание одолевали шумные два дурака, катающиеся в пыли и осколках разбитого стекла под окнами штаба Ордо Фовониус. Все-таки Беннет был огромной умничкой. Нужно будет прикупить ему букет ветряных астр, ведь он отлично постарался, сыграв на своей неудаче и поссорив Рагнвиндра с Альберихом. Возможно, парнишка не понимает этого, но предмет их ссоры оказался невероятным везением в противовес.***
В ничтожных парочке миллиметров от смуглого уха толстое, до одури острое лезвие раздробило каменную плитку, входя в землю на полметра. У Кэйи заплыл глаз, из разбитого носа струилась тонкой, противно пахнущей железом, струйка крови, а одиннадцатое и двенадцатое правые ребра жалобно хрустнули с минуту назад. Дилюк остался без длинной пряди волос, на щеке виднелся красный отпечаток чужого кулака, один коренной зуб опасно шатался, а левое плечо насмешливо ныло, будучи вывихнутым. — Собирай свои поганые монатки, павлин. Чтобы вечером твоя светлость была при параде в нашем доме, — сипло отчеканил сквозь зубы Рагнвиндр, опираясь на рукоятку меча, поднимая корпус и убирая ступню с грудной клетки распластанного по теплой каменной плитке Кэйи, кажется, забывшего, как дышать. Окинув злым взглядом заинтересованных зевак, гордо задрав нос, хозяин винокурни принялся по-всячески вытягивать свой клеймор из надоедливой западни возле лица все ещё оставшегося лежать соулмейта, ругаясь под нос на так необходимую, но вышедшую из строя ведущую руку. Капитан накрыл тыльной стороной предплечья глаза, позволяя счастливой улыбке тлеть на губах. Он не будет рыдать.***
— Совершенно не понимаю, чем тебя не устроила эта ваза. Она прекрасно дополняет интерьер, — почти физически ощущая степень натяжения нервов любимого человека, пропел Альберих, вольготно растянувшись на диване в гостиной дома своего детства с хитрым прищуром. Рагнвиндр страдальчески вздохнул, возводя взор в потолок, уговаривая себя любить своего соулмейта, а не бить. — Я закончу с документами и уделю тебе внимание, Кэйа. Он вздохнул ещё раз, но уже с облегчением, слыша довольное бархатистое мурчание в ответ, а после благословенную долгожданную тишину. С того судьбоносного дня минуло три недели. Запястья ласково жгли их имена.