Романтика мертва, но я — живее всех живых

«...Моя собственная мать без колебаний продала меня Геройской Комиссии, когда мне было пять», — голос пьяного Хоукса дрожал так же, как дрожали его пальцы, впившиеся в пустую рюмку. Мируко была слишком пьяна, чтобы дать соизмеримую услышанному реакцию, да и Хоукс, совершенно не понимавший, зачем это вообще ляпнул, не ждал жалости в ответ. «Так уж вышло, ничего уже не попишешь», — не сказанное вслух, но легко читаемое на его раскрасневшемся лице. Мируко поднялась с пола и села рядом с лучшим другом. Она не нашла ничего лучше, чем просто обнять его. А разве можно сделать что-то больше? Разве можно хоть что-то сказать? Несмотря на то, что Хоукс был ее самым близким (единственным) другом, она никогда не понимала его. Но глупо было винить ее в этом. Она птица (не птица от слова совсем) другого полета. Эта жизнь давалась ей с завидной легкостью. Знаете, такая зависть, когда ты готов злорадствовать каждой мимолетной неудаче. Но даже неудача тут же разрешается в пользу таких, как Мируко. В ее привилегированной жизни отсутствовала боль, которая делает из добряка настоящего героя, а из подлеца — злодея. Но черно-белый мир никогда не был правдой. Дешевая иллюзия, которую транслировали по ту сторону плазменных экранов и в социальных сетях. Где порядок противостоял анархии, а закон — преступлениям. Где добрые ребята были идеальны с рождения и до самой смерти, а плохие — были безапелляционно омерзительны. — Тварь! — рев Мируко застывает в ушах героев и злодеев. Она накидывается на Тогу и валит ее на спину. — Ты! Ты! Мерзавка! — Шоу началось! — довольно грохочет ВЗО, хватаясь за живот и задирая нос. — Сейчас не время! — бросается к подруге Хоукс, но вместо вербального ответа или гневного взгляда, бывший Номер два получает (заслуженный) удар в челюсть. Моментально забывая про Химико, Мируко валит друга на спину и начинает лупить его по щеке. Удары быстро затухают и сменяются пощечинами, и каждая следующая — становится все слабее предыдущей. — Бросил меня! Спутался с этими отбросами! А сейчас… защищаешь ее? Ты хоть знаешь, что она сделала? А что сделал этот кретин? — Мируко, не глядя на Спиннера, указывает на него здоровой рукой. — Скольких людей убил твой новый бойфренд? Скольких людей превратил в стеклянные побрякушки этот клоун! «Ну правда, хватит уже с этим "клоун"», — мысленно возмущается Компресс и отворачивается. Однако его жалкая попытка стереть грим делает только хуже — теперь у него на лице застывает грязь перемешанных цветов. — Отдайте этого недоноска ВЗО! — Исключено! — рычит Старатель, и Мируко, покачиваясь, встает на ноги. Она гневно смотрит на старшего мужчину так, что даже ему становится не по себе. Вдруг и на Номера один накинется с кулаками? Мируко на такое способна. — Исключено? — вторит с омерзением она. — Если ВЗО получит Шигараки… — начинает шепотом Хоукс, и Руми снова вспоминает о своем бывшем коллеге. — То что? А? Мы выиграем неделю, Хоукс! — С чего ты взяла что его обещаниям можно верить! — вступает бесстрашно Тога. Она понимает, что рискует задницей, даже банально смотря в сторону Номер пять. Но сейчас на кону — нечто больше риска сломанных костей. — Если он получит Шигараки, нам всем конец, — отрезает Тойя. — Ты говоришь это только потому, что не хочешь сдохнуть. — Как раз наоборот, — не соглашается Тойя. — Если мы не отдадим Шигараки, первым делом ВЗО прикончит меня. — И будет прав. — Мируко! — «детишки» — единственные, кто имеет шанс не получить от Мируко, поэтому Шото берет все в свои руки. — Пожалуйста. Все не так просто. — Я не собираюсь защищать Шигараки от ВЗО! — кричит истошно Мируко. — Я не собираюсь помогать им. Если мы спасем этого ублюдка, то что дальше? Когда все закончится, Шигараки первым делом повернется к нам спиной. Лучший выход из ситуации — убить его, пока он без сознания. — Мируко! — Спиннер падает на колени и опускает голову. — Пожалуйста. Не надо… — Вот так сцена! Уродец умоляет меня пощадить своего дружка! Как будто вам не похуй друг на друга. Вы все одинаковые. Все до последнего! Гребанные отбросы общества!.. Какого хрена вы разрядились в героев? Кому вообще это пришло в голову? — Мне, — берет на себя ответственность Хоукс, вновь приковывая взгляд Руми к себе. — Мы здесь не против героев. Цель Лиги — не дать Профессору закончить эксперимент. Он бы превратил Шигараки в очередного ному. — Но вам это на руку! — не унимается белокурая героиня. — А вот и нет, — пищит Химико. — Превращение в ному означает только одно — смерть нашего друга. — Прелестно! Просто прелестно! — очередная волна аплодисментов ВЗО ставит на паузу грянувшую драму. — Букашки и их забота друг о друге. Но как вы вразумите Номер пять? Скажете ей, что «не все так однозначно»? Что мир не черно-белый? Все такое се-е-рое, — почти пропевает ВЗО. — Спешу вас расстроить. Мир даже не серый. Мир — это кровавое мессиво. Это бурлящее опасное место, и так было испокон веков. Лучшее в худших и худшее в лучших? Инь и янь? Ах, увольте. Мы все одинаковые. Вы все — созданы по моему образу и подобию. — Ой, ты, божок недоделанный, завали варежку! — взрывается Бакуго, и Мидория нервно хватает друга за запястье. Бакуго пытается выпутаться, но Мидория отказывается отпускать. Он скорее погибнет сам, чем позволит Кацуки броситься в самое жерло вулкана. — Если ты не понимаешь, если тебе мерзко даже стоять с нами… — начинает пораженчески Хоукс. — То тебе стоит уйти, Руми. Просто уходи. Так будет лучше. И так я буду уверен, — он наконец поднимает налитые слезами глаза и пронзает девушку отчаянной улыбкой смертника, — что ты выберешься из этого живой. — Заткнись, Хоукс, — Руми закрывает лицо рукой. — Не смей разговаривать так со мной. Не смей смотреть на меня так… как всегда смотрел. С этим твоим ебанным снисхождением. Глупая-глупая Мируко, не понимает всех тонкостей мира! Видит все в парадигме добра и зла. Что? Удивлен, что я знаю это слово? Я ведь такая тупая, книжек умных не читаю и в философии не шарю от слова совсем! — ее губы дрожат, а глаза жжет от ненавистных слез, но она скорее под землю провалится, чем позволит другим увидеть себя плачущей. — Как будто я не знаю, в каком мире мы живем. Может, я не была продуктом ГК и не продавала свое тело за информацию, — эта часть уколола Хоукса сильнее, чем он ожидал, — но я прекрасно все понимаю. Каждый герой, каждый чертов идеалист пожрал на своем веку дерьма достаточно и едва не сошел с ума в попытке не разочароваться. Не дать волю сомнениям. Но если я поддамся им… Хоукс, Кейго… Если я сдамся, что от меня останется? — на последней фразе в ее глазах застывает животный ужас. В мире, четко разделенном на героев и злодеев, третьего пути не дано. — П…ппа…па… — громкий шепот не сразу привлекает внимание людей, первым на него реагирует Спиннер. — Шигараки! — восклицает он, указывая рукой на беловолосого. — Вот же ж… несносный малец! — бесится ВЗО. — Что, ВЗО? Твой изысканный план пошел «Всемогущему под хвост»? Только вот что ты сделаешь с Шигараки, если он будет в сознании? — губы Химико растягиваются в довольной улыбочке. — Когда я… вырасту, я… стану героем… Давай поиграем… в героев… — продолжает бессвязно бормотать Томура. «Старатель, ты ведь знаешь, что он… не вернется», — секретарь с трудом подбирал слова. Он боялся взрывной реакции босса, но еще больше он боялся, что причинит мужчине боль жестокостью правды. Его сын мертв. И уже никогда не станет героем. Тойя умер несколько лет назад. Нет никакого шанса, что он выжил в ужасающем пожаре. Оба это понимали, но Старатель — отказывался принимать действительность. Черный костюм, прошитый тонкими голубыми полосами, через которые юный герой сможет выпускать небольшое количество огня. Дополнительная защита изнутри будет страховать от новых ожогов. Особый состав материала, который облегчит боль в случае открывшихся ран и незаживших до конца шрамов. Голубое пламя стало пророческим. Его Старатель видел каждый раз, закрывая перед сном глаза. — Я не могу тратить на эту пустую драму свое время! Ни секундой больше! Я ждал слишком долго! — гремит ВЗО и направляет луч принудительной активации причуды в сторону Шигараки, но тот, к удивлению героев и злодеев, переворачивается на бок, инстинктивно отстраняясь от удара, и резко открывает свои лишенные зрачков глаза. — Я уже убил своего родного отца. ВЗО, ты — следующий.