Больно, очень больно.
Ким Сынмин едва видит ступени сквозь пелену слез. Еще немного и последний этаж, а там лестница на крышу. Дверь открыта, потому что управляющая компания иногда забывает повесить замок. Как удобно.
Сынмин выходит на крышу, медленно подходит к самому краю и смотрит вниз. Высота внушительная, внизу лишь полупустая автомобильная парковка. «
Прекрасно, хотя бы машину никому не сломаю», - думает Сынмин, вытирая слезы.
Парень бросил его. Жестоко и цинично, изменив с другим, даже не закончив предыдущие отношения. Просто поставил перед фактом, приведя нового парня в квартиру и выставив Сынмина за дверь. Ким от боли едва может дышать. Он слишком любит, чтобы так просто отказаться от своих чувств. Слишком предан, чтобы спокойно отпустить. Слишком верен, чтобы забрать свое сердце обратно. Ему слишком больно, чтобы жить дальше.
Сынмин выключает мобильный и бросает его рядом. Это самое верное решение в его жизни. И, очевидно, последнее. Закрывает глаза, делает глубокий вдох и…
— Слушай, а может, не будешь прыгать?
Сынмин открывает глаза и медленно оборачивается. В трех метрах от него, возле штатива с камерой, стоит невысокий темноволосый парень. Сынмин удивляется, как это он не заметил его ранее. Или он только пришел?
— А тебе какое дело? — резко спрашивает Ким. — Если собираешься убеждать меня в том, как прекрасна жизнь, то можешь даже не пытаться.
— Да не, — отмахивается брюнет. — Просто ты мне кадр испортишь.
— Чего?!
Брюнет переставляет штатив чуть ближе к краю. Сынмин немного отступает, намекая, чтобы к нему не приближались. Но фотограф, похоже, даже и не собирался подходить.
— Сегодня последний день, когда эта крыша открыта, — отвечает брюнет, закуривая, — Я делаю снимки городских видов для одного журнала. Вот хотел снять пару ночных пейзажей. А тут ты. Очень не вовремя.
— Снимай свои виды и проваливай! — хмурится Мин. — Я тебе ничем не помешаю.
— Ну да, конечно. А потом найдут то что от тебя останется на асфальте, начнут разбираться что и как. Там выяснится, что в это время я был на крыше. В итоге приплетут как свидетеля. Начнут спрашивать, почему не остановил и т.д. Или, что еще хуже: повесят на меня твое убийство. Нет уж, дорогуша, давай-ка ты отменяй свои суицидальные планы. Это тебе все равно, а я деньги теряю.
— Странный ты, — сказать, что Сынмин удивлен – значит не сказать ничего. — Обычно люди начинают отговаривать…
— А смысл? Ты же наверняка уже все решил. Я не господь бог, чтобы решать жить тебе или нет. Не знаю, что у тебя там за причины, но раз уж ты решился на такое, то… Кто я такой, чтобы мешать?
— Но ты мешаешь.
— Поправочка. Это ты мне мешаешь работать.
— Я пришел сюда раньше!
— Да с чего ты взял? Я тут уже полчаса сижу между прочим. Видел как ты заходил. Даже доказать могу, я уже один снимок до тебя сделал. Так что это ты мне мешаешь, красавчик.
Сынмин от такой наглости впадает в ступор. Желание спрыгнуть отходит на задний план, а вот поспорить с фотографом только увеличивается.
— Не называй меня так!
— А как тебя называть? Суицидушка?
— Меня Сынмин зовут.
— А меня Чанбин, очень приятно.
— Я твоего имени не спрашивал.
— Это банальная вежливость. Ты назвал мне свое имя, я тебе свое. Расскажешь что случилось?
— Нет.
— Ну окей. Значит будем сидеть тут, пока ты не передумаешь.
— Кто тебе сказал что я передумаю?
— Да ты уже передумал. Иначе даже разговаривать со мной не стал бы, а спрыгнул бы и все.
Сынмин хочет возразить, но понимает, что Чанбин прав. Ким даже от края крыши отошел, незаметно для себя самого. «
Чертов слабак! Даже умереть не можешь, тряпка!» - думает Мин. Глаза предательски щиплет, первая слеза скатывается по щеке. За ней вторая.
— Какой же я трус! – шепчет Мин, рыдая уже в голос. Чанбин ничего не отвечает и спокойно занимается своей работой, ожидая когда Сынмин успокоится. Закончив со снимками, Бин убирает аппаратуру и поворачивается к еще плачущему парню:
— Пошли, хоть чаем тебя напою, горе луковое.
— Куда? — не понимает Мин.
— Да уж явно не в ресторан с твоим-то опухшим лицом. Ко мне пошли, я в этом доме живу на десятом этаже.
— Никуда я не пойду!
— Не вынуждай меня вызывать скорую. Учти, сил удержать тебя до их приезда у меня достаточно. Если не хочешь попасть в дурку, то пошли за мной. Решать тебе.
Чанбин разворачивается и идет к двери. Идет нарочито медленно, ожидая решения Сынмина. Ким задирает лицо к небу, мысленно снова ругает себя за трусость и все же идет за новым знакомым. Чанбин улыбается и пропускает парня вперед.
Они заходят в лифт, Чанбин нажимает кнопку десятого этажа. Мин смотрит себе под ноги, боясь поднять голову и увидеть в глазах фотографа насмешку. Но Чанбин и не думает смеяться. Несмотря на его, казалось бы, абсолютно спокойное отношение к ситуации. Он же не совсем равнодушная сволочь, хоть иногда и пытается быть таким.
Они молча заходят в довольно маленькую квартиру Чанбина. Молча снимают обувь и проходят на кухню. Бин жестом указывает Сынмину на стул, а сам спешит поставить чайник и достать из шкафа две кружки.
— Мой парень мне изменил, — говорит Сынмин, едва сдерживая очередной поток слез. — Привел своего нового дружка в нашу квартиру и поставил перед фактом. Он даже не попытался извиниться за ситуацию или что-то объяснить. Просто велел убираться и все. И я… я не смог… Я…
Сынмин начинает рыдать. Чанбин ничего не говорит, молча заваривая чай и ставя перед гостем кружку с горячим напитком и вазочку с конфетами. Сынмин делает небольшой глоток, пытаясь успокоится.
— И ты значит решил, что жить дальше не хочется? — спрашивает Бин.
— Я не знаю. Мне просто очень обидно и больно. Я ведь люблю его, а он…
— Ну знаешь, если бы я вот так радикально поступал после всех своих неудачных отношений, меня бы уже давно не было на этом свете, — Чанбин пьет чай и распаковывает одну из конфет. — Небось первая твоя любовь, да?
Сынмин кивает.
— Ну само собой. Первая любовь самая коварная и самая сильная. Хуже гриппа. Выздоравливать придется долго.
— А разве можно выздороветь?
— Конечно. Я же, например, жив и здоров. И даже сердечко больше не болит.
— Иммунитет у всех разный.
— Да, но лекарство помогает одинаково всем. Нужно лишь начать его принимать.
— И какое же лекарство лечит разбитое сердце?
— Жизнь.
Сынмин с непониманием смотрит на Чанбина.
— Это сейчас тебе кажется что все, конец всему, — поясняет фотограф. — Такое состояние нужно переждать. Поплачь, покричи. Выговорись кому-нибудь. Посмотри дорамы, послушай песни о разбитом сердце. Дня через три станет намного легче. А потом просто переключаешь внимание на что-то приятное. Или на работу. И все.
— Звучит слишком просто, — недоверчиво говорит Мин. — Люди порой годами страдают, а у тебя все как-то раз и все.
— Годами страдают те, кому нравится страдать. Это психологически подтвержденный факт.
— А ты еще и психолог?
— Нет, но я читал об этом в книге. Вот ты чем любишь заниматься?
— Вокалом, - отвечает Сынмин. — Я посещаю уроки одного из лучших педагогов в Сеуле.
— О как. Метишь в айдолы?
— Нет, это скорее как отдушина. Работаю я в магазине детских игрушек.
— Ну и прекрасно. Иди на свои вокальные уроки и спой там с десяток песен о разбитом сердце. Вот увидишь, на одиннадцатой тебя уже начнет тошнить от этих соплей.
— А ты что, тоже лечился пением?
— Нет, у меня была терапия немного жестче. Я, знаешь ли, люблю проверять себя на прочность. Я полгода фотографировал свадьбы и просто влюбленные пары. Смотрел на чужое счастье, завидовал, но упорно продолжал. Пока мне не стало все равно.
— Ты ненормальный.
— И это мне говорит тот, кто еще минут десять назад хотел размазать себя по асфальту.
Сынмин и Чанбин усмехаются. Мин замечает, что ему и правда стало чуть легче. Он с интересом рассматривает кухню и самого хозяина квартиры. Чанбин невысокий, ниже Мина примерно на голову, но при этом гораздо мускулистее. Одет во все черное, в левом ухе три серьги в виде колечек.
— Ты один тут живешь? — интересуется Ким.
— Ага. Недавно переехал от родителей. А ты?
— А я теперь даже не знаю. Я с парнем жил. А родители меня вряд ли пустят домой.
— Почему?
— Им не понравилось, что я гей.
— Оу. Сочувствую. И что планируешь делать?
— Не представляю, — Сынмин шмыгает носом. — Наверное поживу на работе, пока не смогу снять жилье. Посплю в служебной комнате, там есть диван…
— Можешь ко мне переехать, - внезапно предлагает Бин. Сынмин едва не давится чаем. — Ну а что? Все лучше, чем спать в магазине. Приставать к тебе не буду, обещаю. А там как разберешься со всем, снимешь жилье и съедешь. Как тебе мысль?
— Ты вообще понимаешь, что зовешь к себе жить совершенно незнакомого человека? — спрашивает Мин. — А если я украду у тебя что-нибудь?
— Ну напишу на тебя заявление, тоже мне проблема. Да и откровенно, не похож ты на вора. На дурачка наивного да, а вот на вора точно нет.
Сынмин снова чуть не давится чаем, но уже от возмущения.
— Почему это я наивный дурачок?!
— Потому. Так остаешься или нет? Решай быстрее, я хочу спать. У меня завтра много работы.
— Можно я сегодня у тебя заночую, а завтра уеду?
— Окей. Постелю на диване. На кровать мою даже не засматривайся, мое царское ложе только для меня любимого.
— Мне хватит и дивана.
— Отлично, люблю скромненьких.
— Ты что со мной заигрываешь?
— Даже не думал. Ты конечно очень красивый и всё такое, но я не фанат связей на одну ночь. Тем более, если меня для этого используют, чтобы заглушить внутреннюю боль.
— Я и не собирался, знаешь ли.
— Знаю. В душ пойдёшь?
— Да, но одежда…
— Закинем в стирку. Поспишь в моей футболке. Если, конечно, не предпочитаешь спать голышом.
Сынмин кивает. Пока Чанбин принимает душ, Мин с интересом рассматривает уже всю квартиру. Тут не так много всего: письменный стол с ноутбуком, небольшой стеллаж с книгами, в основном по урокам фотографии. Кровать, диван, телевизор на стене и небольшой шкаф для одежды, скорее всего. На стенах в белых рамочках висят различные снимки, очевидно сделанные самим хозяином квартиры. Скромно и при этом вполне уютно.
— Иди мойся, — Чанбин выходит из душа в футболке и шортах с полотенцем на голове. — Шампунь и гель на полке, полотенце лежит на стиралке. Одежда там же. Трусов чистых не дам, уж извини, боюсь они с тебя свалятся. Жопа у тебя уж больно тощая…
— А ты не смей пялиться на мою жопу! — возмущается Мин, слегка краснея.
— Да больно надо. Вещи свои не забудь в стиралку закинуть. Надеюсь пользоваться ей умеешь. Щётку зубную возьмёшь новую, там в шкафу на третьей полке.
— Хорошо. Спасибо.
— Всегда рад.
В душе Сынмин снова даёт волю слезам, подставляя лицо под тёплые струи воды. Он стоит так довольно долго, как ему кажется. Окончательно успокоившись, Ким вылезает из душа, надевает чанбинову одежду, что висит на нем как на палке, чистит зубы и закидывает свою одежду в стиралку. Выставив программу с сушкой, Мин заливает гель для стирки и выходит в комнату. Чанбин сидит за ноутбуком, обрабатывая снимки с крыши. Ложась на уже заправленный диван, Сынмин рассматривает фотографии и восхищенно вздыхает.
— Красиво, — говорит он.
— Спасибо. Вот теперь представь какую красоту ты мог испортить.
— Ты вроде хотел спать.
— Сейчас лягу. Мешаю?
— Нет, это же твоя квартира, как ты можешь мешать? Доброй ночи. И спасибо ещё раз.
— Приятных снов.
***
На утро Сынмин просыпается раньше Чанбина. Сперва он не понимает где находится и даже успевает запаниковать, пока не видит мирно спящего Чанбина и не вспоминает вчерашний вечер. Сердце снова скулит от боли, глаза щиплет, но Мин заставляет себя успокоиться и подумать как быть дальше. Нужно забрать свои вещи из квартиры теперь уже бывшего парня. Но как? Сынмин понимает, что на такие подвиги он ещё не готов. Значит пока придётся обойтись без вещей. Надо что-то думать.
Отвлекаясь от неприятных мыслей, Мин рассматривает спящего Чанбина и отмечает, что тот довольно симпатичный. Асимметричное лицо, пухлые щеки, чуть вздернутый нос. Фотограф спит на животе, поджимая одну ногу под себя и смешно надув губы, прям как уточка.
— Я что такой красивый? — из мыслей Сынмина вырывает голос проснувшегося Бина. — Уже минуту пялишься на мои губы.
— Ничего я не пялюсь! — краснеет Сынмин. — И ты не красивый, а смешной. Личико как у маленького ребёнка.
— Милого маленького ребёнка, прошу заметить. И я очень красивый, мама всегда так говорила. А моя мама честная женщина, врать не станет.
— Для мам дети всегда красивые.
— Ну не скажи, смотря какая мама. Моя, к примеру, еще и прекрасно относится к моей ориентации.
— Давай не будем об этом. Спасибо что разрешил остаться, я сейчас оденусь и уйду.
— И куда ты пойдёшь? В магазин?
— Да, там сегодня мой сменщик работает. Помогу ему товар расставить, все равно делать нечего.
– А как же твои вещи? Я так понимаю, они остались у того мудилы?
— Плевать. Потом заберу как-нибудь.
Чанбин встаёт с кровати и спешит на кухню. Сынмин одевается в чистую одежду и уже хочет уйти, как его догоняет голос Чанбина:
— Нет ну посмотрите на него! Сбегает прям как любовник перед приходом мужа! А позавтракать?
— Спасибо, но я и так у тебя заночевал, — говорит Мин. — Более наглеть права не имею.
— Мой дом – мои правила! Тащи уже сюда свою тощую задницу, буду откармливать. И не смей отказываться! Ты даже не представляешь, насколько вкусные сэндвичи я умею делать.
Сынмин слышит урчание в своем животе и сдается. Он заходит в кухню и садится на тот же стул, что и вчера. Чанбин выкладывает сэндвичи из электро-грили на тарелку, ставит на стол кружки с чаем и садится напротив Мина.
— Спасибо, — Сынмин скромно берет один из сэндвичей и чуть ли не скулит от восторга, потому что это слишком вкусно.
— Я же говорил: я готовлю как бог! — самодовольно улыбается Чанбин. — Давай кушай, а потом я тебя довезу.
— Ты откуда взялся такой заботливый на мою голову?
— Считай, это подарок судьбы.
После плотного завтрака парни спускаются на улицу. Чанбин отпирает дверь своей машины, галантно приглашая Сынмина занять пассажирское сиденье рядом с собой.
— Итак, милашка, расклад следующий, — говорит Чанбин, заводя мотор. — Либо я подбрасываю тебя до твоей работы, и на этом мы навсегда прощаемся. Либо ты принимаешь мое предложение пожить у меня, и мы едем забирать твои вещи у этого куска дерьма. Выбирай. Подумай хорошенько, посмотри от какой прекрасной компании ты отказываешься.
Сынмин действительно задумывается. Перспектива спать на диване в подсобке магазина не такая уж привлекательная. А вот ночевать в уютной квартире с душем и прочими удобствами очень даже заманчивая.
— Хорошо, я согласен поселиться у тебя, — сдается Ким. — Только может обойдемся без возврата моих вещей? Я не готов сейчас… Потом как-нибудь.
— Ага, конечно! Знаю я эти ваши «потом»! Ты в итоге будешь откладывать до тех пор, пока или вовсе не забьешь, или твой бывший не позвонит и не попросит вынести весь свой хлам, пока он не оказался в мусорном баке. Так что мы едем сейчас, лапочка. Пристегнись. И не ссы. Я пойду с тобой.
Сынмин настолько обомлел от происходящего, что даже забыл возмутиться насчет «милашки» и «лапочки». Всю дорогу до бывшей квартиры Мина они ехали молча. Сынмин рисовал в голове всевозможные сценарии развития событий и очень надеялся на тот, где его бывшего не будет дома. Чанбин же прикидывал сколько времени уйдет на всё и не стоит ли немного сдвинуть начало сегодняшней фотосессии для портфолио стажеров компании JVP.
Оказавшись возле нужного дома, Сынмин максимально волнуется и еле заходит в подъезд. Видя его нерешительность, Чанбин хватает парня за руку и крепко сжимает:
— Какая квартира?
— Восьмая.
Они поднимаются на второй этаж. Дрожащей рукой Сынмин нажимает дверной звонок. Ему очень хочется убежать. Чанбин это чувствует, потому сжимает ладонь чуть сильнее.
— О, это ты, — дверь открывается. Из квартиры выглядывает худой светловолосый парень. — Зачем пожаловал?
— За вещами своими, — грубо отвечает за Сынмина Чанбин, нагло проникая в квартиру. — Мини, давай собирай все поскорее и поехали домой.
— Мини? — удивляется светловолосый, переводя взгляд с Сынмина на Чанбина. — Быстро ты однако нашел мне замену. Что, потянуло на низкорослых качков? Настолько отчаялся от потери меня, что готов запрыгнуть на любого, Мини?
Сынмин упорно молчит, складывая в дорожную сумку свои книжки, одежду и небольшой ноутбук. Хотелось как можно быстрее покончить со всем этим и сбежать.
— Еще раз скажешь что-то подобное, и твоя челюсть поцелуется с моим кулаком, усек!
Сынмин удивленно поднимает взгляд на Чанбина. Но того похоже совершенно не волнует что он, находясь в чужой квартире, угрожает хозяину.
— Он с тобой только чтоб забыть меня, — смеется блондин. — Мини у нас верный, как псина. Стоит поманить обратно, как он тут же вернется. Так ведь, Мини? Может не будешь уходить? Я совершил ошибку, прости меня. Останься со мной.
Блондин говорил это с плохо скрываемой издевкой, от чего у Чанбина руки сами собой сжались в кулаки, а зубы заскрипели от напряжения. Бин посмотрел на Сынмина. Тот застыл с сумкой в руках, переводя взгляд с бывшего на Чанбина и обратно, словно выбирал. Чанбин поверить не мог: он еще думает?!
— Мини, не уходи, — блондин жалобно дует губы и подходит к Сынмину чуть ближе. — Я знаю, что ты любишь меня. А я тебя. Скажи своему другу, чтоб оставил нас.
И Сынмин почти произнес это. Он действительно был готов забыть всю боль и унижение и снова поверить в столь очевидную, но такую желанную ложь. Согласие почти слетело с губ, но резко схвативший его за руку Чанбин заставляет опомниться. Видя сомнение Сынмина, Чанбин тащит того к выходу и, прежде чем Мин совершит самую большую ошибку в своей жизни, захлопывает дверь квартиры и насильно утягивает Кима вниз к машине.
— Спасибо, — говорит Сынмин, когда они уже отъехали от дома. — Прости, я…
— Не извиняйся. Всё закончилось. Теперь всё будет хорошо.
Сынмин отворачивается к окну и плачет, тихонько всхлипывая и шмыгая носом. Чанбин ничего не говорит, да и сейчас это не нужно. Теперь только время поможет Сынмину пережить эту боль и начать радоваться жизни заново. Самое страшное уже позади.
***
два года спустя
— Ну а потом мы просто стали жить вместе, пока до Сынмина наконец не дошло, что я лучшее, что случалось с ним в его жизни!
— Не преувеличивай! Между прочим, это ты первый мне признался.
— Ну и что? Я, знаешь ли, влюбился практически с первого взгляда. А вот тебе понадобилось время, чтобы разглядеть, какой бриллиант рядом с тобой. Честное слово, Мини, тебе бы очки выписать – слишком долго рассматривал.
Трое парней, сидящих за столиком кафе, весело смеются. Чанбин и Сынмин уже год как начали встречаться. Для них этот путь был не так прост из-за вечных страхов и сомнений Сынмина. Но Чанбин терпеливый человек. Он был готов подождать сколько потребуется. И в итоге дождался ответного признания. Искреннего и такого желанного.
— Ну вы даете! — смеется брюнет, похожий на бельчонка. — По вам только любовные романы писать! Надо намекнуть Чану, пусть возьмет вашу историю на заметку, как сюжет для будущей книги.
— А сам то! — отвечает Чанбин, несильно тыкая друга в плечо. — Сталкерил бедного Хенджина с первого курса! И признался только потому, что тот спалил, как ты ему в почтовый ящик шоколад на день влюбленных засовываешь. Мини, ты бы это видел! Один идиот бежит от другого, который орет ему: «Погоди, отдай мои конфеты!».
Парни снова смеются до боли в животе. Чанбин и его друг еще долго вспоминают все самые смешные моменты прошлого, словно соревнуясь, кто из них больше попадал в неловкие ситуации. А Сынмин молча слушает, смеясь и думая о том, что Чанбин - самое верное решение в его жизни.
