но он растеряет себя в пути, а если дойдет — то не поверит и в мертвых руках не может цвести живое пламя — зеленый вереск
Что-то было не так. Что — Шурф откровенно не понимал. Они с Хельной недавно поженились, оба были влюблены и счастливы, он приносил ей по утрам камру в постель, она делала ему массаж плеч по вечерам, ночью тоже все шло, судя по всему, хорошо… Но спустя две недели брака Шурф начал кожей ощущать, что что-то не так. Лонли-Локли не было свойственно ходить окольными путями, поэтому для начала он принялся рассуждать, что могло произойти неправильно и как он мог обидеть или расстроить леди Хельну. Он совершенно точно не трогал ее цветы и тетради, он не давал повода ревновать (да Хельна и не была ревнивой), он не задерживался на работе без предупреждения, он не забыл ни о каком празднике, а, проанализировав поведение Хельны, Шурф убедился, что она тоже определенно не начала отдавать предпочтение кому-то другому, и творческого кризиса у нее не было (творческий кризис проявлялся иначе), и все в их общении было хорошо, но… но что-то было не так. Шурф решил спросить прямо. Прямо за ужином. Они заказали еду из «Сытого скелета» — готовить Хельна умела, но крайне редко это делала, ибо часто витала в облаках и была слишком возвышенной натурой, чтобы опускаться до таких приземленных материй, как приготовление пищи. Шурф в который раз удивился выбору блюд леди, но промолчал — это было одним из качеств, которое он в ней так любил. Хельна была полной его противоположностью даже в мелочах. Ела она, впрочем, без аппетита. Ковырялась в тарелке и мрачно поглядывала на Шурфа. — Хельна, — спросил он, — что случилось? — Ничего, — ответила она таким тоном, что Лонли-Локли сразу понял — случилось что-то очень нехорошее, и виноват в этом он. — Нет, что-то случилось, — упрямо повторил Шурф. — Но что? Просто скажи. Я исправлюсь. Если я случайно испортил какую-то твою вещь, то я все починю — хотя я не помню, чтобы портил что-то случайно и, тем более, намеренно, однако не отрицаю, что мог сделать это косвенно. Если мое поведение как-то задело тебя, тоже скажи, и я попытаюсь больше не говорить что-то, что… Что? Хельна смеялась, утирая слезы от хохота. Какой же он… Вроде бы мило, а вроде… — Шурф, да вот в этом и проблема! — отсмеявшись, сказала Хельна. — Ты — зануда! — И… это все? — моргнул Лонли-Локли. — Но ты вышла за меня замуж, зная, что я зануда. Зная, почему я зануда. То есть, пределы моего занудства все же превысили твои ожидания? — Нет-нет-нет, ты не понял, не в том дело, ты очень милый зануда, — Хельна смутилась. — Просто ты… везде зануда! — А? — Понимаешь… — леди залилась нежным румянцем. — Даже в… в постели. — В постели? А что не так в постели? — заволновался Шурф. Как всякий мужчина, он хотел удовлетворять свою женщину, и ему было бы очень неприятно узнать, что это не так. Однако Лонли-Локли хватало опыта, чтобы знать, как доставлять леди удовольствие и чтобы понимать, что она его получает. — Все так, просто… все всегда одинаково! — не выдержала Хельна. — Ты приходишь с работы, мы ужинаем, принимаем разные ванны, ложимся спать, занимаемся любовью — в одной и той же позе! — и спим. — О, — Шурф отложил вилку. Это было стратегической ошибкой. Зря он не впустил в свой разум Рыбника перед свадьбой — даже на секунду. Рыбник мог бы помочь нынешнему Шурфу. Хотя он помнил, что со своими мимолетными женщинами занимался сексом не только в постели и в одной позе, но те женщины были именно мимолетными и тогда их удовлетворение для него не имело значения, либо имело, но ради практической выгоды. — Тогда… чего ты хочешь? — осторожно спросил он. — Нужно было сразу обсудить, а я, дурак, не догадался. Надеюсь, тебе не было больно? Или, наоборот, тебе нравится, когда больно? — Я поняла, с тобой можно не смущаться, — улыбнулась Хельна. — То есть, ты смущалась? — удивился Шурф. — Но зачем? Я же твой муж, я видел тебя без одежды, мы спали вместе, и, наверное, после этого смущение нецелесообразно. — Ты прав, — леди доела последнюю ложку рагу. — Итак, приступим? — Прямо сейчас? — уточнил Шурф. — Да дырку над тобой в небе, — расхохоталась Хельна. — К разговору приступим! Так вот. Боль мне не нравится. Постель — не место для грубости, мы открываем друг другу тела и души, поэтому — только нежность на грани с горячей страстью, бережность и пылкость, любовь, забота и желание беречь и обладать… Шурф, ты что, записываешь? — Естественно, — он дописал слово «обладать». — Это ведь чрезвычайно полезная информация. — Ну ладно, записывай, — разрешила Хельна. — Поэтому грубые слова в постели я тоже не приемлю. А вот ласковые — необходимы! Но только не чересчур милые, вроде «котенок», «детка», «зайчик»… Лучше всего фразы, которые будут звучать комплиментами, но это идеально для прелюдии… Ай, да что я рассказываю? Не так должно быть. Давай покажу. Раздевайся и иди в ванну — кстати, об этом. Сексом не обязательно заниматься только в постели. Соблазительно улыбнувшись, Хельна выскользнула из-за стола. «Не называть ее «котенок», «детка», «зайчик «, и, вероятно, любыми уменьшительно-ласкательными словами», — записал Шурф, прежде чем отправиться в ванную вслед за женой.***
Он полностью разделся и открыл дверь. Хельна стояла напротив, тоже целиком обнаженная, и тело Шурфа мгновенно отреагировало на это зрелище. Он не понимал — то ли в ванной жарко от пара, то ли ему жарко от возбуждения. Хельна шагнула к Шурфу и провела кончиками пальцев по его предплечью. — Мне нравятся твои руки, — сказала она. — Смертоносные, сильные и такие нежные. Лишь бы ничего не испортить, подумал Шурф, почти ляпнувший вопрос, не имеет ли она в виду, что у него гладкая кожа. Что же делать, если он любит стихи, но сам — не поэт? А Рыбник тем более не поэт. — Твои руки, — Шурф взял ладони Хельны в свои и по очереди поцеловал каждый палец. — Они… Искусство. Настоящее искусство великого скульптора, созданные, чтобы творить такое же искусство… Получилось, подумал Шурф и сам этому удивился. Кожа Хельны покрылась мурашками и она сильнее сжала пальцы мужа. — Быстро учишься. — Твой голос, — продолжил Шурф. — Мне нравится, как ты поешь. У тебя прекрасный мелодичный голос, и жаль, что ты поешь только своим цветам… — Ты отвлекаешься, — Хельна встала на цыпочки и поцеловала его в край губ. Разница в росте мешала ей поцеловать его, не приподнимаясь. Шурф наклонился, поймав ее губы своими и вовлек в нежный поцелуй. Он не знал, сколько вкладывает страсти, достаточно ли нежности, но разум отказался думать о соотношении разных понятий и все мысли занимала только Хельна, ее губы и ее руки, лежащие на его груди. Одна ее ладонь устроилась поверх его сердца, и леди слышала, как оно бьется. Так быстро. Ей нравилось сводить с ума этого мужчину. Ей нравилось думать, что вечно хладнокровный Шурф, профессиональный убийца, Смерть на Королевской Службе, для коллег — якобы бесчувственная статуя, наедине с ней… совсем другой. Ей нравилось понимать, что только из-за нее он меняется. Его член коснулся ее бедра. Хельна коротко простонала в губы мужа и отстранилась. — Идем в воду. Она первой ступила в ванну, и горячая вода окутала ее тело. Шурф шагнул за леди, решив более вообще ни о чем не размышлять — в воде так в воде. Хоть на дне морском. Зачерпнув воду, Хельна провела ладонями по его груди, по плечам, по спине, по ягодицам, предварительно шикнув, чтобы Шурф не шевелился. Он не шевелился. Хельна откровенно его разглядывала, будто ощупывала — руками и взглядом. Не оценивала, скорее — любовалась. До его лица она не дотронулась. И к члену не прикасалась. Пока. — Можно, я… — Шурф тронул ее плечо. — Да, теперь ты. Он повторял то, что делала она — зачерпнул воды, то ли омывая, то ли гладя округлые плечи, пышную грудь, упругие ягодицы, спину, руки, бедра… Часть воды пролилась на рыжие волосы, вызвав у Хельны недовольное цоканье — но не по-настоящему недовольное, а так, чуточку. — Нечестно. Ты можешь намочить мои волосы, а я до твоих не дотянусь. Наклонись, — попросила она. Шурф наклонился, и ему на голову полилось воды намного больше, чем он пролил на Хельну, но он ничего не имел против. — Может, мы… — она легко сжала его член. — Начнем? — Извини, Хельна, — хрипло сказал Шурф. — Кажется, я не могу больше сдерживаться. Того она и добивалась, думая только, когда же он сорвется, перехватывая инициативу. Не так уж и долго держался… идеально. Лонли-Локли подхватил Хельну под бедра и она обвила ногами его талию, обнимая за шею. Так их лица были на одном уровне, и она могла целовать его в губы, в щеки, в нос — один поцелуй остался на шее, самый жаркий, от которого Шурф еле ощутимо, но вздрогнул. — Хельна… Он входил осторожно, медленно, но Хельна двинула бедрами навстречу, и Шурф, прижав ее к себе, ускорил движения. Она прижалась носом к его шее, его волосы щекотали его щеку, от нее пахло цветами — наверное, все-таки ландышами, с которыми Хельна сегодня общалась полдня. — Я… — неразборчиво проговорила она. — Я хочу быстрее… Лонли-Локли ускорился, поддерживая Хельну так, чтобы ей было удобно. Музыка ее стонов звучала почти песней. — Шурф! По всему его телу прошел удар молнии — иначе не скажешь. Шурф опустил Хельну в воду, вышел из нее, но из объятий не выпускал. — Видишь, — сказала она. — Это… это разнообразие. А еще можно на письменном столе. И в постели тоже не обязательно только в одной позе. К тому же… Есть множество способов… — Покажешь мне? — спросил Шурф. — Звучит так, будто ты — неискушенный юноша, а я — опытная женщина, — фыркнула Хельна. — Сам мне признался про похождения Рыбника. — Так то Рыбник, — серьезно ответил Шурф. — А это я. Теперешний я не неискушенный, но все знаю будто в теории. Тело-то помнит, конечно… — Я тоже знаю все в теории, я читала, — засмеялась Хельна. — Договорились. Будем оба изучать все на практике. Но ты забыл еще кое-что. — Я тебя люблю, — мгновенно отозвался Шурф. — О, — обрадовалась Хельна. — Схватываешь на лету! Я тоже тебя люблю. Пойдем в следующую ванну.