1
17 сентября 2022 г. в 18:52
— Что ж, не в ту сказку ты забрел, бог… снов?
— Просто в другую реальность.
Морфей осматривается. Каким-то чертом (дьяволом) песок занес его совсем не в тот ад: вместо знакомого черного камня — освещенный огнем зал, вместо толпы беснующихся — только один бесноватый, и тот, богадельней заправляет.
У него темные пряди и сам он помускулистей и пошире в плечах. Но красота с тем, привычным Сну хозяином ада, схожа — соблазнительная и лукавая, и улыбка — уверенно-обольстительная, с легким снисхождением, словно может быть иначе.
Этот, — другой, — Люцифер греет трон вразвалочку, подперев подбородок большим и указательным пальцами.
— Так что за шлем?
Лишние расспросы ни к чему. Пора валить, сказал бы тоже почему-то «не перенесенный» Мэтью. Но Морфей понимает это и без Мэтью, и лезет в карман за песком.
— Долго рассказывать, Светозарный. Меж тем тут его нет, а потому делать мне здесь тоже нечего.
Бог снов ныряет пальцами в мешочек, достает горсть песка, сыпет и… Ничего не происходит.
Замешательство Морфея выглядит крайне забавно, и Люцифер от души веселится, особенно над зрелищем, как тот смотрит то на песок, то на ладонь, а потом, наконец, переводит вопрошающий взгляд на него. Вот прямо таращится в упор.
— Просто так отсюда никто не уходит. Даже моя дочь, хотя, пфф, подростки, что с них взять, никакого уважения к родителям, — Падший наигранно фыркает, мол, что поделать.
— Мне нельзя здесь оставаться.
Сон буравит его взглядом, не в панике, но к этому близок. Он впустую тратит время. И ни силы, ни шлема, ни ворона — фантастика.
Люцифер выглядит сопереживающим, но его взгляд гипнотизирует, а пальцы отбивают ритм.
— И-и-и, — тянет он и виновато разводит руками, — отпускать тебя тоже не особо хочется. Тут как-то скучно в последнее время. Гости у нас нечастые, знаешь ли, по крайней мере добровольные, твое общество было б весьма кстати.
— Щедрое предложение, Светоносный. Но сначала я должен вернуть принадлежащее мне.
— А если мне все равно? — маска исчезает, и он змеино ухмыляется. Затем рывком встает с трона и по-царски медленно сходит со ступеней, скрестив руки за спиной. — Как мы решим эту проблему?
Что ж…
— Дуэль? — последнее, что остается.
— О? Выбирай оружие.
— Нет, иная. По моим правилам, если не возражаешь.
— Люблю правила нарушать. Но ради такого гостя, — Люцифер окидывает Морфея взглядом с ног до головы (тот чувствует себя облапанным) и слегка ведет плечами, — готов рискнуть.
— Я — стужа и вечный хлад, — ходит Люцифер и сразу ва-банк.
Сон отшатывается. Его лицо, и так бледное, становится бескровным полотном инея. Падший же в необычайном восторге, будто ребенок от новой цацки, ему не терпится продолжить:
— Я сковываю все. Ни дыхания, ни движения, ни бытия. Все живое во мне замирает.
Морфея бьет дикий озноб, рвущий плоть холод кусает кости, разбивает их в щепки, превращает в труху. Перед глазами — бесконечная белизна, и снег, и горы, и ледники, и…
— Я — ветер, — шевелит он синими губами. — Я перелетаю века, несусь туда, где заканчивается белый хлад, где снег его сходит, а ледники растапливает раскаленное солнце пустынь.
Сон невозмутим, когда кожа противника то трескается, то начинает плавиться, сходит лоскутами с лица, шеи, рук. В растерянности Светозарный хватается за куски своей шкуры, язык его не слушается, но он не теряется, он вошел в раж — попробуй останови.
— Я — буря. Я — хозяин ветров и сам управляю его потоками, гоню их подальше от себя, и, вместе с тем, они сопутствуют мне и идут следом. Молниями я усмиряю изживший себя ветер, умерщвляю, забираю его силу себе.
Сперва разряд, затем слабость. Морфей бессильно падает навзничь. Синеватые прожилки разбегаются по будто обесточенному телу. Ни сил, ни желаний, ничего.
— Я… стазис…., — только тихое бормотание. — Время во мне останавливается, и даже бурю… я могу… придушить.
Ход сделан — и кислород урезают: Морнингстар конвульсивно хватается за шею, хватает воздух ртом. Его лицо багровеет, глаза закатываются, он в шаге от удушья.
И шипит:
— Я — твой самый лютый кошмар. Тот, кто существует вне, повсеместно. Я соблазняю, провоцирую, ворую. Я прихожу в ночи, проникаю в стазис и даже у него краду покой, ведь что такое сон, как не стазис от дневных тревог?
Красота Люцифера преображается, на нем проступают знакомые черты, и спустя миг на Морфея смотрит Коринфянин.
Сон не подает виду, что удивлен — он готов ко всему. Но вряд ли к тому, как резко его ударяют в лицо. Нос ломают, боль ослепляет. Он не успевает очухаться, как его отбрасывают в стену, затем, за ворот, к подножью трона.
Он спотыкается, но он не падает — хватка за кофту. Его тянут вверх по ступеням, кидают к железной спинке высокого трона, от кованого металла жар идет, но не обжигает.
Сон ударяется затылком раз, другим — ударяют его в солнечное сплетение. Воздух из легких выбит, и Морфей раскрывает рот, в глотку затекает собственная кровь, но недолго — доступ к кислороду перекрыт, уже ртом чужим. Язык беспардонно проникает внутрь, размазывает ржавый ихор по зубам и губам. Морфей и протестует, и как-то не особо — он, словно замершая статуя, пока в растерянности, но с подспудно скользким влечением.
Сон слышит загнанное дыхание, чувствует его на себе. Тяжелое, торжественное, оно болью обжигает сломанный нос, щеки и рот, покрытый вязким соленым металлом — и без того пустив кровь, губы Морфея все кусают, превращая их в сплошную кровавую рану, которую иногда снисходительно зализывают.
Мускус, воля и похоть.
Руки тянутся оттолкнуть Коринфянина от себя, но, грубо (хватит с тебя) оборвав поцелуй, его хватают за плечи, разворачивают спиной и вжимают в трон.
— Просто так я не ухожу, — шепчет сзади Кошмар. — Я парализую, не даю и шанса вскрикнуть, — рот Морфея зажимают рукой.
— Ни слова, ни просьбы, ни приказа.
Хтонос, тяга и дым.
Кошмар накрывает его собой. Бог снов сбит с толку, тело, в бесконечном напряжении, игнорирует недавние побои. В мыслях полный хаос, но он прибыл в страну хаоса, так чему удивляться.
Он возмущенно рычит, мычит в ладонь, но Коринфянина это подхлестывает. Собой он вжимает Морфея в каленое железо. Фиксирует его в таком положении и только улыбается, когда зубы вонзаются в руку.
— Кто бы мог подумать, — в ответ — жесткий укус за ухом и в шею, — он-таки соблазнил тебя.
Сердце пропускает удары. Едва слышный вздох булькает кровью о сильную хватку.
— Каков сосуд… Какое вместилище помыслов и желаний, — Коринфянин трется о него со всей наглостью и запускает вторую руку под черное одеяние, гладя крепкий торс и спускаясь к чему-то покрепче.
Морфей вздрагивает и невольно прикрывает глаза. Это Люцифер, напоминает он себе, Люцифер, не Кошмар. И снова пытается сопротивляться.
Упирается ладонями в трон, сжимает изголовье до боли в костяшках — что ему стоит все это прекратить? Ничего и всего. Ход сделан мастерски, но для ответного хотя бы надо открыть рот.
Он резко дергает головой назад — ударить затылком в лицо, но этим движением, наоборот, пользуются: сжимают рот крепче и устраивают его закинутую голову у себя на плече, получая доступ к белизне кожи. Дышать и больно, и невозможно. Сон захлебывается, шумно глотает идущую горлом кровь, пока Коринфянин полизывает беззащитную бледность в свое удовольствие. Краем глаза Кошмар не может не восхититься, как прекрасен бог, когда незапятнанность кожи таки пятнается багровым.
— На троне или у трона — есть ли разница, бог? — мурлычут, ладонью давят на челюсть; пальцы сжимают щеки, заставляя открыть рот, и снова проскальзывают туда змеей языка.
Едва-едва Морфей уступает напору. Втягивается в этот порок, ловит приглушенный кайф и все бессознательное в себе разом принимает за осознанное.
Коринфянин трется о него активнее, уже отчетливо имитируя толчки, его рука сквозь штаны сжимает чужое возбуждение.
— Я поставлю тебя на колени, наивный выскочка. В моем царстве все равно все играют по-моему, — шипят в губы голосом Коринфянина, но именно это напоминает Морфею о том, что реально, а что нет. Черта с два, он пришел сюда не за этим, и преклоненным точно не будет. Не перед ним.
Ответный ход приходит на язык отравой.
Сон закрывает глаза, едва сдерживает вздох нежеланного удовольствия, и быстро пользуясь моментом свободы, насилу придает голосу мощь:
— Имя мне — Легион, и я — Люцифер. Падший ангел, Светоносный. Утренняя звезда.
Черты Морфея меняются, будто чешуйками красота аспида покрывает всю его сущность.
Коринфянин и так отшатывается в недоумении. Он удивлен и возмущен, что Сон посмел сказать, причем такое. Но вот он поднимает на него взгляд снова, и падает на колени — соблазненный, очарованный, поверженный, в смеси обожествления и экзальтированного восторга.
Морфей-Морнингстар смотрит на падшего свысока, с пренебрежительной насмешкой. Словно с издевкой, он медленно проводит языком, на миг кажущимся раздвоенным, по губам, глумится, целиком понимая, что продолжить начатое, пусть и со сменой ролей, ему не мешает ничего. Ничего, кроме понимания, что это не тот Кошмар, не истинный.
Без зазрений Сон поднимает затянутую в кожаный ботинок ногу, упирается тому в грудь и одним мощным пинком сталкивает противника со ступеней.
Эта отвергнутость становится еще одной, финальной, пощечиной.
Люцифер, уже настоящий, выпрямляется. Буравит взглядом Морфея. Потеха над противником обернулась бы надругательством над собой. Заманчиво, но не в этот раз. Потому он кривит губы в ухмылке, пусть и держится с не меньшим достоинством поверженного царя. И едва заметно кивает, признает поражение.
— Надеюсь, ты найдешь, что ищешь, бог снов. Но при желании — двери моего ада всегда для тебя открыты. Заглядывай на огонек.