***
Это была дерьмовая идея — звонить тебе посреди ночи и говорить о том, как ненавижу до покалывания внизу живота и как люблю до тошноты и боли в желудке. Я помню, как напилась потому, что мы снова столкнулись в парке и ты не упустил возможности сказать о том, насколько у меня дерьмовая семья и что нам стоит поскорее убраться из вашего города. Я посмеялась в ответ и пролепетала какой-то бред в свою защиту, надменно улыбаясь, хотя на деле была готова разрыдаться от того, насколько тяжело мне смотреть тебе в глаза и не иметь возможности сказать, что я в них буквально тону. Мне тяжело смотреть на твои губы и не иметь возможности коснуться их своими или хотя бы провести по ним кончиком пальцев. Я не могу расплакаться прямо у тебя на глазах потому, что знаю, что потом ты будешь смеяться надо мной и вспоминать это всё время. Хуже любой пытки: знать, что нахожусь рядом и не имею возможности сказать, как хочу коснуться твоей татуировки. Я гадала о том, как выглядит твоя девушка и какая она вообще. В голову закрадывались мысли о том, что можно было бы сменить имидж и стать такой, как она, лишь бы ты обратил на меня свое чертово внимание. А потом Слоан успокоила меня и сказала, что у тебя нет никакой девушки потому, что ты вряд ли вообще найдёшь ее себе под стать. Когда я вижу тебя, мне так хочется сказать, что в моем времени мы были намного больше, чем просто враги. Мы целовались на крыше, наблюдая за закатом, мы устраивали минуту объятий каждый час и каждый вечер запирались в комнате, стаскивая друг с друга одежду и оставляя поцелуи по всему телу. Боже, ты бы знал, как я хотела рассказать тебе всё это, однако, никак не набиралась смелости, а ты всё чаще задевал меня и каждый раз больнее. А сегодня я сидела с Клаусом и ловко наливала себе раз за разом какую-то херню, которую он стащил в баре отца в вашем доме. Интересно, как твои братья и сестры этого не заметили? Впрочем, это неважно. Если бы Клауса заметили, ему бы надрали зад, а я бы так и не выпила, заставив чувства залечь на самое дно. Голос нашего Бена звучал в моей голове. Он постоянно говорил мне не делать глупостей и вспомнить, кто я, черт возьми. Я не та, кто должна бегать за таким придурком, у меня должна быть блядская гордость. Но когда я вижу тебя, вся моя уверенность улетучивается, а голос в голове стихает, оставляя меня один на один со зверем в виде тебя. Я кручу в руке телефон, пока Клаус, словно ребёнок, покачивается из стороны в сторону и напевает какую-то песню. Алкоголь придает смелости и я открываю телефонную книжку, довольно быстро находя твой номер. Он же закреплен в самом начале. — Алло? — я стараюсь говорить четко, хотя удивлена уже с самого начала: он взял трубку до неприличия быстро. Я слышу, как он тяжело вздыхает и думаю, что свел брови к переносице, не понимая, почему я в двенадцать часов ночи вообще решила его набрать. — Эй, придурок, я с кем разговариваю? — я зло рычу, а в следующую секунду уже хихикаю от собственной напускной серьезности, с которой пытаюсь говорить. — Ты долбанулась? Нахрена звонишь мне так поздно? — он никогда не блистал особой культурой и я снова хихикаю, словно пьяная дурочка. Хотя, подождите. Я и так до чертиков пьяна. А поэтому звоню и сейчас разговариваю с тем, о ком мечтаю больше месяца. — Я хотела сказать, что напилась с Клаусом, — я цыкаю и фыркнув, посмотрела на Клауса: он приложил палец к губам, принуждая себя молчать. Видимо, тоже хотел послушать, о чем мы будем говорить. Я подмигиваю ему и вновь смотрю вперед, думая над следующим предложением, — а пять минут назад я сняла с себя трусики, представляешь? — я громко смеюсь, а Клаус скользит к моим ногам, будто бы думая, сказала я сейчас правду или просто провоцирую уже злого Бена. — Где ты? — Бен не скрывает своего раздражения, а я закидываю голову назад и заливисто смеюсь, позволяя Клаусу налить мне еще той гадости, которую он притащил, — Джеймс! — Когда ты зовешь меня так официально, я возбуждаюсь, знал? — я клянусь, что не осознаю, что говорю. Скорее всего, просто пользуюсь моментом его слабости и своей смелости и уверена, что завтра буду об этом жалеть. Но… Это будет завтра. А сегодня я звоню Бену и говорю о том, что сижу на стуле без трусиков. — На кой хрен ты вообще так напилась? — он, словно не замечает моих замечаний, из-за чего я притворно возмущенно выдыхаю, хлопая ладонью по столу. Сжимаю телефон сильнее и смотрю на Клауса, который одним лишь взглядом показывает: «действуй». Я провожу пальцами по губам и уже в следующую секунду говорю: — Знаешь, мне кажется, что я тебя люблю. То есть, я и твоя прошлая версия вроде занимались любовью каждый вечер и когда я смотрю на тебя и думаю, как ты можешь меня трахнуть, — я выпаливаю на одном дыхании и резко замолкаю, зажевав между зубами нижнюю губу. Клаус охает и одобрительно кивает, опрокидывая в себя рюмку текилы, как я поняла. Молчу и думаю, что скажет Бен, однако в следующую секунду он отключается, а я кидаю телефон куда-то за барную стойку, роняя голову на руки. Не знаю, сколько времени прошло и сколько я еще выпила, но этого хватило, чтобы я забыла, как Бен дотащил меня до моей комнаты и кинул на кровать, словно маленькую девочку. Этого хватило, чтобы я позволила ему принести себя сюда и хватило, чтобы я поняла, что именно сейчас набралась смелости на разговор по душам. Я сажусь на край кровати и смотрю исподлобья на Бена, что сел на стул напротив меня. Его глаза метают молнии, а тело напряжено. Он смиряет меня взглядом, а я сглатываю, не выдерживая такого напряжения. — Ну и? — он нарушает тишину первым, а я делаю вид, что не понимаю, о чем он говорит. Конечно, проще притвориться глупой, чем сделать что-то умное и показать, что все еще способна думать. — Что? — самый глупый вопрос, который я могу задать, но на другое я не решаюсь. В своей голове я составила миллион сюжетов, но ни один из них я осуществить не могу. Не сегодня. — Без трусиков значит? Занималась любовью с моей версией? — он задаёт вопросы медленно, наслаждаясь моим красным лицом, а я готова провалиться сквозь землю. Какого хрена мне стыдно так, будто я уже трезвая и сижу перед ним? — Да, занимались. И знаешь, мне нравилось, — добавляю уже тише, но не прерываю зрительного контакта. Бен улыбается краешком губ, привставая со стула и нависая надо мной. Я сглатываю и пытаюсь отстраниться, однако, не успеваю. Он берет мое лицо в свои руки и сжимает большими пальцами виски, вынуждая поднять голову вверх. — И как это было, Джеймс? — его голос охрип, а я неприлично громко выдохнула, словив себя на мысли, что это было скорее похоже на стон ожидания. — Он был нежен со мной, словно я хрупкая ваза, которая может разбиться в любой момент. Он водил пальцами по моему телу и целовал каждую родинку. Говорил, что любит, — я говорила медленно, прикрывая глаза и проживая этот момент снова. Его большие ладони всё еще покоились на моих щеках, сжимая их и не давая отстраниться. — Я не он. Я не бываю нежным, но я могу показать свою любовь немного иначе, Джеймс. Как любит моя темная сторона, — он проводит кончиком носа по моей скуле, а я судорожно выдыхаю и не выдерживаю: Его темная сторона привлекает меня еще больше, заставляя ноги подкашиваться, а глаза закатываться.***
Это была дерьмовая идея — звонить тебе посреди ночи и говорить о том, как ненавижу до покалывания внизу живота и как люблю до тошноты и боли в желудке. Это была дерьмовая идея потому, что всё стало хуже. Ты скинул с меня тонкую футболку, целуя каждую родинку отчаянно и резко. Оставлял засосы по всему телу, облизывая каждый новый участок моего тела. Я извивалась под тобой, словно змея, желая большего, желая тебя. Ты стянул с себя кофту и откинул ее в сторону, а я провела ногтями по очертанию пресса, отмечая, что ты более подтянутый, чем твоя прошлая версия. Я целовала тебя так отчаянно, словно это последнее, что может меня спасти, пока ты втрахивал мое тело в скрипучий матрас, хватаясь ладонями за бёдра. Мои ягодицы горят, а глаза закатываются от удовольствия. Я краснею, когда ты говоришь мне пошлые вещи, вроде «хорошая девочка», «сладкая», «маленькая грязная девочка» и всё в таком роде. Бен никогда не называл меня так. Не позволял себе грубостей и никогда не кусал меня до крови. Он был нежен и добр, он был полон любви. Но его темная сторона привлекает меня еще больше и теперь я не думаю, что звонить тебе было действительно плохой идеей.