Дома

Брут мог поклясться всем на свете, что в жилах Лии кровь была не красной, а золотой. Девушка была горда, незыблема и крепка, как бриллиант. Ходила всегда с высоко приподнятой головой, всегда знала, чего хотела, и добивалась этого всеми доступными путями. А еще была во всем идеальна. К чему бы ни прикоснулась, за что бы ни взялась, Лия делала это с присущей ей грацией и сосредоточенностью. Создавалось впечатление, что ей все дается удивительно легко. Однако очень скоро стало известно, что за этой идеальностью стоят тысяча и один ожогов, уколов иглой, разбитых стёкол и тарелок. Изнаночную сторону данной идеальности видело очень мало людей, и Брут имел честь быть среди них. Особенно частым явлением это стало, когда они съехались. Кризис в Полисе остался позади так же, как проблема крыльев и браслетов. Это было очень тяжелое время, и говорить о чувствах Брута не мог никак — и из-за большого объема работы, мешавшей видеться чаще пары раз в неделю, и из-за дикой усталости и путаницы в собственных чувствах и мыслях. Дома, в его квартире, удавалось сбросить все маски и быть собой. Люди ни за что не могли представить его не в привычном белом костюме, а в серой футболке и пижамных штанах. А еще в тапочках-котиках, что были очень теплыми и удобными. На животе — ноутбук, и Бруту совсем не хочется двигаться. Этот день выпил из него все соки. — Подвинься. Лия садится рядом и ставит на низкий журнальный столик пару тарелок, от которых чувствуется приятный аромат, сразу возбуждающий вкусовые рецепторы. — А что это? — ноутбук ставится рядом с тарелками, чтобы можно было занять сидячую позицию. Брут с интересом наблюдает, как возлюбленная берет свою тарелку и забирается с ногами на белый диван. Сейчас она расслаблена, одета только в футболку, бесцеремонно украденную у парня, и короткие шорты. Волосы распущены и немного растрепаны, но ее красоту это никак не портит. Он просто не может оторвать от нее взгляд. — Суп-пюре из баклажанов. С чесноком и сухариками. — Выглядит вкусно. Скоро от супа не остается и следа. Буквально пары минут хватает, чтобы тарелка опустела. Лия только улыбается: для нее такой аппетит любимого был лучшим комплиментом. — Сиди, я помою. И кофе принесу. Брут целует её в щеку, чувствуя кончиком языка вкус какого-то фрукта. Видимо, девушка делала маску на его основе, и теперь ее кожа немного отдает фруктовыми вкусом и запахом. — Я знаю, что сладкая. Но это будет немного потом. — шепчет без строгости или сердитости, даже с некоторым теплом в голосе. — Тогда чуть позже я всю тебя пооблизываю. И повсюду. — Брут отвечает так же шепотом и целует за ухом немного покрасневшую девушку. Следом за ним в сторону кухни летит подушка. Дома они могли быть немного детьми, и никто за это не осудит. Идеальность и престиж остались за дверью этой квартиры. Кофе тоже был довольно неплохим. Все же Брут научился хорошо готовить сей напиток, и какое-то время это был основной компонент его рациона. Икар часто шутил, что у друга по венам теперь течет кофе, смешанный с успокоительным, и крови там не осталось от слова совсем. Сейчас с этим изречением можно поспорить. Лия еще некоторое время греет руки о теплую чашку, а затем пододвигается поближе к любимому, чувствуя его руку у себя на талии. Такую теплую и приятную руку, что аккуратно подлезает под футболку и гладит голую кожу. В ответ девушка оставляет пару поцелуев на шее Брута. — Что ты там обещал сделать? — этих ее слов вполне достаточно, чтобы Брут перешел на решительные действия. Они дома, и здесь можно делать всё, что им двоим захочется. И не быть при этом образцом совершенства.