pascuntur draco

воздух солёный, удушливо жаркий от гари и вони подпаленной плоти и волос. войско триархии утяжеляет песок кровью всякий раз, как деймон таргариен — всадник кровавого змея, поливающего месяцами ступени огнем, — взмахивает мечом. крагхас вглядывается подслеповатыми глазами в небо, ведь не может быть, чтоб таргариен явился без дракона. вслушивается в натянутую тишину, глушащую звон мечей, копий, свист летящих стрел. но разваренная радужка не выцепляет в облаках долговязой тени, однако где-то в груди зреет понимание, что их настигает проигрыш, потому что страшнее драконов только сами таргариены. драхар сипло дышит сквозь маску. дождём льются стрелы, попятам преследуя вёрткого принца — ни разу не чопорную белоручку из красного замка, зато умелого опасного война. деймон не пропускает ни одного удара и, — к внезапной дрожи отмечает крагхас, — неотрывно за ним следит. облегчение затапливает в момент, когда в таргариена впивается лезвие одно за другим. неужто так легко? крагхас на мгновение представляет, каково это: отправить таргариена на корм крабам, прибить самолично к штырям и дать насладиться тяжелой морской водой и компанией крабов, охотно срывающих заживо плоть; помочь маленьким друзьям — сорвать богатые одёжи, оголить белое подтянутое тело, покрытое шрамами, но нетронутое недугами в отличие от собственного; услышать вымученные проклятия, болезненное шипение и крики гнева и ужаса. пожалуй, он хочет этого — отправить деймона к долгой грязной смерти, изуродовать, сделать похожим на себя. потопить тушу дракона на глазах всадника — тоже хорошая добыча для обитателей узкого моря. желания эти сладки, но… земля вокруг полыхает, узкое море беснуется меж ступеней, а деймон таргариен похож на божество, ступающее средь горы трупов. его образ отпечатывается на сетчатке, и, пускай крагхас не может разглядеть лица, он чувствует суровое решительное выражение и горящий взгляд, жгущий лицо не хуже огня. деймон сбегает от смерти. вернее, деймон сама смерть. и он идет за кормильцем крабов. отступать сейчас, когда войско корчится в муках, а триархия ещё нескоро пошлет новых солдат — бессмысленно. понимание это накрывает пудовым валуном, пригвождая к земле. с одной стороны, пещера вон, позади; с другой, — толку скрываться в туннелях подобно крысе, если поражение уже на счету? деймон неумолимо приближается, и страх понемногу заставляет отступать назад — ноги не слушаются. ничего не противопоставить силе дракона, даже дикую животную кровожадность, отражённую в позолоченной маске. не получится притвориться древним богом перед тем, кто сам как безудержная стихия. дым застилает слезящиеся глаза. сверкание меча проглядывает слабо. таргариен так близко, что крагхас слышит шорох шагов. — кормилец крабов, — констатирует. — порочный принц, — хрипит ответно. хотя они оба принцы и отчего-то бьются здесь, на ступенях, посреди моря воды и крови. когда деймон взмахивает мечом, крагхас поджимает губы и готовится к боли. если удача отворачивается, то повернуть ее непокорную своенравную голову очень трудно. лезвие втыкается в бок, режет брюхо, и драхар знает, что это адское страдание — месть за людей, обглоданных, как свиные ребра. кровь пузырится во рту, скользкие внутренности валятся вниз, но умереть так, возможно, лучше, чем погибнуть от серой хвори, пожирающей клочок за клочком тело. возможно, лучше в последний момент любоваться точённым лицом деймона, сосредоточенно рубящего напополам больное тело с забытым давно ликом, скрывающимся под рогатой маской. возможно, пасть от рук божества вовсе не плохо.