Замок и ключ

Склонность Лютика разрушать даже самые прочные супружеские союзы была почти так же хорошо известна, как и репутация Геральта как истребителя чудищ. Невозможно было прожить и пары недель без того, чтобы не столкнуться с обманутым, жаждущим мести супругом, потрясающим оружием или с нанятыми головорезами за спиной. «Геральт!» — испуганно вскрикнул Лютик, когда герцогиня из Зефиры загнала его в угол переполненной таверны. «Геральт!» — в панике взвизгнул он, протиснувшись Геральту за спину в попытке спрятаться от сэра Реувена из Барсы. Обычно Геральт ничего не имел против; ему хватало грозно сверкнуть глазами, а самых ретивых крепко схватить за плечо, чтобы обратить их в бегство от страшного-страшного ведьмака. Но иногда интрижки Лютика мешали работе или, что было ещё хуже, оплате. На этот раз Лютик на охоту за Геральтом не последовал — тварь, с которой тому предстояло сразиться, умертвить надлежало непременно на рассвете, а поднять Лютика в такую рань не стоило и пытаться. Толку от него всё равно бы не было, а своими жалобами и нарочито душераздирающими зевками Лютик лишил бы их тех немногих тактических преимуществ, что давала предрассветная тьма. Поэтому они с Плотвой направились в лес без шумного барда. После долгой, изнурительной схватки Геральт прикончил тварь, державшую в страхе все окрестные деревни, и вернулся за пару часов до полудня с её головой в город, чтобы получить плату. Вот только… — Геральт, это не то, что ты мог подумать. — Да неужели? — Геральт стиснул зубы, а потом растянул губы в кривой, невесёлой улыбке. — Потому что я думаю, что тебя застукали с женой ипата, и теперь мне не заплатят ни гроша! — Ну, — Лютик нервно рассмеялся, пряча взгляд. — Когда ты так говоришь… — он стоял, сгорбившись, у дверей корчмы в чём мать родила и прикрывал пах лютней, единственным, что успел прихватить, убегая. Его вышвырнули на улицу и даже за своими вещами не разрешили вернуться. — Почему, почему ты не в состоянии удержать хер в штанах хотя бы на пять коротких минут? Лютик опустил глаза и пожал плечами. — На этот раз на мне даже штанов не было. — Лютик! — Я знаю, знаю! Мне очень жаль, — он прочистил горло и изо всех сил попытался изобразить обворожительную улыбку. — Быть может, мой дорогой ведьмак, ты не откажешь мне в любезности, зайдёшь внутрь и заберёшь мои вещи? Я бы одолжил что-нибудь из твоей одежды, но, — он окинул самого себя взглядом, — боюсь, моему изящному телосложению ничего из них не подойдёт. Геральт закатил глаза, но, оставив Лютика в компании лютни и приносящего им одни только неприятности хера, отправился разбираться с корчмарём. Он вернулся с их вещами, бросил Лютику одежду и принялся укладывать седельные сумки. Лютик натянул штаны и громко прокашлялся. — Геральт. — Тот не обратил на него ни малейшего внимания, тщательно застегнул одну сумку и взялся за вторую. — Геральт, — Лютик надел рубаху и опустил руку Геральту на плечо. — Я знаю, что сложившаяся ситуация далека от идеальной… — Далека от идеальной? — Геральт повернулся к нему лицом. — Твоё неумение держать себя в узде на этот раз навлекло неприятности не только на тебя, бард. Лютик резко посерьёзнел. — Я ведь сказал, что мне очень жаль. И я не шутил. В следующий раз… — Кто сказал, что он будет? У Лютика вытянулось лицо, уголки губ поползли вниз, рот приоткрылся, и хотя гнев всё ещё бурлил в Геральте, видеть, как Лютик вдруг съёжился, было неприятно. — Ты же сейчас шутишь, — мягко произнёс Лютик. Геральт сглотнул и отвернулся к Плотве. Дать волю гневу было легче, когда не приходилось смотреть Лютику в глаза. — Ты сам собой не управляешь и этим лишаешь меня денег. Я такого позволить не могу. Лютик снова прикоснулся к нему, обхватил запястье огрубевшими от струн пальцами. Он потянул Геральта за руку, заставил повернуться и посмотреть ему в лицо. — Что если я дам обещание? Я могу… я могу… — его глаза вдруг загорелись, Лютик прищурился и прикусил нижнюю губу. У Геральта раздулись ноздри — он знал, что ещё пожалеет об этом, но всё равно вопросительно хмыкнул. — Пойдём со мной, — ответил Лютик, схватил его за руку и потащил к западным городским воротам. Плотва потрусила следом. То, что она так привыкла к выходкам Лютика и следовала за ним без понукания от хозяина, раздражало. — Куда мы идём? — спросил Геральт. Терпение, отмеренное им на своего спутника, давно иссякло, и он просто хотел как можно скорее убраться из этого забытого богами города. — Увидишь. Застывшее на его лице выражение было Геральту очень хорошо знакомо: чистейшая сосредоточенная решимость. Временами смотреть на Лютика было невыносимо — видеть, как открыто, как свободно он выражает каждое из испытываемых чувств, легко различать удивление в широко открытых глазах и искреннюю радость в румянце. Иногда, когда Лютик был чем-то расстроен, у него, как у ребёнка, дрожали губы, и Геральт всякий раз задавался вопросом: каково живётся на этом свете человеку с открытым всему миру сердцем. — Это точно где-то здесь, — прервал его мысли голос Лютика. Вскоре Геральт уловил в воздухе новые запахи: сладкие цветочные духи, семя и густой, пьянящий аромат возбуждения. Он остановился и вздохнул. — Если ты ищешь бордель, то вот он, прямо перед тобой, — он кивнул на неприметную дверь. — По-твоему, здесь тебя могут избавить от склонности украшать головы благородных леди и лордов рогами? Признаться, я разочарован. — Разумеется, нет, — сказал Лютик с таким раздражением, словно это с ним по вине Геральта поступили несправедливо. Он потянулся к дверной ручке, но Геральт остановил его, придержав за плечо. — Сначала постучи. Утро ж ещё. Лютик кивнул и послушно постучал в дверь. Несколько мгновений спустя выглянула женщина невысокого роста, с бледной, усыпанной веснушками кожей, тугой тёмно-русой косой на плече и заспанными зелёными глазами. Она была одета в ночную сорочку, из-под подола которой выглядывали босые ноги. Окинув Геральта и Лютика долгим взглядом, она распахнула дверь шире и сказала: — В этот час цены выше. — Э-э, благодарю за предупреждение, — ответил Лютик, когда они вошли. — И я бы с радостью расстался с каждой монеткой, потому что уверен, лучше заведения, чем ваше, в этой части Континента не сыскать, но, увы, мы здесь не за этим. Женщина прищурилась, силясь понять, о чём он толкует, и, как и Геральт, теряясь в догадках. — Если вы ищете что-нибудь эдакое, то мне нужно разбудить Вентаву. Лютик кивнул и улыбнулся. — Хорошо, мы подождём. Геральт вздохнул. Он хотел поскорее отправиться в путь и с нетерпением ждал, когда этот балаган наконец закончится. Вентава появилась на лестнице лишь четверть часа спустя. Это была высокая, гибкая женщина, со смуглой кожей, в шёлковом халате, с подвязанными бледно-голубым шарфом волосами. Она представилась, а потом спросила: — Чего милсдари желают? — судя по властному виду, она не терпела ни глупостей, ни людей, их нёсших. Геральту такие женщины нравились. — Доброго вам дня, я Лютик, и… — Лютик. Это ведь такой ядовитый цветок, не так ли? Лютика её обширные познания явно порадовали. — Да, так и есть. По правде говоря, я не нуждаюсь в ваших, э-э, услугах, — продолжал он, — точнее, я не нуждаюсь в ваших услугах обычного толка, — он стоял прямо перед Вентавой, Геральт же привалился спиной к стене. — Но я надеюсь, что смогу купить у вас одну безделицу, если она у вас, конечно, есть… — Вентава выгнула бровь, выжидая, когда Лютик договорит. — Мне нужен пояс верности. Геральт подскочил на месте и от удивления округлил глаза. Лютик бросил на него быстрый взгляд и нервно улыбнулся. Вентава склонила голову к плечу. — Для себя или… — под внимательным, оценивающим взглядом, которым она скользнула по Геральту, любому стало бы неуютно. — Определённо для себя, — ответил Лютик. — Хорошо, пара штук у меня есть, но твой спутник в них не влезет, — Геральту стало любопытно, кем, по мнению этой женщины, они с Лютиком друг для друга являлись. Вентава развернулась и бросила через плечо: — Идите за мной. Лютик шагнул было следом, но Геральт схватил его за руку и развернул так, что они оказались лицом к лицу. — Лютик, это что ещё за шуточки? У Лютика вырвался нервный смешок. — Какие уж тут шутки, я дьявольски серьёзен. — Несколько мгновений они смотрели друг на друга. У Геральта заходили желваки. — Геральт, — зашептал Лютик мягко, — вот же оно, решение, и я… не хочу я с тобой расставаться. Пожалуйста. Сама мысль казалась смехотворной. Какой-то нелепостью. Но в глазах Лютика застыла хрупкая надежда, и, по правде говоря, сказать ему «нет» всегда было сложнее, чем Геральту хотелось признать. Он кивнул и отпустил руку Лютика. Тот вздохнул с облегчением и расслабился. — Спасибо. Они последовали за Вентавой в кладовую, где хранились масла, постельное белье и множество… приспособлений, о большинстве из которых Геральт только слышал. Он был простым ведьмаком с простыми желаниями, и каждый раз, когда он посещал бордель, от забав экстравагантных или чересчур затейливых отказывался. Вентава сняла с крючка на стене то, что, судя по всему, и было поясом верности, и положила его перед собой на стол. — Хранителем ключа он будет? — спросила она Лютика и взяла с полки два замка и ключ. Лютик повернулся к Геральту, вопросительно наклонив голову. — Да? От открывавшихся перед Геральтом пока ещё туманных, неведомых возможностей в животе что-то дрогнуло. — Что это хоть значит? — спросил он. — Поскольку ключ будет у тебя, — объяснила Вентава, — только ты будешь решать, когда ему можно снять пояс верности. И можно ли. Без твоего дозволения он этого не сделает. Это показалось ему… слишком личным, слишком интимным. Излишним и нестерпимым. Самым настоящим безумием. Лютик хотел от него… Нет. Нет. Геральт открыл рот, чтобы именно так и ответить, но не успел. — Понимаешь теперь? — спросил Лютик, и на его губах появилась лёгкая, робкая улыбка. — Не будет больше никаких тайных свиданий, которые ты так не одобряешь, потому что ты, — он постучал указательным пальцем по груди Геральта, — должен дать на них сперва своё согласие! — прежде чем сбитый с толку Геральт успел ответить, Лютик снова повернулся к Вентаве. — Так ты согласен? — спросила она Геральта. Геральт поморщился. А потом кивнул. — Изумительно, — она кивнула Лютику. — Пожалуйста, сними штаны. А ты, — обратилась она к Геральту, — подойди. Я научу тебя, как надевать пояс. Лютик стряхнул сапоги и непринуждённо снял портки, как будто раздеваться на глазах у кого-то, чтобы облачиться в пояс верности, было для него обычным делом. Геральт всё чаще ловил себя на мысли, что Лютик его когда-нибудь с ума сведёт. Вентава опустилась на колени перед Лютиком с портняжной лентой. — Так, мальчик, не вздумай сейчас возбудиться. — Легче сказать, чем сделать, когда перед тобой такая красивая женщина, — сказал Лютик, весело подмигнув. — Но только если, э-э… — он посмотрел на Геральта, и его лицо посерьёзнело. — Только если вы не замужем, да. Она обернула ленту вокруг его мошонки. — Я, можно сказать, замужем, да и ты не в моём вкусе. Лютик упёр руки в бёдра и, запрокинув голову, уставился в потолок. — Что, предпочитаете не связываться с бардами? — Предпочитаю не связываться с мужчинами, — ответила Вентава, сделав последний замер. — Что ж, есть у меня один пояс, который тебе подойдёт, — она повернулась к Геральту. — Возьми масло вон на той полке и вылей немного себе на руку. — Он же сам может всё это сделать, — возразил Геральт. — Может. Но традиция требует иного. Дай-ка, — она сама взяла флакон, откупорила его и вылила немного Геральту в ладонь. — Сначала смажь ему хер и мошонку. — Лютик, — с усталым раздражением проворчал Геральт. — Клятвенно обещаю, что не осерчаю на тебя за то, что ты меня облапишь, Геральт, — глаза у Лютика были закрыты, а рот растянут в довольной усмешке. Быстро же он из кающегося грешника превратился в кокетливого жеманника. В отместку Геральт резко сжал его хер рукой, вырвав у Лютика испуганный вскрик и заставив его подскочить на месте, а потом грубоватым движением смазал ему мошонку. — Хорошо, — Вентава подняла странное металлическое приспособление. — Пояс состоит из двух частей. Собственно самого пояса, — она протянула Геральту стальной обруч, который надевался на талию. От его середины вниз шла мягкая кожаная ленточка, она спускалась от пупка, ложилась между ягодиц и крепилась на спине, а спереди в ней было сделано отверстие для гениталий. С тяжёлым вздохом Геральт приподнял обруч над полом, и Лютик шагнул в него. — Вытащи его хер и мошонку через это отверстие, теперь подтяни и застегни обруч спереди. Сколько же раз ему придётся сегодня облапить Лютика? Всё, что ему велели, Геральт пытался делать совершенно безучастно, механически. Наконец Лютик оказался надёжно заперт в поясе. — Ну как? — спросила его Вентава. Лютик сделал несколько осторожных шагов. — Хм. Необычно? Не скажу, чтобы мне было в нём очень удобно. — Замечательно, — Геральт вздохнул. — Думаю, теперь мы наконец можем отказаться от этой нелепой затеи и отправиться в путь? — Нет, я же уже в поясе. Что надевать дальше? — Клетку для хера, — ответила Вентава и протянула Геральту ещё две детали. — Этим кольцом мы полностью охватываем гениталии, держаться оно будет за мошонкой. А потом ты поместишь его хер в клетку. Это показалось Геральту сложнее, чем разобраться с обручем, поэтому он опустился на колени и взял из рук Вентавы клетку. Вот только на этот раз, когда он обхватил рукой член и яички Лютика, чтобы поскорее воплотить в жизнь его нелепый план, он почувствовал явные признаки его растущего возбуждения — совсем лёгкий запах похоти. Пробежавший по телу трепет — от мысли, что причиной являлся именно он, — пришлось подавить усилием воли. Он поспешил выполнить все указания Вентавы, зная, что вставший хер в клетке точно не поместится, и тогда они застрянут в борделе бог знает на сколько времени. Как Геральт ни старался, к тому времени, как он закончил, хер Лютика налился кровью, и можно было видеть, как он упирается в прутья клетки. — Очень хорошо, — кивнула Вентава. — Клетку можно носить и без пояса, если ты не будешь против. На самом-то деле пояс служит лишь для того, чтобы сделать невозможной содомию. Геральт вопросительно выгнул бровь, и Лютик кивнул. Да кто бы сомневался, — подумал Геральт, всеми силами игнорируя странное чувство, пожиравшее нутро, и не решаясь дать ему хоть какое-то название. Кто бы сомневался. — А сейчас самое интересное, — Вентава вручила Лютику два открытых замка. — Отдай их ему, — Лютик вложил в ладонь Геральта оба замочка, и черты его лица разгладились. Их глаза встретились, и между ними возникло чувство открытости, близости, показавшееся Геральту во много раз более глубоким, чем глупая игра, в которую Лютик его втянул. — Ну что, дорогой ведьмак, запрёшь меня верно и надёжно? — спросил Лютик, и голос его был тёплым и сладким, точно мёд, сочащийся из пчелиных сот. И снова какое-то чувство, не имеющее названия, распустилось у Геральта внутри, он опустился на колени перед Лютиком, который только что по доброй воле отдал ему полный контроль над одной из самых важных частей своей жизни, просто чтобы завоевать доверие. Он отвёл глаза и защёлкнул первый замок на металлическом обруче. Затем, соединив петли на клетке и отходившей от обруча кожаной ленте, продел в них второй замок, закрыв и его со слабым щелчком. — И последнее, — очень тихо сказала Вентава. Когда Геральт поднял глаза, Лютик уже держал в руке ключ. Зажав его между большим и указательным пальцами, он протянул его Геральту. А тот, не сумев придумать ничего лучше, снял свой медальон, расстегнул застёжку и нанизал ключ на цепочку, чтобы он хранился теперь рядом с ощеренной волчьей мордой. — Весь твой, — застенчиво и хрипло выдохнул Лютик, уголки его губ приподнялись, но взгляд оставался слишком внимательным, тёплым и тяжёлым, и под его весом Геральт почувствовал себя неуютно. Поэтому он встал и направился к двери. — Одевайся, — сказал он и вышел на улицу, к Плотве. *** Лютик вытерпел неделю, прежде чем обратиться к Геральту с первой просьбой. Всю неделю он не переставал корчить гримасы, явно испытывая неудобство от нового и весьма необычного положения. Всю неделю Геральт твердил ему, что не было в этом положении никакой необходимости. Всю неделю Лютик уверял его, что уже сделал свой выбор, и спорить не имеет смысла. Они остановились на постоялом дворе, хозяйка которого предложила бесплатный ужин с пивом за двухчасовое выступление, на что Лютик с радостью согласился. Он бренчал на лютне и распевал самые непристойные из своих песен, а Геральт сидел в одиночестве в тёмном углу и не мог перестать думать о том, что скрывалось под одеждой Лютика. Как он мог перестать, если видел это каждый божий день, когда снимал пояс, чтобы Лютик мог позаботиться о своих нуждах, и когда надевал его обратно, заново скрепляя металлические и кожаные части и запирая замок? Как он мог перестать, если каждый день наблюдал за тем, как Лютик осторожными, нежными движениями моет свой спрятанный в клетку хер? Никто из присутствовавших на постоялом дворе людей не знал, что скрывалось под шёлковыми рубинового цвета штанами Лютика, и осознание, что этот маленький секрет был открыт одному лишь Геральту, не давало ему покоя. Приводило в смятение. Он крепко сжал зубы, обругав себя за то, что никак не может прогнать навязчивые мысли и подумать хоть о чём-нибудь ещё. Когда Лютик закончил песню и направился к стойке за ещё одной кружкой пива, к нему подошла женщина. Она была пышнотелой и сильной, с загорелой кожей и коротко подстриженными чёрными волосами и, вполне возможно, в драке заставила бы попотеть даже ведьмака. Обычному человеку Геральт точно не пожелал бы перейти ей дорогу. Она опустила руку Лютику на плечо и сказала что-то, отчего тот рассмеялся, прижался к ней сбоку и с дьявольской ухмылкой что-то зашептал на ухо. Спустя пару мгновений он её оставил и направился к Геральту, сияя довольной улыбкой, которая всегда появлялась на его лице после удачного и благодушно принятого публикой выступления. Однако когда он поравнялся с Геральтом и плюхнулся на скамью рядом с ним, улыбка стала чуть застенчивой. — Геральт, — начал он, а потом наклонился ближе и зашептал ему на ухо: — Я бы хотел снять весь пояс сегодня, если ты не против. Я убедился, что она не замужем, — до этого дня Лютик ни разу не доставил Геральту хлопот и искренне старался придерживаться данного обещания. Поэтому Геральт кивнул и хмыкнул, стараясь не думать лишний раз о том, как засияло на его ответ у Лютика лицо. — Тогда, может, поднимемся наверх? Этот вопрос Геральту за его очень долгую жизнь задавали пару сотен раз, но ни разу при таких обстоятельствах. Никогда он не оставался после этих слов в одиночестве, в то время как человек, их произнёсший, отправлялся срывать плоды удовольствия. — Хм, — только и сказал Геральт, поднявшись и шагнув в сторону лестницы. Лютик поспешил за ним. Геральт ещё только задвигал засов на двери, а Лютик уже снимал сапоги, штаны и исподнее. Минуты не прошло, как он оказался полностью обнажён ниже пояса. — Нам может понадобиться масло, — сказал Геральт, снимая медальон с шеи. — Верно, верно, — ответил Лютик и, не проявляя ни капли стыда, что стоит перед Геральтом почти нагишом, подбежал к сумке с его эликсирами. — Нашёл, — сказал он, нащупав пузырёк. — Подойди, — Геральт сел на край кровати, поигрывая ключом. Лютик встал перед ним. Хер у него пытался налиться кровью; свою роль тут явно сыграло предвкушение скорых любовных утех. Он покраснел и тесно прижался к металлическим прутьям клетки, и Геральту стало интересно, на что это было похоже. Причиняло ли боль или было сродни зуду, который никак не можешь унять? А может быть, было по-своему приятно? — Геральт, меня там ждёт женщина, способная прикончить меня голыми руками, и я, если честно, весьма этим взволнован. Я буду благодарен, если ты самую малость поторопишься. Закатив глаза, Геральт отпер клетку, осторожно потянул, проверяя, сдвинется ли она с места, но налившийся кровью хер слишком плотно её заполнил. Лютик тихо-тихо застонал, и Геральт сжал зубы в жалкой попытке не отреагировать на звук. Он забрал у Лютика масло, смазал ему хер и мошонку механическими, деловитыми движениями, но судорожные вздохи, которые издавал Лютик, в который раз напомнили Геральту, что не было ничего механического в том, что они делали. Как и не было в этом чего-то обычного, нормального. Скользкими пальцами он снял клетку. Лютик с облегчением вздохнул, его хер выпрямился в то же мгновение, как его выпустили из тесной клетки. Мелитэле, да чем, чёрт возьми, Геральт тут занимается? — Почти закончил? — спросил Лютик, его руки, висевшие вдоль тела, нервно подрагивали. Геральт неразборчиво буркнул в ответ, осторожно снял с мошонки кожаное кольцо, расстегнул и снял пояс. Ещё один вздох, Лютик расслабился, его тело чуть обмякло, он подошёл к кувшину с водой и тазу, тщательно смыл с себя масло. Отложив клетку и замки, Геральт присоединился к нему и сполоснул руки. — Спасибо, — сказал Лютик, быстро обтёрся и снова оделся. Даже под исподним и штанами было заметно, как он возбуждён. — Мне потом вернуться? Геральт сел на кровать, наклонился снять сапоги. — Не мне это решать. — Нет, тебе, — ответил Лютик. Геральт, не успевший даже бросить сапог на пол, поднял глаза. Лютик смотрел на него, многозначительно выгнув брови. Почему он возложил на Геральта эту ответственность, оставалось загадкой. Почему Геральт продолжал играть в эту игру — тоже. И он, разумеется, сам не знал, почему произнёс: — Да, вернёшься сюда после, — как будто ему было какое-то дело до того, как Лютик проводит время. Лишь бы это не мешало ведьмачьей работе. — Я так и сделаю, — ответил Лютик, глядя на Геральта мягким взглядом. Тихо улыбнувшись, он поспешил присоединиться к ожидавшей его внизу женщине. *** Он вернулся какое-то время спустя, довольный, расслабленный, с чуть приоткрытым ртом. Немедленно подошёл к кувшину с водой, но всё равно, когда Геральт прилаживал пояс на место, он чувствовал запах недавних ночных забав — пьянящую смесь пота, семени и женских соков. Он представил, как она оседлала бёдра Лютика, представил его руки на её талии и маленькой груди и почувствовал, что возбуждается от одной только мысли. Это ровным счётом ничего не значило. С его последних любовных приключений прошло уже некоторое время, именно поэтому Геральт так разгорячился. — Видишь? — Лютик ухмыльнулся. — Я вполне способен держать себя в узде. — Хм, — ответил Геральт и погасил масляную лампу, не дав Лютику и попытки рассказать о своём вечере в цветастых рифмах. *** В следующий раз выбор Лютика пал на торговца шёлком из Оксенфурта, который был одет ещё краше и роскошнее, чем он сам. Потом был рыцарь в Аринбьорне и какая-то графиня в Троттхейме. Были и другие, безымянные и безликие, которые соответствовали лишь одному простому критерию — смогли заманить Лютика в свою постель. А потом им встретился служащий городского магистрата, который всячески избегал ответа на вопрос о том, был ли он женат или обручён, и Лютик подошёл к Геральту, глядя на него молящими глазами. — Тут такое дело, я, если честно, не уверен, женат он или нет. Геральт отхлебнул пива. — Как по мне, отсутствие ответа — само по себе ответ. — Ах, но счастье заключается в неведении, дорогой ведьмак. То, чего я не знаю, не может причинить мне вреда или боли. — Найди кого-нибудь другого. Несколько долгих мгновений Лютик молча на него смотрел. — Что, если больше никто здесь меня не хочет? — Начни писать песни получше. Лютик поджал губы и надулся, как индюк. — Даже ты любишь мои песни. Вчера ты не смог скрыть улыбку, когда услышал новые строки; не притворяйся, что это не так. Геральт прислонился спиной к стене, допил пиво и демонстративно ничего не ответил. К тому времени, когда они решили отправиться на боковую, оба хорошо набрались. Лютик, жутко фальшивя, напевал какую-то мелодию и раздевался. Геральт старательно делал вид, что ничего не слышит. — Геральт, — тихо позвал Лютик. Он был в одном исподнем, из-под краешка ткани знакомо поблёскивал пояс верности. — Хм-м? — Я хочу… Не мог бы ты, пожалуйста, снять клетку? Геральт поднял глаза и встретился с Лютиком взглядом. Дураком он не был, а потому отлично понимал, чего хочет Лютик, но всё же не удержался от вопроса: — Зачем это? — Хочу поласкать себя сегодня, — сказал Лютик будничным тоном, как всегда, когда отвечал на подобные вопросы или задавал их. Геральт вдруг понял, что за прошедшую пару месяцев недостатка в любовниках и любовницах Лютик не испытывал, но ещё ни разу не обращался к Геральту с подобной просьбой. — Да? — Да, если ты ничего не имеешь против. Можно? Вопрос вонзился в тело стрелой и послал по нему волну голода. Геральт сделал глубокий, медленный вдох, чтобы немного его заглушить. Никогда в жизни он не испытывал желания контролировать кого-то, властвовать над кем-то, заставлять выполнять приказы. Его собственную жизнь отняли у него, когда он был ещё ребёнком, и от мысли о том, чтобы завладеть чьей-то свободой, держать в своих руках чей-то выбор, у него всегда неприятно скручивало желудок. Но Лютик смотрел на него большими синими глазами, открыто и беззащитно, и Геральт наконец осознал ту меру безоговорочного доверия, которое Лютик оказал ему, подчинившись всем условиям их соглашения. В руках у Геральта была полная власть над всей интимной жизнью Лютика, пока тот оставался рядом, и осознание этого было ошеломляющим и пьянящим. — Геральт? — спросил Лютик, вырывая его из раздумий. — Спроси ещё раз, — хрипло сказал Геральт. Лютик судорожно вздохнул, и в воздухе вдруг разлился тонкий аромат возбуждения. — Могу я приласкать себя сегодня? Они смотрели друг на друга в течение долгого, пожалуй, даже чересчур затянувшегося мгновения, прежде чем Геральт наконец ответил: — Да. Он снял цепочку с медальоном, а Лютик, отыскав в своей сумке флакон с маслом, стянул исподнее и встал перед Геральтом, ожидая, когда тот освободит его от оков. Геральт вставил ключ в замок клетки, и Лютик в лёгком замешательстве издал неразборчивый звук. — Говори, — велел Геральт. — Ты ведь обычно сначала пояс снимаешь. — Я снимаю пояс, чтобы твоим зазнобушкам удобно было, — он открыл замок и снял его. — Твоим забавам он никак не помешает. Лютик еле слышно охнул, и от его кожи поднялась новая волна возбуждения. Ему это нравилось, — понял Геральт. Было в этой игре нечто большее, чем простая попытка доказать, что он был спутником, достойным того, чтобы делить с ним тяготы дороги. Он наслаждался тем, что подарил Геральту власть над собой. От этой мысли хер у Геральта наполнился кровью так быстро, что закружилась голова. На этот раз, когда Геральт смазывал Лютика маслом, он делал это нежно, словно ласкал любовника, и Лютик тихо всхлипнул в ответ. Геральт осторожно снял клетку и кожаное кольцо, и Лютик опустился на колени прямо перед ним, с хриплым стоном обхватил свой хер рукой. Он был несдержанным и шумным — да кто бы сомневался — тяжело дышал и постанывал в такт каждому движению собственной руки. Это казалось таким непристойным, влажные из-за масла звуки вторили громким стонам, и Геральт стиснул в кулаке одеяло, пытаясь обуздать нахлынувшее возбуждение. — Ох, о-ох, — выдохнул Лютик, зажмурился, а потом наклонился и прижался к бедру Геральта лбом. Тот сидел, разведя ноги в стороны, и Лютик оказался вдруг так близко к его херу, что захотелось двинуть бёдрами вперёд в надежде ощутить хоть какое-то трение. Геральт почти поддался искушению. — Геральт, — всхлипнул Лютик. Всхлипнул. — Можно? Пожалуйста? Геральт закрыл глаза, из последних сил стараясь дышать ровно и спокойно, почувствовал, как под ногтями расходятся шерстяные нити одеяла. — Чего ты хочешь? — спросил он таким же, как у Лютика, дрожащим голосом. — Пожалуйста, позволь мне кончить, — движения его руки стали быстрее, стоны удовольствия — чаще, и Геральт знал, что Лютик почти на грани. А ещё он знал, что эту часть своей жизни Лютик отдал ему на милость, подчинил его прихоти; сложно было не гадать, как далеко они могли зайти. Поэтому он сипло ответил: — Нет. Лютик вскрикнул, и его рука тут же упала вдоль тела. Он тяжело дышал, влажно выдыхая Геральту в бедро, и тот слышал звук его бешено колотящегося сердца. Он не мог в это поверить. Лютик, который всегда делал всё, что ему хотелось, и с кем ему этого хотелось, только что по доброй воле подчинился его приказу. Что ещё он готов был сделать, если ему велеть? Перед ними открывалось бескрайнее море возможностей, и Геральт лишь коснулся пальцами его тёмных вод. — Геральт, — прошептал Лютик, выводя его из задумчивости. Он потёрся носом о его ногу, и Геральт, не успев даже сообразить, что делает, запустил руку ему в волосы, погладил, как скулящего щенка. — Всё хорошо? Лютик фыркнул. — Тело ломит, — Лютик повернул голову, чтобы посмотреть Геральту в лицо, но щеки от его ноги не отнял. — Пожалуйста. — Не сегодня, — Геральт нежно потянул Лютика за волосы, заставив сесть. Их глаза встретились. — Ты меня понял? — Да, — Лютик энергично закивал. — Готовься ко сну, — сказал Геральт. — Сейчас я надену на тебя клетку. Он попытался, но ничего не вышло: стоило коснуться пальцами хера Лютика, как тот наливался кровью и в клетку просто не помещался. Какой-то инстинкт требовал обхватить твёрдую плоть ладонью, приласкать, дать Лютику кончить. — Прости, — прошептал Лютик со стыдливой улыбкой. — Боюсь, я сейчас слишком взвинчен. — Всё хорошо. Наденем её утром. Ложись спать. Сегодня была очередь Геральта спать в кровати, поэтому он лишь слышал, а не чувствовал, как Лютик ворочается на лежанке. В какой-то момент тот издал тихий недовольный звук, и Геральт повернулся к нему лицом. — Что не так? — спросил он. — Я… как бы тебе объяснить, это так странно, но… — он замолчал, а когда заговорил снова, его голос стал мягче, как будто он делился секретом. — Я чувствую себя голым без клетки. Дьявол. Неужели он настолько к ней привык, что чувствовал себя неестественно свободным без неё? Возбуждение снова разлилось по телу. Забота о собственных нуждах в планы Геральта не входила, но облегчить страдания Лютика он мог. — Иди сюда, — сказал он, пододвинулся к краю кровати и откинул одеяло. Лютик сел и посмотрел на него. — Ты ещё ни разу не позволял мне разделить с тобой постель. Хотя вру, был один раз, но кровать тогда была величиной с пол-Континента. — На этот раз позволю, но если ты хоть немного помолчишь. — Ну, не стану же я смотреть дарёному коню в зубы, — Лютик встал и быстро забрался в постель. — Повернись ко мне спиной, — сказал Геральт, и когда Лютик подчинился, притянул его к себе, сунул руку ему в исподнее и сгрёб в горсть его хер. Лютик ахнул. — Геральт. — Хер становился всё твёрже, но Геральт просто чуть ослабил хватку и закрыл глаза. — Тихо. Спи. Воцарилась тишина, дыхание Лютика становилось глубже и ровнее. Но прежде чем Геральт погрузился в сон, он расслышал произнесённое шёпотом «спасибо». *** На следующее утро Лютик кончил, сидя на стуле на другой половине комнаты. Геральт полулежал на кровати, прислонившись спиной к стене, и наблюдал за движением его кулака, за тем, как Лютик кусал губы и хмурил брови. Он ещё раз спросил разрешения и вскрикнул от облегчения, когда Геральт ответил «да»; семя брызнуло с такой силой, что попало Лютику на грудь и шею. Запах, горячий и свежий, ошеломил Геральта настолько, что он с трудом сдержал желание затащить Лютика в постель, снять с него проклятый пояс верности и вбиваться в него, пока из его задницы тоже не потечёт семя, на этот раз уже Геральта. Он закрыл глаза, пытаясь обуздать собственное возбуждение, боясь поддаться его власти. Боги милостивые, что он делает? Лютик ополоснулся, но от этого витавший в воздухе интимный запах не исчез. Подойдя к кровати, он остановился. — Геральт, — начал он, многозначительно скользнув взглядом вниз, хотя одеяло скрывало, что Геральт возбуждён, а потом снова встретился с ним глазами. — Если ты… Я могу… помочь. — Нет, — прорычал Геральт, словно был зверем, пойманным в ловушку или загнанным в угол. Он не был уверен, что сможет устоять, если Лютик откинет одеяло. — Хорошо, хорошо, — Лютик отступил с поднятыми руками и успокаивающе улыбнулся. — Прошу простить меня за то, что раздразнил страшного злого волка. Геральт не мог дать название тому, что происходило между ними, но всё равно чувствовал, что существует черта, которую нельзя пересекать. В странной попытке завоевать доверие Лютик передал ему власть над своим телом и при этом возложил ответственность не злоупотреблять ею ради собственного удовольствия. Лютик прочистил горло, взял со столика у кровати клетку и протянул её Геральту. — Ну что ж. Полагаю, пора вернуться к благочестивой, целомудренной жизни. Улыбка против воли начала растягивать Геральту губы, и он почувствовал, как напряжение немного отступило. — Ты ни дня в своей жизни не был благочестив. И целомудрен. Лютик ахнул и разинул рот, точно рыба. — Обидно слышать такие речи, когда я целомудрен каждое мгновение, проведённое в этих… — он яростно взмахнул руками. — В этих хитроумных приспособлениях! Геральт чуть склонил перед ним голову. Покаянно. — Приношу свои извинения, бард, — он начал прилаживать клетку на место, а когда поднял взгляд, Лютик смотрел на него ясными и до того синими глазами, что по редкости цвета они могли соперничать даже с ведьмачьими. С его лица ещё не сошла улыбка, вызванная игривыми шутками, и при виде её у Геральта в груди разлилось приятное тепло. — Почему ни в одной песне не говорится о том, как ты красив? — спросил Лютик, и голос его звучал чуть громче шёпота. Он поднял руку и медленно провёл пальцем по подбородку Геральта. Тот отвёл глаза, не обращая внимания ни на мягкость жеста, ни на дрожь, которую он вызвал. — Потому что ты их ещё не написал. — Замок со щелчком закрылся, и Лютик снова оказался в его власти. — Думаю, мне придётся это исправить. *** Шли дни, и мысли Геральта снова и снова возвращались к тому моменту, когда Лютик, зажав в кулаке свой хер, готовый кончить в любое мгновение, сдержался, едва Геральт ему велел. Одного воспоминания о протяжном хриплом стоне, навсегда запечатлевшемся в его сознании, было достаточно, чтобы к херу прилила кровь, а по телу разлилось томление, и Геральт начал замечать, что ему чаще обычного приходится прибегать к помощи собственной руки. В одной корчме они встретили женщину, несчастную, с разбитым сердцем, презираемую собственными односельчанами за то, что её накануне свадьбы бросил жених. Лютик бочком подошёл к Геральту и спросил дозволения немножко её подбодрить. — Ты же сам понимаешь, ей это пойдёт на пользу. — М-м, — ответил Геральт. Он снял с Плотвы седло и отдал его конюху постоялого двора. — Разве ты не согласен с мыслью, что всем в жизни нужно немного радости и удовольствия? А уж ей тем более? Геральт с этой мыслью, разумеется, соглашался, но слишком сильно он наслаждался тем, что одним лишь словом не позволил Лютику это удовольствие испытать. — Чтобы доставить ей немного радости, тебе хер не нужен. Мальчишка-конюх смерил их подозрительным взглядом, и Лютик, нервно улыбнувшись, схватил Геральта за руку и потянул к выходу из конюшни. — Я не совсем понимаю, на что ты намекаешь, Геральт! Да будет тебе известно, мой хер доставил немало радости бессчётному числу женщин, как знатным, так и простолюдинкам. Однажды о моих талантах сложат песни… — У тебя есть рот, — оборвал его Геральт. — И руки, — он зашагал к корчме. — Используй их. *** Когда Лютик вернулся в комнату, от него так остро и резко пахло женщиной, что Геральт легко представил, как тот стоял на коленях на земле, спрятав голову под пышными юбками своей случайной зазнобы, а та крепко прижимала его к лону. — Геральт, — сказал он с порога, — я бы хотел немножечко себя понежить, — выглядел он помятым; на висках выступили капельки пота, волосы растрепались и торчали во все стороны. — Пожалуйста. — Дай мне посмотреть на твой хер, — ответил Геральт. Лютик улыбнулся и поспешно спустил штаны, торопясь исполнить его просьбу. Геральт приподнял клетку и несколько долгих мгновений разглядывал. Хер внутри был покрасневшим, набухшим и плотно прижимался к прутьям. Стало вдруг интересно, как долго он будет оставаться в таком состоянии. Лютик застонал, буквально дрожа от нетерпения. — Не сегодня, — сказал Геральт, выпустил клетку из пальцев и напоследок едва ощутимо погладил. — Геральт, — проскулил Лютик. Геральт поднял глаза и встретился с ним взглядом. — Нет. Лицо Лютика исказилось гримасой разочарования. — Завтра? — Послезавтра. Если ты сможешь держать себя в руках. Лютик дулся на него всю ночь, раздражал почти невыносимой нервозностью весь следующий день, а на третье утро разбудил Геральта ещё до восхода солнца. — Пожалуйста? — спросил он высоким, полным отчаяния голосом. От этого тихого, жалобного звука к херу Геральта стремительно прилила кровь. Он позволил Лютику кончить, но не сразу: сначала заставлял довести себя почти до самого пика и останавливал на самом краешке. Он лежал на кровати лицом к Лютику, прижимаясь коленями к его боку, и четыре раза вытягивал руку и перехватывал его за запястье. С каждым разом стоны Лютика становились всё отчаяннее, всё неистовее, всё… — Геральт, пожалуйста, я что угодно сделаю. Я не знаю, удержусь ли на этот раз. В его глазах стояли слёзы, а кожа раскраснелась от щёк до груди. Он поглаживал себя медленно — на случай, если Геральт снова его остановит, и тихо всхлипывал при каждом движении. Зрелище это было до того прекрасным, что Геральт не удержался и прохрипел: — Боги, до чего же ты красивый, если тебя до отчаяния довести. Лютик потерял последние крупицы самообладания, семя брызнуло, побежало тонкими струйками по голому животу Геральта и его груди. Лютик глубоко, судорожно вздохнул, а потом обмяк, ссутулившись. Его семя казалось горячим, а запах возбуждения, так долго сдерживаемого и наконец высвобожденного, был до того сильным, что у Геральта путались мысли. На это, пожалуй, и можно было списать то, что спустя мгновение он сказал: — Оближи. Лютик посмотрел на него широко раскрытыми глазами. — Ты серьёзно хочешь… — Ты меня испачкал, — сказал Геральт, и голос его звучал ещё грубее, чем обычно, ощущался в груди низким рокотом. — Так что будь любезен. Лютик наклонился вперёд и провёл языком по его животу, собрал губами несколько капелек, попавших в пупок. У Геральта от напряжения сжались мышцы живота; он изо всех сил пытался удержаться от искушения усадить Лютика себе на колени и попробовать на его губах вкус собственного семени. Воля его была сильна, пока Лютик не скользнул языком по его соску. Геральт вскочил с кровати, прошёл на другой конец комнаты и замер, стоя к Лютику спиной. На этот раз он позволил их игре зайти слишком далеко и едва не потерял выдержку. — Геральт? — Иди завтракать, — буркнул Геральт, сжав висевшие вдоль тела руки в кулаки. В комнате на какое-то время воцарилась тишина, но потом Лютик снова заговорил. — Геральт… — Ступай, — Геральт сделал глубокий вдох. — Пожалуйста. — Хорошо, — тихо ответил Лютик. Геральт слышал, как он оделся, как открылась и снова закрылась дверь. А потом Геральт обхватил хер рукой, быстро поглаживая, и кончил, чувствуя в воздухе густой запах семени Лютика. *** В течение следующих нескольких дней даже воздух между ними, казалось, звенел от напряжения. Отвлечься было не на что: не было поблизости ни чудовищ, ни других годившихся для ведьмака заказов. Он часто чувствовал на себе взгляд Лютика, особенно когда расстёгивал пояс или сам раздевался в конце долгого дня. Лютик всё реже отвлекал его беседами и большую часть времени проводил, напевая под звуки лютни бессловесные мелодии. Однажды вечером на каком-то дурацком балу, который устроил какой-то глупый герцог, Лютик случайно столкнулся с мужчиной, которого знал с юных, проведённых дома лет. Тот был красив и дерзок, с волосами цвета мёда и голубыми глазами, а одет был в роскошные шелка, достойные и королевской особы. Лютик уделял ему каждое свободное от выступлений мгновение. Геральт наблюдал за ними из угла, потягивал вино и не мог не заметить их непринуждённые улыбки и нежные прикосновения. Что-то скрутилось внутри, что-то тёмное и тоскливое; охватившие его непонятные чувства были ему ненавистны. Лютик подошёл к нему чуть позже, неспешным шагом, со ставшим уже привычным вопросом на устах. — Геральт, я хотел бы… то есть… Мы с Ионкой с детства знакомы, он всегда был мне очень дорог. И он не женат и не обручён, — он опустил руку Геральту на предплечье. — Пожалуйста. Они уединились в одной из личных комнат герцога, чтобы расстегнуть пояс и клетку. Геральт снял с шеи цепочку и посмотрел на ключ, висевший рядом с волчьим медальоном. Внезапно его пронзила мысль, насколько важен стал вдруг для него Лютик, насколько тесно связала их вместе эта глупая игра, как сильно он любил и тосковал, как страстно желал большего. Лютик разделся и шагнул к нему. — Я лишь жду, когда ты будешь готов, — мягко сказал он. Геральт кивнул и трясущимися руками вставил ключ в замок. Он на мгновение закрыл глаза, и пальцы Лютика коснулись его волос. Как легко было наклониться вперёд и прижаться лбом к его животу. Казалось, прошла целая вечность. Лютик поглаживал его по волосам, а второй рукой придерживал за затылок. — Я мог бы выбрать тебя, — наконец прошептал он в тишине ночи. — Я бы выбирал тебя каждый раз, если бы ты только мне позволил. Его слова вспороли грудную клетку, раскололи что-то внутри, и Геральт с трудом удержал на губах глухой стон. Он сделал глубокий вдох, потом ещё один, и ещё, выпрямился, снял замки, пояс и клетку. Впервые при этом Лютик не возбудился, и Геральт удивлённо поднял на него глаза. — Не смотри на меня так, — сказал Лютик с грустной улыбкой. — Я всего лишь человек. Я не могу быть идеальным всё время, — он нежно коснулся щеки Геральта пальцами, быстро оделся и, бросив на него ещё один короткий взгляд, вышел за дверь. *** Проходили недели. С того самого дня, когда Геральт выставил Лютика за дверь их комнаты, тот больше не просил снять клетку, чтобы приласкать себя, и ни с кем после Ионки не искал встреч. Время от времени Геральт задавался вопросом, мучился ли Лютик тем же томлением, что и он, чувствовал ли себя таким же несчастным, не находя этому томлению выхода. Наконец они направились в Виковаро. Ходили слухи, что в его окрестностях объявилось огромное чудище, за избавление от которого предлагалась такая же огромная награда, и Геральт намеревался прикончить тварь и пополнить кошель. Путь был долгим, утомительным, и не успели они опомниться, как оказались единственными живыми существами на сотни вёрст окрест. Лютик уже несколько дней был без пояса — на безлюдной дороге в нём не было необходимости, — но попросил оставить клетку. Иногда, когда Лютик спал, Геральт замечал, что он придерживает заключённый в клетку хер рукой; это напоминало ему о ночи, когда он сам так сделал. Он помнил, как легко было Лютику устроиться рядом с ним в постели, прижаться к груди Геральта спиной, как приятно было ощущать его в своих объятиях. Воспоминание наполнило сердце любовью и тоской. Чувства, которые он тогда испытал, хотелось вернуть, и Геральт решил, что сделает для этого всё, что в его силах. Однажды ночью Лютик разложил у костра лежанку и убрал лютню в футляр. Небо было ясным, безоблачным и сверкало над ними тысячами звёзд. Лютик, сидя на тонком тюфяке, несколько минут смотрел вверх, наконец сделал глубокий вдох, словно собирался что-то сказать, однако промолчал. Геральт отложил оселок и меч и посмотрел на него. — Что? — Я… — Лютик сделал ещё один вдох и повернулся к нему лицом. — Геральт. Мне не хватает… — он шумно выдохнул. — Послушай, то, что мы делали, казалось мне восхитительным. Когда ты подчинял меня себе, когда отказывал мне в том, чего я страстно желал. Мне тягостно от того, что мы остановились. Мне тягостно от того… что это, похоже, стало причиной, — он широко развёл руки, — появившейся между нами пропасти. Я просто… не знаю, почему мы не можем вернуться к тому, что было. И я не знаю, почему ты решил, что не вправе получать от нашего соглашения удовольствие, — он уставился в огонь, покачал головой с усмешкой. — Хотя, если подумать, это ведь так на тебя похоже, самоотверженно жертвовать собой, когда никакой необходимости в этом нет. Геральт вздохнул. — Лютик, ты отдал в мои руки… власть и контроль. Это было нелепое решение отнюдь не тривиальной задачи, но оно, как ни странно, сработало. Я не могу злоупотреблять твоим доверием. Я не могу требовать от тебя того, над чем ты сам больше не властен. — Но я не перестал быть человеком, не утратил разума и чувств, как и хера, который встаёт каждый раз, когда я о тебе думаю. Если я говорю тебе, что чего-то хочу, значит, так оно и есть, — Лютик долго смотрел на него, прежде чем продолжить: — Я хочу этого, Геральт. Ты и представить себе не можешь, что со мной делается, когда ты говоришь, что я не могу кончить без твоего разрешения, или когда ты говоришь мне ублажать женщину, а самому так и оставаться голодным. Боги милостивые, это было восхитительно, к слову. Но… — он помолчал, кусая губы. — Я с радостью променяю это всё на тебя. И если ты не в силах поверить, что я могу принять подобное решение, когда ключ от моей жизни висит у тебя на шее, что ж, тогда я прошу вернуть мне мою свободу. Я предпочту прекратить нашу с тобой игру. Я предпочту просто быть рядом. Я сделаю этот выбор, если придётся. Геральт судорожно вздохнул, от груди по всему телу, по каждой его клеточке разлилось тепло. — Ты серьёзно? — Да, невыносимый ты, упрямый ведьмак. Хотя сам я, конечно, хочу и того, и другого, но это не от меня зависит. Других слов ему и не нужно было. Вполне хватило этих. Геральт поднялся, подошёл к Лютику и, опустившись на колени, поцеловал его. Лютик пискнул от неожиданности, и Геральт не смог сдержать улыбку. Он потянул Лютика себе на колени, и тот с радостью подчинился, обхватил его руками и ногами. Как же он целовался, Мелитэле, какими же тёплыми были его губы. — Геральт, — прошептал он, схватил его за руку и прижал её к своему спрятанному в клетке херу. — М-м, мы можем её снять? — Нет, — ответил Геральт и толкнул его на лежанку. — Нет, — он быстро стянул с Лютика одежду, целуя обнажающуюся перед его глазами кожу, снова и снова. — Геральт, — жалобно застонал Лютик и приподнял бёдра, надеясь, что Геральт передумает. — Пожалуйста. — Прямо сейчас, — сказал тот, дотянувшись до сумки и найдя в ней масло, — я больше хочу утолить своё любопытство, чем твои желания. — Да? И что же за любопытство тобой движет, дорогой ведьмак? Геральт склонился к нему, скользнул губами по его шее, прижал их к его уху. — Сможешь ли ты кончить, не снимая клетку с хера. Лютик застонал и выгнулся Геральту навстречу. — Чёрт, ты меня в гроб вгонишь, — он притянул Геральта к себе, поцеловал и деловито спросил: — А почему ты до сих пор одет? — сев, он потянулся к завязкам на штанах Геральта, а тот, решив ему помочь, стянул через голову рубаху. Подцепив большими пальцами плотную ткань на бёдрах, Геральт спустил штаны до сапог. — Боги. Я… Геральт. — Хм, — Геральт, очень хорошо понимавший, что сейчас последует, не удостоил его лепета вниманием. Раздевшись, он схватил масло. — Я в жизни такого большого хера не видел, а уж сколько я их за жизнь перевидал, Геральт. Это, ух ты, я… да у меня от одного взгляда слюни потекли… ох… Геральт ловко перевернул Лютика на живот, тесно прижался к нему, и его хер скользнул в ложбинку между ягодиц Лютика. — О размерах моего хера ты можешь говорить лишь тогда, когда он будет в тебе. Ты меня понял? — Д-да, — прошептал Лютик. — Какой послушный, — довольно прошептал Геральт, и Лютик еле слышно всхлипнул. Геральт долго смазывал его, открывая скользкими от масла пальцами, поглаживая нежную, чувствительную железу внутри. Лютик сыпал бессвязными, бессмысленными словами, бормотал какую-то чепуху и стонал, когда пальцы входили глубже. — Как же долго, — выдохнул он, — я этого хотел. — Да? — спросил Геральт, вытащив пальцы. — Покажи мне. Откройся для меня, — Лютик развёл ноги шире и обеими руками раздвинул ягодицы. — Ты только посмотри, — Геральт прижал большой палец к чуть растянутой дырке. — Ты так сильно жаждешь близости, что согласен на неё, даже несмотря на то, что твой хер заперт в клетке. — Да, — простонал Лютик в тонкий тюфяк. Наклонившись, Геральт снова прижался губами к его уху. — Скажи мне, чего ты хочешь, Лютик. — Тебя, Геральт, тебя, твой хер. Пожалуйста, — он прогнулся в спине. — Не томи, прошу. Геральт снова сел на пятки и смазал хер маслом. Придерживая его у основания, он прижался головкой между ягодиц. Лютик так и держал их раздвинутыми, и Геральт мог видеть, как толстая головка плавно скользнула внутрь, широко раздвинув мягкие стенки. Лютик застонал, низко и сладко, и Геральт призвал весь оставшийся в его теле самоконтроль, чтобы не войти сразу резко и глубоко. — Я бы, м-м-м, хотел отметить выдающиеся размеры твоего хера. Исполинские. Чудовищные, — выдавил Лютик, когда Геральт скользнул глубже. — М-м-м? Достойные новой баллады? — Вероятность этого довольно велика, и за этот каламбур я извиняться не намерен, — ещё чуть глубже. — Курвина мать, Геральт, он у тебя бесконечный, что ли? Хер длиной с Континент? В ответ Геральт медленно вошёл до конца, убрал руки Лютика с его ягодиц, чтобы прижаться как можно теснее. На мгновение он замер, чтобы они оба привыкли к ощущениям, а потом начал медленно покачивать бёдрами. Лютик громко застонал. — Чёрт. Да. — Вот так, — бессвязно прохрипел Геральт. — Вот так, — он начал двигаться немного быстрее. — Ты как будто создан для этого. Громко выругавшись, Лютик глубоко, судорожно вдохнул. — Я знаю, как моё тело реагировало бы, м-м-м, при обычных обстоятельствах, но клетка… Геральт, по правде говоря, забыл о ней, едва его хер оказался внутри. Он медленно выскользнул, и Лютик издал недовольный стон. — Тише ты, — проворчал Геральт. — Поднимись-ка, — когда Лютик послушно поднялся, Геральт лёг на лежанку. — Забирайся верхом. — А-а, — Лютик перекинул ногу через его бёдра. Геральт схватил клетку, к прутьям которой прижимался набухший, пурпурный от прилившей крови хер Лютика. — Хочу его видеть, пока ты на мне скакать будешь, — он погладил пальцем разгорячённую плоть, выглядывавшую между прутьями. — Геральт. — Не тяни. Вставь в себя мой хер. Лютик сжал его у основания, медленно насадился, выгнул спину, когда хер снова полностью оказался внутри. Мелитэле, выглядел он при этом великолепно. Ещё слаще было видеть все усилия Лютика подарить и получить удовольствие, когда его хер был в металлических оковах. Клетка под собственной тяжестью и весом заключённой в неё плоти билась о живот Геральта, без конца напоминая о себе. Он мог точно сказать, в какой момент Лютик нашёл идеальный угол — в его стонах послышалась хрипотца, а сам он начал двигаться быстрее. — Вот так, — выдохнул Геральт. Удовольствие нарастало, стремясь к пику, и он перехватил Лютика за бёдра, чтобы войти глубже. — Чёрт, чёрт, чёрт, боги, Геральт! — выкрикнул Лютик, и его лицо исказилось, как будто от боли. А потом Геральт почувствовал запах его семени и, опустив глаза, увидел тоненькую струйку, стекающую с головки его хера. — Лю… — выдохнул он, не в силах до конца выговорить имя. Это он сделал. Это он заставил Лютика кончить, несмотря на то, что его хер плотно сидел в клетке. Всего нескольких движений в тесной, ритмично сжимающейся дырке хватило, чтобы он излился, а удовольствие опаляющей волной прокатилось от паха до макушки и пальцев ног. Лютик обессиленно упал ему на грудь, оба они тяжело, шумно дышали. Через мгновение Геральт заметил, что Лютик дрожит, и осторожно обхватив его лицо ладонями, заглянул ему в глаза. — Всё хорошо? Лютик кивнул. — Я оглушён, ошеломлён и, кажется, убит, — он на мгновение прикрыл глаза. — Твоим хером. — Лютик… — Что «Лютик»? Что «Лютик»? Ты пока что внутри меня, так что правил я не нарушил, — его слова звучали мягко и невнятно, словно он был в стельку пьян. — Справедливо, — Геральт запустил пальцы Лютику в волосы. — Как оно было… ты кончил? — Нет. Нет, и, по правде говоря, ощущения были невероятно странными. И неприятными. И повторить я соглашусь, только если это порадует моего господина ведьмака. Геральт закатил глаза. — Я тебе не господин. — Ты держишь в своих руках очень важную часть моей жизни. Как ещё мне тебя называть? — По имени. Лютик прижался к нему. — Скучно с тобой. — Весь минувший час ты твердил, скорее, об обратном. — Геральт, я каким-то неведомым образом выебан до бессилия, но при этом безумно, просто отчаянно хочу кончить. Пожалуйста, не жди от меня ни логичных, ни здравых аргументов. Дьявол. Геральт не осознавал, что томление Лютика так и не нашло выхода. Он мог оставить его в таком состоянии — просто потому, что мог. Но чего он на самом деле хотел, так это открыть клетку и подарить ему наслаждение. Лютик лежал к нему спиной, выгнувшись, а Геральт ласкал его скользкой от масла рукой. Тихие, сладкие звуки срывались с его губ, Геральт покрывал поцелуями его шею и плечо, горячо повторял искренние, восхищённые похвалы. — Я хочу, чтобы ты кончил, мой маленький бард, — наконец прошептал он ему на ухо, и Лютик прильнул к нему всем телом, впитывая каждое слово, и горячее семя потекло по пальцам Геральта. Он даже не глядя мог сказать, что Лютик вот-вот уснёт, поэтому принёс влажную тряпицу и обтёр их обоих. Потом он пристроил свою лежанку рядом с лежанкой Лютика и лёг рядом. — Геральт, — в полусне позвал Лютик. — Да? Не открывая глаз, Лютик завёл руку за спину, нащупал ладонь Геральта. — Ты можешь… как в тот раз? — и Геральт без объяснений понял, чего тот хочет. Крепко прижав Лютика к груди, он обхватил рукой его хер. Какое-то время они так и лежали, а потом Лютик накрыл ладонь Геральта своей и нежно сжал. — Твой, — прошептал он. — Да, — ответил Геральт, переполненный любовью и радостью. Он поцеловал Лютика в затылок, а потом произнёс слова, которые уже давно являлись истиной, и о которых Геральт боялся помыслить, не говоря уже о том, чтобы произнести их вслух. — А я твой.