Биомедицина, водка и баня

Америка в ужасе открыл глаза. Как он уснул? Ах, да, точно. Стюардесса настоятельно рекомендовала «принять сто грамм», чтобы полет показался более приятным. Альфред протер глаза и рискнул выглянуть в иллюминатор. Удивительно, но полет прошел без эксцессов. Самолет мягко ткнулся в посадочную полосу и стал замедлять движение. «Все-таки время – странная штука, — размышлял Америка, спускаясь по трапу. — Несколько часов назад я был уверен, что не долечу до России или застряну где-нибудь по дороге из-за абсолютной недееспособности экипажа. А вот нет, даже не заметил, как долетел». Брагинский был уже тут. И от него тоже уже несло перегаром. — Да что же у вас за страна такая… — буркнул Америка под нос, отчаянно сражаясь с зевком. А началось все с того, что его босс решил, что 31 декабря — отличный день, чтобы поработать. Конечно, хоть Америка не отмечал наступление Нового года с таким же размахом, что и Рождество, но ему все равно было немного обидно. Да, ничего не попишешь, решение уже принято. Гораздо более удивительным показалось аналогичное решение российского босса. Может, он просто плохо знает свою страну?.. Альфред догадался, что что-то идет не так, как только поднялся на борт самолета. Стюардесса с блестящими глазами пьяно хихикнула и оттараторила формальное приветствие, разбавляемое русскими непечатными словечками. Тут-то и состоялся сакраментальный диалог: — Девушка, вы же пьяны! — Да вы еще нашего капитана не видели! — расхохоталась стюардесса, усаживая его на место. — Вы только не волнуйтесь, он хороший пилот, даже с закрытыми глазами может управлять самолетом. Потом это милое существо под предлогом брудершафта напоило Альфреда русской водкой, и он благополучно уснул. Это было тоже странно, потому что Альфред панически боялся русских самолетов. Обычно он старался пользоваться только собственными, но вылетать в Россию на переговоры надо было срочно, поэтому выбора у него не было: что-то было с погодой и американские самолеты категорически отказывались взлетать, а русские… Русские торопились домой. Стальное рукопожатие Ивана и промозглый ветерок вывели Альфреда из задумчивости. — Америка, ты выглядишь каким-то помятым. Но ничего, скоро развеселишься, — с улыбкой произнес Россия. Пока Америка обмозговывал данное утверждение и думал о том, как этот тип ухитряется впихнуть в свои слова так много смыслов, его мягко, но настойчиво усадили в черный мерседес. За окном замелькали московские улицы. Шел мокрый снег, шлепаясь внешне пушистыми комочками на дороги, машины, людей. Альфред с интересом разглядывал царящую за окном суету. Все куда-то торопятся и улыбаются. Россия постоянно улыбался, но в этот раз было в этой улыбке какое-то непонятное тепло. Альфред вздохнул и полез в портфель. — Предлагаю не затягивать с переговорами и начать сейчас. В конце концов, причина, по которой я сегодня прилетел, не предполагает долгого принятия решения. Странно, мой босс категорически настоял на том, чтобы я и не заикался о более важных вещах… — пухлая папка с надписью «Eli Lilly. Biomedicine. Partnership project» перекочевал из портфеля в руки России. — В принципе, мне вообще не нравится эта идея о сотрудничестве с тобой в подобной области. Твои люди хороши на моих фирмах и заводах, но почему-то дома они проявляют себя полными идиотами… что? Огромные фиалковые глаза смотрели на него с изумлением и неподдельным интересом. На открытом лице России появилась улыбка, повеяло холодом. — Америка, о чем ты говоришь? Разве можно так сразу начинать серьезные разговоры в такой день? Альфред сморгнул. Какой день? Рождество прошло, а Новый год все-таки не такой уж большой праздник. Скорее просто черта, рубеж, перед которым надо подводить итоги года и заканчивать дела. И вот как раз с этой целью Америка и понесся на другой конец мира, чтобы договориться о сотрудничестве с этим невменяемым психом. Договор о совместных исследованиях в биомедицине должен был быть подписан именно в этом году, так было запланировано. Переносить на следующий год очень не хотелось: бумажная волокита бывшего СССР, который все еще до конца не перешел на пользование передовыми информационными технологиями, была ужасна и внушала Альфреду уважение, смешанное с почти суеверным ужасом. — А какой сегодня день? — спросил он и, не дождавшись ответа, ответил. — Сегодня день подписания нашего соглашения! «И чем быстрее оно будет подписано, тем лучше,» — добавил про себя. Тем временем автомобиль выехал за город. Черный мерседес разрезал пробки ножом сквозь масло, поэтому вскоре вместо городских улиц, засыпанных коричневой снежной кашей, замелькали заснеженные деревья загородного лесопарка. Иван благодушно щурился в окно и напевал жутковатую песенку про елочку, которую срубили, нарядили и отправили развлекать детишек. Альфред вздохнул. Нет, русские все-таки странные, с ними очень трудно иметь дело. Этот тип опять проигнорировал его, причем так, что даже нечего было сказать ему по этому поводу. Побарабанив пальцами по папке, американец тоже отвернулся и стал смотреть в окно. Все вокруг было серым: серый асфальт, серое небо, серая полоса деревьев. Ни одного яркого пятна, ни одной зацепки для глаз. Альфред начал клевать носом и задремал. Остановка, хлопок двери — и Америка открыл глаза. Наверное, разница в часовых поясах сказывается: в голове было мутно и так же серо, как и на улице. Открыв дверь, он вылез из машины и огляделся. Не очень большой дворик, огороженный высоким деревянным забором, выкрашенным в темно-зеленый цвет. В дворике несколько деревянных же строений, из которых особняком стоял двухэтажный дом, похожий на терем с картинки к русской сказке. Из резных окошек струился теплый желтоватый свет, хоть немного разбавляя царившую кругом серость. К этому дому и направился Россия, знаком пригласив Америку следовать за ним. При входе их встретила миловидная девушка с косой и в каком-то парчово-меховом серебристом наряде. Она открыла перед ними на вид довольно тяжелую дверь, что-то прощебетала Ивану и, стрельнув глазками в сторону гостя, упорхнула куда-то наверх. — Что это? — вопросил Америка, внимательно разглядывая стол, который буквально ломился от всяких кушаний. Тут были и традиционная икра, и соленья, и русский салат в компании так же непонятных салатов, которые так любят жители этой страны, и чищеный отварной картофель, посыпанный зеленью, и еще какие-то странные вещи, названий которых Альфред не знал и знать не хотел. — Это баня, — нисколько не замечая оторопь гостя, Россия сел на одну из деревянных лавок и потянулся через стол к бутылке, в которой плескалась прозрачная жидкость. Глупо было считать, что это вода. — Давай сначала по одной, а потом и покажешь свои бумажки. Мы их быстренько подпишем, а потом пойдем греться, Машутка сказала, что парная уже готова. Альфред почувствовал легкое головокружение. — Как… баня? — только и смог выговорить он, осторожно присаживаясь с другой стороны стола. Ему приходилось слушать о русских банях. Об эти пыточных камерах, о поистине человеконенавистнических традициях и жутких обычаях, которыми сопровождалось посещение этого места. — Есть у меня традиция, — проговорил Брагинский, деловито наливая водку в два граненых стакана. — Каждый год тридцать первого декабря я хожу в баню. Обычно с друзьями. Но в этом году приходится работать… и тем не менее, свои традиции я менять не намерен. Стакан таинственным образом оказался в руке Америки. Он чувствовал его тяжесть, как чувствовал взгляд этих ненавистных фиолетовых глаз. И он знал, что ему некуда деться. — Ну, с наступающим! … А потом была и парная. И березовые веники с еловыми веточками «для остроты ощущений». И прыжки в сугроб с залихватским гиканьем. И какие-то люди украшали Альфреда мишурой, и кто-то облил его шампанским. Кто-то признавался ему в любви, а кто-то пытался огреть скамейкой. И было смазанное девичье лицо, которое потом неуловимо стало лицом Ивана. *** Америка разлепил глаза. Он не раз спаивал Англию и тащил его на себе, не раз приносил ему с утра воды и аспирин, не раз слушал пьяные английские бредни. Обычно Артура волновали такие вещи, как «Кто я?», «Что я тут делаю?» и «Какого черта?!.» Теперь Альфред понимал его как никогда. Произведя ревизию частей тела и удостоверившись, что все на месте, он освободился от руки Брагинского, тяжело его обнимавшей, оделся и покинул дом спящего хозяина. Было третье января. Договор был подписан.