Предрассветное откровение

Ночь над городом вот-вот должна была уступить под напором первых лучей утреннего солнца. Одна за одной звезды исчезали с осиротевшего без ночных светил неба. Ривай стоял в нескольких шагах от входа в корпус, где временно поместился отряд, находящийся под его руководством. Спиной он упирался о прохладные камни здания, руки сложены на груди. Немного рассеянный взгляд сейчас был направлен куда-то, где Стена никак не позволяла развеяться сумраку, задерживая приближение рассвета. Несмотря на легкую рубашку, все еще кое-где мокрую от пота, и немного влажные волосы, мужчина совсем не чувствовал холода. Предаваясь тяжелым мыслям, он уже довольно давно потерял счет времени. Сегодня он опять был у Эрена. В который раз? Он уже давно сбился со счета. Все было так же, как и всегда. Каждую ночь. На протяжении уже не одного месяца. Ривай приходил далеко за полночь, когда весь корпус уже давно погружался в крепкий сон, который гарантировала неимоверная усталость после изматывающих тренировок. Мальчишка встречал его еще с порога тяжелым взглядом своих восхитительно-ясных ярко-зеленых глаз. В этом взгляде кроился непередаваемый коктейль острейших эмоций: от нескрываемой ярости до едва уловимого предвкушения, от леденящего страха до подавляемого в самом себе, кажущегося постыдным, возбуждения. Иногда капрал читал в этих невероятных по своей выразительности глазах что-то похожее на радостное волнение. Словно, он все еще восхищался им, словно чувствовал трепет от его всегда грубых прикосновений, без малейшего намека на нежность. Но трепет ли? Или парень просто дрожал от страха новой боли, которую неизменно причиняли эти сильные руки, давно привыкшие к крови? Сегодня Ривай впервые, пожалуй, задался этим вопросом. Он никогда не давал Йегеру прикасаться к своему телу. Руки мальчишке перетягивал за спиной кожаным ремнем, едва переступив порог его комнаты. Затем он неторопливо раздевался, аккуратно складывая одежду на стоящий у кровати стул. Эрен все это время неотрывно смотрел на него слегка прищуренными глазами, то ли в волнении, то ли в нетерпении облизывая и прикусывая пересохшие губы. Знал бы тот, какой неимоверной выдержки требовала каждая секунда промедления. Знал бы, каково было то неудержимое, на грани животного, желание, которое капрал подавлял в себе эти минуты. Знал бы, как иногда Риваю отчаянно хотелось еще с порога впиться в эти вожделенные губы яростным поцелуем и быстрыми движениями срывая одежду с обоих, откидывая в сторону, долго и тщательно ласкать каждый участок этого прекрасного тела. Позволять мальчишке царапать свою спину ногтями, оставляя алые полосы на бледной, покрытой многочисленными шрамами коже. Как ни сильно было желание видеть поддернутые дымкой наслаждения глаза, страх увидеть вместо этого только отвращение и жгучую ненависть все же брал верх. Поэтому закончив расправляться с собственной одеждой, он куда с меньшими церемониями срывал оную с мальчишки, одним движением переворачивая того на живот. Затем обхватывал грудную клетку одной рукой, ощущая при этом через немного выпирающие ребра отчаянное сердцебиение, другой придерживал за бедра, заставляя прогнуться в спине. Он входил резко, одним движением, предварительно все же наскоро подготавливал вход смазанными в собственной смазке пальцами – порвать парня он все же не хотел. Хоть он и быстро регенерировал, но все же удовольствие от вида крови на собственном члене было весьма сомнительным. Крови ему вполне хватало и в сражениях. А боль самому Эрену он причинял и без того. И отрывистыми, сильными толчками, и грубыми укусами, которыми он покрывал его шею, наклоняясь, чтобы почувствовать пряный запах его кожи. Под конец, ощущая приближение скорой разрядки, он всегда лбом утыкался мальчишке в затылок, опаляя кожу своим раскаленным дыханием и впиваясь в нее зубами, чтобы сдержать просящийся стон. Он никогда не давал Эрену услышать звук своего возбужденного голоса, только многочисленные следы зубов на мальчишечьей шее, свидетельствовали о том, какой силы было его желание безраздельно и навсегда обладать этим телом. Но только ли телом? После бурной разрядки, он всегда какое-то время восстанавливал сбившееся дыхание, наваливаясь сверху и зачем-то удерживая связанные сзади руки. Словно боялся, что теперь тот непременно оттолкнет его, хоть немного ослабь он хватку. После разворачивал Эрена к себе лицом и наконец властно, почти жестоко целовал, раздвигая языком мягкие губы, проталкиваясь внутрь, каждый раз слегка покусывая нежную кожу до знакомого металлического привкуса во рту. При этом уверенными, размеренными движениями руки доводил мальчишку до долгожданного оргазма, наслаждаясь тем, как тот вздрагивает всем телом и ощутимо дрожит от его прикосновений и, не в силах сдержаться, стонет прямо ему в губы. Капрал никогда не оставался на ночь. Все с той же привычной неторопливостью одевался, развязывал Йегера и не оборачиваясь уходил, не желая встречаться с, как он всегда считал, горящими ненавистью глазами. Лишь сегодня он задержал взгляд на так незаметно ставшем до боли дорогим лице. И вместо ненависти увидел молчаливую просьбу, глубокую тоску и каплю разочарования. Эрен тут же, вспыхнув, отвел глаза в сторону. Но от капрала не укрылось его очевидное и совершенно иррациональное нежелание отпускать Ривая восвояси. Неужели он на самом деле хочет, чтобы тот остался? После всего, что он сделал? Но мужчина ушел. Нет, сбежал. И сейчас стоял и размышлял о содеянном, забыв о времени и не думая о возможных последствиях, если его кто-нибудь сейчас здесь увидит. Одного, посреди ночи, в наполовину расстёгнутой рубашке, с мокрыми волосами и искусанными в кровь (в этот раз мальчишка постарался) губами. Сейчас к нему вдруг пришло странное осознание. В то время, как он думал, что держит Эрена в страхе, на деле боялся только он сам. Каждый раз, выходя из его комнаты, он сжимал кулаки от бессилия, страшась того, что в одну из ночей он прочтет в его глазах, которые, пожалуй, он уже мог без какого-либо преувеличения назвать любимыми, только одну лишь ненависть и больше ничего. Боялся, что он не ответит на его яростные поцелуи. Что он просто исчезнет, испарится в неизвестном направлении, оставив его одного, презираемого самим собой за свои непоправимые теперь ошибки. Ривай вздрогнул, словно очнулся от долгого, тяжёлого сна, без сновидений. Затем развернулся и решительным шагом направился по такому знакомому пути. Он шел по извилистым коридорам в полной темноте, ноги давно привычно несли к тяжелой, железной двери в самом отдалении корпуса. Распахнув ее, он с удивлением, непривычно отразившемся на его до этого совершенно непроницаемом лице, увидел Эрена, сидящим на кровати, обхватив ноги. Раздетый, он кутался в одеяло и выглядел как-то совсем непривычно. — Эрен, почему ты до сих пор не спишь? Через пару часов подъем. Завтра же будешь, как варенный. Собираешься халтурить на тренировке? Парень резко повернулся, от чего одеяло съехало, оголяя бледное, стройное, еще совсем юное тело. — Капрал? Что Вы тут… Парень не смог продолжить, отчего-то густо покраснев. Ривай скользил глазами по такому бесценному для него телу, попеременно останавливая взгляд то на нежной шее, покрытой алыми засосами, совсем недавно им же оставленными, то на таких невероятно соблазнительных ключицах. Тут он заметил яркие следы ремней на тонких изящных запястьях юноши. Капрал медленно опустился рядом на кровать, бережно беря руки Йегера в свои огрубевшие за годы службы пальцы. Они казались такими хрупкими. Словно вполне могли сломаться от одного неловкого движения или сильного нажима. Ривай провел подушечками пальцев по алым отметинам, и затем неожиданно наклонился и поцеловал туда, где под почти прозрачной нежной, сейчас покрытой отвратительными кровоподтеками, ощущался частый пульс. Секунды тянулись так медленно, а тишина стала такой пронизывающей, что слышалось только бурное дыхание парня, сейчас смотревшего совершенно оторопелым взглядом на своего капрала, который творил что-то совершенно невообразимое, покрывая нежными поцелуями-прикосновениями его кожу. Эрену начало казаться, что это всего лишь очередной сон, от которого он просыпался, чувствуя тяжесть в паху и совершенно дикое сердцебиение. Сейчас ощущения были схожи. Сердце так и норовило сломать последнюю преграду в виде ребер и выпрыгнуть из груди. Пальцы подрагивали, а затем, когда Ривай, дразня, провел влажным языком дорожку от пупка до самых ключиц и обратно, попутно задерживаясь на сосках, вовсе не удержавшись с силой впились капралу в плечи. Когда мужчина прикусил сосок, тут же обводя его языком, парень не выдержав простонал, заставив капрала вздрогнуть. Он впервые услышал стоны Эрена. «Я идиот. Как я мог лишать себя такого?» Ривай прижимал парня так близко, что, казалось, под общей на двоих грудной клеткой гулко и невероятно быстро бьется одно на двоих сердце. Целовал исступлённо, в каком-то полузабытье, запуская руки в лохматые, влажные волосы. Убирал пряди с глаз, наслаждаясь каждым новым выражением лица, которые один за одним сменяли друг друга. Казалось, что сегодня он видел и чувствовал его впервые. Касался, изучая каждый участок кожи, каждую мышцу, чувствуя, как тело под ним напрягается и просит большего. Оказывается, подчинять ласками куда действеннее, а пытать нежностью куда изощрённее. Прекратив ласкать столь желанное тело, он снова впился в истерзанные губы властным чувственным поцелуем, одновременно касаясь горячей кожи поясницы, внезапно резко утягивая за собой, заставляя присесть на край кровати. Наклоняясь к паху, так страстно выгибавшегося под ним парня, Ривай остановился в промедлении. Никогда и никому бы он не стал делать подобного. Даже одна мысль вызвала бы у него лишь брезгливое отвращение. Но не сейчас. Не с этим мальчишкой. Капрал соскользнул с кровати, становясь на колени перед совершенно растерянным, до предела возбужденным и в конец запутавшимся в собственных ощущениях парнем. Эрен окончательно решил, чем бы ни было происходящее, пусть даже чем-то далеким от реальности, главное сейчас, чтобы это видение не развеялось. Мужчина склонился над давно каменным, истекающим смазкой членом юноши, облизывая головку, нерешительно, едва касаясь шершавым языком. Но даже такого легкого прикосновения хватило, чтобы сорвать с губ Эрена громкий стон, скорее похожий на крик. Тут же спохватившись, последний до крови прикусил губу, мелко подрагивая от сдерживаемой волны раздирающего, переполняющего до краев возбуждения. Ривай хмыкнув, продолжил, на секунду прерванное занятие. Он ласкал, пожалуй, неумело, пытаясь вспомнить по ощущениям то, что делал Эрен, в те ночи, когда капралу было мало одного захода. В такие моменты, пока язык парня творил с ним нечто совершенно невообразимое, он крепко удерживал того за волосы, не позволяя взглянуть вверх. Если бы Йегер мог знать, что мужчина, стоявший над ним, просто отчаянно боялся, что он увидит выражение его лица. Наслаждение, которое было совершенно невозможно скрыть. В отличие от стонов, которые он все же подавлял, ценой ставшего уже привычным, привкуса крови во рту. Мужчина вобрал в себя член наполовину, двигая одной рукой на основании, другой поглаживая внутреннюю часть бедер. «Капрал, я..», - вскрикнул Эрен, сжимая до побелевших костяшек край простыни. Ривай успел отстраниться, хоть несколько капель белесой жидкости все же попала ему на лицо. Облизав губы, он поднял глаза на тяжело дышащего и все еще дрожащего от полученного безумного удовольствия, подростка. Тот смотрел на него сейчас как-то совсем незнакомо. Расфокусированный, опьяненный взгляд, в уголках глаз скопились слезы, делая их цвет еще более прекрасным. Грудь тяжело вздымалась. Его тонкие кисти рук сейчас при слабом освещении казались совсем бледными и нежными, хоть капрал и знал, какая не дюжая сила таится за этой видимостью незащищенности, под почти фарфоровой кожей. Вдруг эти руки потянулись к лицу мужчины, почти невесомо касаясь щек, неуверенно проводя самыми кончиками пальцев по безупречно очерченным скулам, замирая в нерешительности. Кожей капрал ощущал легкую дрожь горячих и ласковых ладоней. Взяв хрупкую, такую приятно-теплую руку в свою, он поднес ее к своим губам, неторопливо целуя каждый палец, наблюдая, как Эрен медленно, но верно заливается краской от такого, совершенно вышедшего за все мыслимые и немыслимые рамки возможного, пленительного зрелища. В это преддверие приближающегося рассвета, такой гордый и невозмутимый капрал впервые стоял перед кем-то на коленях. Затем впервые целовал кого-то с такой невообразимой нежностью. Впервые Эрен прикасался к его коже. Впервые же, перебарывая смущение, тянулся руками к вороту его рубашки, помогая расстегивать последние пуговицы, все с той же нерешительностью касаясь крепкой мускулистой груди. Впервые парень, лежащий под ним и смотрящий так открыто с совсем по-новому сияющими глазами, сам притягивал его ближе, неловко обнимая за плечи и обхватывая ногами. Впервые он мог разглядеть каждую малейшую эмоцию на этом прекрасном лице, ощущать, как от каждого своего толчка пальцы на его спине, сжимаясь все сильнее, привлекали его еще ближе, словно стремясь разрушить те последние преграды, что сейчас оставались между ними. Чужое дыхание у самого его лица еще никогда не было таким обжигающим. Огромными усилиями, уже будучи на грани, переходя на чуть более медленный темп, стремясь продлить сумасшедшее наслаждение обоим, капрал попросил хрипловатым голосом, в котором с огромным трудом бы узнал свой собственный: — Эрен… Назови меня… по имени. Парень распахнул закрытые глаза, которые теперь, казалось, стали чуть темнее от несдерживаемой страсти. — Ривай, я так давно Вас, - окончание фразы утонуло в новом, как никогда чувственном поцелуе и сокрушительном, ни с чем не сравнимом удовольствии, почти одновременно накрывающем их обоих. Даже засыпая, Йегер все еще не отпускал плечи мужчины, опасаясь, что как только разомкнет руки, тот неизбежно исчезнет, забирая с собой все то тепло, которое теперь так щедро отдавал. Они не произнесли больше ни слова. Просто упиваясь остатками уходящей ночи. Что остается, когда любая из таких ночей может оказаться последней в их жизни? Что остается, когда чужое, такое драгоценное тепло в твоих руках назавтра может оказаться мертвенным холодом? Сейчас Эрен засыпал. Сейчас был счастлив, как никогда за свои без малого 16 лет. А капрал… Впервые за столько лет чувствовал, как приятно и невообразимо дорого горячее размеренное дыхание, засыпающего под боком уже давно без сомнения любимого мальчишки. Несколькими минутами позже, сжимая такое теплое, измученное этой долгой ночью тело в объятиях, Ривай думал о том, как много сегодня для них было этих «впервые». И как много, безусловно, еще ждет впереди. Капрал не умел говорить красивых слов. И просить прощения он не умел так же. Поэтому, лежа сейчас на узкой кровати Эрена, теперь такого окончательно своего Эрена, ощущая так невыносимо близко согревающее тепло доверчиво прижимающегося к нему парня, он был абсолютно счастлив. Счастлив тем, что смог показать мальчишке свое «прости» так, как умел. Точнее, так, как научился благодаря ему. Это было его сегодняшним откровением. Только единожды. Когда свет первых лучей наконец преодолел Стену и осветил просыпающийся город. Рано или поздно свет всегда находит выход. Как и чувства, которые иногда так сложно выразить правильно. Как-будто преодолевать 50-метровые стены. Но когда-нибудь стены больше не понадобятся. Когда-нибудь… А сегодня… «Я люблю тебя, Эрен».