What to Expect (When You're Expecting the Worst)

1. После почти двадцати лет безупречно четкого менструального цикла у неё задержка. Сначала на день, потом на два, потом на неделю. Она ничего не говорит Гаррусу. Ей кажется, что это из-за стресса от переезда, из-за травм от «Горна», из-за лекарств. Она ждет и ждет, но ничего не происходит. Какое-то время в её мыслях сражаются волнение, подозрения и ужас. В конце концов, после двух недель неопределенности, она идет в аптеку и под очень странными взглядами фармацевтов покупает два теста на беременность: один декстро, другой лево. Сначала делает лево, потом декстро. Когда на обоих загорается значок «положительно», она не знает, плакать ей или смеяться. 2. Когда проходит момент шока и неверия, её первая эмоция – гнев. Потому что даже если она Коммандер-черт-побери-Шепард, есть определенные вещи, которые невозможны, и беременность от декстро-супруга – это одна из них. Она сразу же звонит Миранде. – Я беременна, – говорит она. – О. Что ж, поздравляю, Шепард, – Миранда верна себе: хладнокровная и собранная, отвечает так небрежно, будто Шепард только что рассказала ей об особенно вкусном салате, а не об этом. – Миранда. – Что ты хочешь от меня услышать, Шепард? – Для начала, расскажи мне, как это вообще произошло. – Мне казалось, это довольно очевидно. – Не тогда, когда спираль ДНК моего мужа закручена не в ту сторону! – Ну, для того, чтобы перестроить твое тело, потребовалось довольно много новых технологий. Какие-то побочные эффекты должны были возникнуть. – Это не чертов побочный эффект, Миранда! У меня будет ребенок. – Я знаю, – короткая пауза, писк омни-тула на заднем плане. – Я бронирую билет на Палавен. Свяжусь с тобой, как только буду знать подробности, Шепард. Миранда разрывает связь. Шепард обхватывает свой живот руками и шепчет: – Пожалуйста, будь в порядке, – она не уверена, обращается она к ребенку или к самой себе. 3. В сообщении Миранды говорится, что она прибудет так скоро, как только сможет – а это минимум через три месяца, учитывая состояние ретрансляторов. Шепард размышляет, говорить ли Гаррусу. Пытается придумать, как сказать Гаррусу. После двух недель душевных терзаний её тело делает это за неё. Гаррус придерживает её короткие, недавно отросшие волосы у лица, пока её рвет снова и снова. – Я думаю, нам лучше пойти в больницу, – нервно говорит он. – Это уже третий день подряд. – Нет, – она кашляет и её снова тошнит. – Шепард, что-то не так, – его суб-вокал становится громче, в нем звучит явная тревога. – Ты никогда… – Все в порядке, – она старается скрыть раздражение в голосе. Не получается. – Нет, не в порядке, – в голосе Гарруса появляется гнев. – Я отвезу тебя в больницу, Шепард. Я не потеряю тебя, только не снова. В этот момент она понимает, что молчать дальше не имеет смысла. – Гаррус, – она поворачивается, дрожа, и встает на ноги. – Мне нужно кое-что тебе сказать. Помнишь, мы хотели узнать, как будет выглядеть ребенок турианца и человека? Ну, что ж. Мандибулы Гарруса тревожно дергаются. – Шепард? Она делает глубокий вздох. – Я беременна. – Что? – на его лице – буря эмоций: неверие, страх, счастье, надежда. Он садится на край ванной. Она забирается к нему на колени, его длинные руки крепко обнимают её. – У нас будет ребенок, Гаррус, – она кладет одну из его рук к себе на живот. – Ты станешь отцом. – …Как? – Придется спросить о подробностях Миранду. Но он наш. – Ты носишь моего ребенка? – его глаза сияют ярким, немного безумным светом. – Да, – говорит она. – Так что тебе лучше подготовиться, папочка. – Это… ну, нормально? – неуверенно улыбается он. – Пока не знаю. Но… – она гладит его по щеке. – Я надеюсь, что это так. Он крепко обнимает её, прижимая к себе, и гладит по волосам: – Я тоже, – говорит он. – Я тоже. Теперь они вместе цепляются за эту надежду. 4. Миранда, конечно же, проводит собственное расследование, пусть она все еще и находится далеко. И отправляет результаты Шепард. Смысл большей части текста ускользает от её понимания, но она улавливает суть. Она подозревала, что «Цербер» мог испробовать на ней какие-нибудь экспериментальные препараты или биоимпланты, но правда – гораздо хуже. Технология Жнецов. Внутри неё – технология Жнецов. Её почти тошнит. Если бы последние выжившие агенты «Цербера» не исчезли бесследно, она бы убила каждого из них. Собственными руками. Гаррус сжимает её ладонь, читая содержимое датапада поверх её плеча. – Черт, – говорит он и встает на колени, прижимаясь головой к её животу. Его мандибулы дрожат, и даже если он ничего не говорит, Шепард знает причину. Они оба знают. Что, если ребенок не… в порядке? Она думает об этом – ладно (нет, не ладно!), потому что не в силах думать о более ужасных вариантах. Полукровка. Изгой. Монстр. Им определенно есть, о чем беспокоиться, и это не беспокойство типа «что если у ребенка будет нос бабушки Ханны или мандибулы дедушки Тибериуса». Есть все шансы, что ребенок умрет. Вероятность этого, прямо скажем, выше среднего. – Может, нам стоит…, – Гаррус обнимает её живот. – Может, мы должны… отпустить это. Она знает, что мысль об этом его буквально убивает. Её тоже. – Может быть, – шепчет она. – Но… можем ведь мы подождать с принятием решения до тех пор, пока Миранда не…? – Ага, – он мягко гладит её. – По крайней мере, мы можем попытаться. Они оба знают, что у них может и не быть никакого выбора. – Гаррус, – она обхватывает пальцами его гребень. – Ты… ты хочешь этого? Это эгоистично, но ей так нужно немного утешения. – Ребенка? От тебя? – он смотрит на неё снизу-вверх, пораженный. – Больше, чем чего-либо. Но…, – он встает и прижимает её к своему килю, обхватывая большими горячими руками. – Я не могу потерять тебя, Джейн. Не снова. И я не хочу, чтобы наш – наш ребенок – страдал, если… если он… «Не в порядке» – мысленно заканчивает она, когда Гаррус утыкается носом ей в плечо. – Если… Если ничего не получится, или если ты не сможешь его доносить… Это ничего не изменит. Мы все равно усыновим целую толпу сирот, и может быть, однажды попытаемся еще раз. Они вообще-то не пытались, потому что, ну… шансы на подобный вариант развития событий были попросту смехотворны. Вероятность того, что это произойдет снова, еще ниже. – А ты? – спрашивает он, и она слышит ту же потребность в утешении в его голосе. – Ты хочешь этого? – Ага, – она делает глубокий, судорожный вздох. – Я хочу. 5. Когда Миранда наконец прибывает, живот Шепард уже заметно округлился. – Похоже, я как раз вовремя, – шутит она. Гаррус держит Шепард за руку, пока Миранда готовится к обследованию и раскладывает оборудование. Они смотрят друг другу в глаза и их обоих почти трясет. Ни один из них не хочет слышать очевидных и ожидаемых выводов. Миранда проводит по животу Шепард датчиком, и на голографическом экране появляется изображение. Еще несколько движений, а потом – они впервые видят её ребенка. Он маленький. «Меньше, – думает Шепард, – чем должно быть». Гаррус что-то замечает, у него перехватывает дыхание. Она с тревогой смотрит на него – что-то не так, ведь у Гарруса взгляд снайпера, он, наверное, заметил какие-то дефекты – но он смотрит на неё глазами, полными любви, и целует её запястье. – Я вижу шпоры, – шепчет он охрипшим голосом. – Что? – она смотрит на экран, и её взгляд следует за пальцем Гарруса, который обводит когтем два маленьких выступа на ножках – выступа, которые однажды вырастут в удлиненные шпоры на задних частях ног, как у Гарруса. Она присматривается к зернистому изображению, и ей кажется, что она может разглядеть зачаток маленького гребня на голове малыша. Турианец. Её ребенок – турианец. – Сердцебиение здоровое, – говорит Миранда. – Хотите послушать? Гаррус кивает, и Миранда выводит на динамики омни-тула звук биения сердца. Шепард боится, что, не смотря на слова Миранды, оно будет звучать болезненно, неправильно, но это не так. Сердце её малыша бьется сильно, ровно, в такт её собственному. – Духи, я …, – Гаррус издает странный звук, напоминающий придушенный смех. – О, Шепард. Ребенок на экране немного поворачивается, и им становится видно чуть больше. На голове определенно виден гребень. Пальцы Гарруса водят по изображению, и Шепард слышит, как он еле слышно считает вслух: «шесть пальцев на руках, четыре пальца на ногах». Он издает еще один звук, и на этот раз это подозрительно похоже на рыдание. – Ну, похоже, от тебя здесь ничего нет, Шепард, – говорит Миранда, явно поддразнивая. – Я бы сказала, что он выглядит как крепкий, здоровый турианский малыш. – Может ли плод выжить? – спрашивает Гаррус. В его голосе слышен страх. – Жизнеспособен ли он? Шепард не… – Мне нужно будет сделать еще несколько тестов на наличие возможных генетических дефектов, но я увидела достаточно. Сильное сердцебиение, внутриутробное развитие по графику. Это все – хорошие знаки. А что касается различия между видами, то, похоже, модификации Уилсона…, – Миранда прочищает горло. – Ну, они устранили проблему аминокислот. Малыш будет турианцем во всем, кроме своих митохондрий. Шепард чувствует, как в уголках её глаз выступают слезы. Она никогда не думала, что у них будет это. Гаррус выдыхает – похоже, они оба задержали дыхание в ожидании вердикта Миранды. Они полны надежд. Страхов. Их ребенок еще не родился, но он уже сражается. Как его отец. Как его мать. «Да, это наш ребенок» - думает она, и чувствует, как слезинка скатывается по её щеке. «Наш малыш». – Кстати, это мальчик, – говорит Миранда. – Сын, – шепчет Гаррус еле слышно. – Ага, – Шепард крепко сжимает его руку. – Наш сын. 6. Её живот по чуть-чуть растет с каждой неделей, и она наслаждается приятной тяжестью ребенка внутри нее. Она знает, что в любую секунду это может оборваться. У неё очень активный малыш, и ей нравится каждое его движение – каждый пинок, каждое шевеление, потому что это значит, что он еще жив. Они с Гаррусом с такой надеждой ждут нужного срока. Сейчас – как будто услышав её мысли – ребенок брыкается внутри, и Шепард хватает Гарруса за руку и притягивает к своему животу. Он, как завороженный, нежно поглаживает её натянутую кожу. Тот факт, что они продвинулись так далеко, невероятен. – Я думаю, –говорит она, и сглатывает. – Я думаю, нам пора поговорить об именах. – Ага, – голос у него хриплый. – Думаю, пора. – Итак, как мы будем выбирать…? – она хотела бы назвать своего сына в честь Андерсона, но турианцев с именем «Дэвид» не бывает. – Ну, традиционно новорожденных называют в честь самого высокопоставленного члена семьи. Что значит…, – он замолкает. – Твой отец, – догадывается она. Его взгляд говорит о том, что она все поняла правильно. – Он не получит этой чести, – голос Гарруса звучит сердито. – Не после того, как он с нами обошелся. – Нет, – говорит она, не смотря на то, что она никогда не перестанет ощущать себя виноватой за произошедший между отцом и сыном раскол. – А мы можем… назвать его в честь твоей мамы? – Ну, я думал… Может, в следующий раз, – он не говорит этого вслух, но намек ясен. И одного этого намека достаточно, чтобы вызвать возбужденное трепетание у неё в животе. – Да, – ласково говорит она и гладит его по руке. – В следующий раз. Для девочки. – Я… да, – он сжимает её руку на мгновение, задумавшись. – Может быть, у меня есть одна идея… Я думаю, хм, – он вздыхает. – Ну, есть традиция. Если у старейшины клана нет живых детей, другая семья может использовать их имена. Чтобы почтить их. – Ты думаешь назвать его в честь клана Виктуса, – говорит она, и Гаррус кивает. – Это мило. Я думаю, он был бы горд этим, – в конце концов, Виктус – их общий хороший друг. – Я хочу сделать это не потому, что хочу быть милым или почтить его, – отвечает Гаррус. – А потому, что это возложит на него определенные… обязательства по отношению к нашему сыну. Если нас вдруг… не будет рядом. – Обязательства? – Он должен будет взять нашего сына под опеку. Воспитать нашего сына, как своего, – он вздыхает. – Я знаю, ты, наверное, сочтешь это странным, но… если что-то случится… мне нужно, чтобы рядом с ним был кто-то, кто сможет защитить его. – Конечно, – она кивает. – Но разве его не смогут защитить наши семьи? – Солана могла бы, но…, – он звучит грустно. – Слишком велик шанс, что папа помешает ей усыновить ребенка. Ей осталось 5 лет до демобилизации. И ты не хуже меня знаешь, что твоя мать не сможет как следует заботиться о декстро-ребенке в системах Терминус, по крайней мере, не тогда, когда Ретрансляторы не работают. А папа…, – он сверлит взглядом стену. Шепард кладет руку ему на плечо: – Ты действительно думаешь, что твой отец предпочтет, чтобы его внука воспитывала другая семья? – Я думаю, он предпочтет вообще никогда не видеть своего внука, – горько отвечает Гаррус. – Он может передумать. – Но я не могу на это рассчитывать. – Хорошо, – она кивает. – Итак… Адриэн? – Мы можем, но…, – он нежно гладит её по щеке. – Я думаю о Тарквине. Имена мучеников…, – он невнятно бормочет, но она все равно его слышит. – … считается благословением. Хорошее имя, чтобы расти. Шепард думает о сыне Виктуса – кем бы он ни был при жизни, теперь его будут помнить за его самоубийственный подвиг. Она никогда не верила в турианских Духов, но не собирается отказываться ни от чего, что может помочь их ребенку. «Победа любой ценой». – Тарквин, – она пробует на языке имя. – Тарквин Вакариан. Как по сигналу, ребенок сильно пинается внутри неё. Шепард смеется, потирая живот: – Я думаю, ему это нравится. – А тебе? – И мне. Мне тоже нравится. 7. Она представляла себе много вариантов того, как все может пойти наперекосяк на поздних сроках её беременности, но травматичного падения из-за атаки крогана она определенно не предвидела. И вот, она здесь, и у неё начинаются преждевременные роды. По крайней мере, она надеется, что это роды. Второй вариант слишком болезненный, чтобы даже думать о нем. Не на таком сроке. Вы не можете отнять его у меня! Не сейчас! Чувство вины причиняет невыносимую боль. Гораздо более сильную, чем боль в животе. – Где Гаррус? – она вытирает пот со лба дрожащей рукой. Нет Шепард без Вакариана. В любом сценарии Гаррус всегда был рядом с ней. Она не знает, как пройти через это без него. – Мы пытаемся разыскать его, – говорит доктор Мишель. – И вашу доктора Лоусон тоже. По правде говоря, Шепард счастлива, что сегодня на дежурстве именно доктор Мишель. Знакомое лицо. Та, кто знает их… ситуацию. Та, кто сделает все, чтобы сохранить их ребенка в живых. «Прости, – думает она, отчаянно желая, чтобы малыш услышал её, – Пожалуйста. Не умирай. Пожалуйста». Она вспоминает о том, как его тёзка кувыркался в воздухе, сорвавшись, и её желудок переворачивается. Гаррус. Тарквин. Мне так жаль. Дверь открывается. – Привет. Извини, что опоздала, – говорит Миранда, входя в палату стремительным ровным шагом. Она моет руки, невозмутимая и спокойная, как всегда, а затем подходит к Шепард. – Ага, уже есть раскрытие, – улыбается она, осмотрев её. – Ты в своем репертуаре. Редко бывает так хорошо и быстро в первый раз. – Ребенок…? – она не может закончить это предложение. – Ну…, – Миранда на секунду замолкает. – Я думаю, что наш лучший вариант – пойти до конца и помочь ему родиться. Это лучший шанс для него. Доктор Мишель кивает, соглашаясь. – Хорошо, – Шепард закусывает губу. Она не станет плакать. Она столкнулась лицом к лицу с проклятыми Жнецами и выстояла. Она сможет справиться и с родами. Сама. Женщины помогают ей занять правильную позицию. Когда Миранда говорит ей тужиться, она делает это. Это больно, чертовски больно. Слезы начинают непроизвольно течь из её глаз, и Миранда вытирает их. Дверь снова открывается, и в палату влетает Гаррус, одетый в тяжелые доспехи и даже не набросивший больничный халат. – Как…? – выдыхает она через боль. – Папа. Не бери в голову, объясню позже, – он падает на колени возле неё и утыкается носом в её щеку. – Ты в порядке? Ребенок в порядке? – Уже скоро, – говорит она и гладит его по щеке. Пальцы дрожат. – Это больно. – Прости, – он вздрагивает. – Возьмешь меня за руку? Она сжимает его ладонь. – Тужься! – приказывает Миранда. Она тужится. – Я уже вижу его, – говорит доктор Мишель. – Тужься. Она кричит от боли. Кричит снова и снова. А потом – слышит еще один крик. Гораздо более высокий и тонкий голос, с рокочущим суб-вокалом. – О, Шепард, – мягко говорит Гаррус. – Я вижу его, он… Что-то не так. Они не отдают его ей. Вместо этого она видит, как Миранда уносит его, что-то тихо приговаривая. Минуты тянутся одна за другой. – Где он? – спрашивает Шепард с командирскими нотками в голосе. – Отдайте мне моего ребенка! – Шепард, – Миранда присаживается на край её кровати. Её руки пусты. – Где мой сын? – она почти рычит. – Он в порядке. Все его основные системы и органы полностью сформировались. Он дышит и плачет самостоятельно. Гаррус заметно расслабляется на этих словах, но не она. Еще нет. – Если он в порядке, то где он, Миранда? – Шепард… Послушай, есть небольшая проблема. Турианские панцири набирают толщину и твердость в последние четыре недели неонатального развития. Поскольку Тарквин не доношен, его пластины еще мягкие. – Но они затвердеют? – голос Гарруса заикается от волнения и страха. – Они должны, и мы подержим ребенка в отделении интенсивной терапии, чтобы проследить за этим. Но первые пару месяцев вам придется брать его на руки очень осторожно. Миранда показывает, как именно нужно будет держать малыша. Шепард повторяет позу, хотя руки ей почти не подчиняются. – Ты можешь принести его к нам? Ненадолго? Пожалуйста? Миранда улыбается. Когда ей вручают её сына – её сына – она перестает дышать, а крошечный турианец в её руках смотрит на неё голубыми глазами, полными удивления. Глазами своего отца. «Мы сделали это, – думает она, – мы сделали этого ребенка». Гаррус нежно проводит кончиком когтя по лбу младенца и не может сдержать взрыв радости в своем суб-вокале – настолько яркой, что даже она может распознать интонацию. Маленький язычок лижет её пальцы, когда она касается мандибул Тарквина, и Шепард чувствует трепет где-то в груди. – Эй, малыш, – шепчет она. – У нас получилось. Гаррус одной рукой обнимает её, поддерживая за спину, а другой рукой притягивает ближе их ребенка. Их ребенка. – У нас есть семья, – говорит он с любовью в голосе. – Ага, – она улыбается. Младенец начинает плакать у неё на руках, и это самый прекрасный звук, который она когда-либо слышала. – Итак, – говорит она. – Ты упоминал, что хочешь назвать следующего в честь твоей мамы, верно? – Ага, – говорит он. – Так и поступим. О да, она клянется себе в этом. В конце концов, у них двоих всегда был способ сделать невозможное возможным.