***
Тигнари просыпается только под вечер, когда дышать стало легче из-за ушедшего зноя. Выпив таблетки и чувствуя себя гораздо лучше, чем днем, страж выходит на улицу и зорким глазом оглядывает полусонных людей и слышит усталое мычание мулов. Значит, сегодня без происшествий, как хорошо. Спустившись к воды, Тигнари босиком не спеша идет до границы Сумеру с Разломом, смотрит на летящих в небе попугаев и такое чистое небо. В Академии он не позволял себе вот так бездельничать, поэтому сейчас нагуливает весь ему полагающийся отдых за долгие годы учебы. Он же не Сайно, который мог не ходить на занятия весь семестр и на экзаменах отвечать на отлично. Кто знает, что в его мозговитой голове? Как ему это удавалось? Однажды, в отчаянии, Тигнари спросил его об этом, на что Сайно пожал плечами: — Мне Аль-хайтам помог, у него почерк красивый и конспекты понятные. Не то, что у некоторых. — А? Сам секретарь Академии помог… тебе? Как ты его выудил? — 40 лет водил Моисей евреев по пустыне. Это единственный случай в истории, когда евреи повелись. — Я так полагаю, мне сейчас нужно смеяться? — Да. — Ну, хотя бы знаю, что в пустыню ты гоняешь не один. Несколько месяцев не появляться можешь, я волнуюсь. — В основном мы деремся, потому что в его мозговитой башке отсутствует уважение к древним реликвиям. Потом лечим ушибы. Потому ебемся, — пока Тигнари начал наливаться краской, на макушку Сайно прилетел тяжелая книга. Аль-хайтам за его спиной выглядел угрожающе. Сайно повернулся к нему и бесстрашно выдал: — Легче посмеяться над геем, чем улыбнуться под ним. В руки ему упал та же книга, а на затылок ладонь. — Твой отчет об экспедиции мне не понравился. Перепишешь десять раз и расскажешь мне все, что написано в этой книге. И Аль-хайтам ушел. Тигнари заглянул за плечо Сайно и истерически рассмеялся: «Тысяча и одна поговорка Сумеру для чайников. С ней вы точно станете душой компании!». После этого Сайно редко открывал рот в присутствии Аль-хайтама. Он его избегал. Тигнари усмехается от глупости Сайно и вздыхает, присев на бережок. Все, что связано с теперь уже генералом махамантрой сплошная глупость. Взять к примеру Коллеи: Сайно привел к нему замкнутого и стеснительного ребенка, с забинтованными руками и сбитыми коленками. Она мялась и стояла в стороне, пока Сайно бегло объяснял Тигнари его миссию. — Тебе тут что, детский сад? Не мог привести ее в более безопасное место, хотя бы в город, где есть врачи и лекарства, и, вообще, что скажут ее родители? — Ты знаешь тут каждую травинку и точно сможешь позаботиться о ней. Я не возьму ее в пустыню, уж там точно опаснее, чем в маленькой милой деревушке с добрыми жителями. И не менее доброй лисой. — Сайно, предвидя нарастающую панику, по-приятельски хлопает Тигнари по плечу. — В следующий раз эта лиса откусит тебе руку, если продолжишь притаскивать мне детей со всего Тейвата. Тигнари долго пришлось притираться к Коллеи, вызывать ее доверие, учить ее читать и писать, готовить и стрелять из лука. Над последним они работают более тщательно, чем над остальным. Пока не очень. Но вот спустя пару лет Коллеи влилась с социум, правда, состоящий только из трех десятков человек, но это уже успех. Она самостоятельна и больше не хватает Тигнари за хвост, когда он куда-то уходит. Спокойно отпускает его в обход земель, и ждет с тремя порциями пинт, если вдруг фенек притащит с собой пустынного шакала. Тигнари так увлекается ее воспитанием, что не замечает, что Коллеи, его маленькая Коллеи, которая боится спать одна и идет к нему в хижину ночью, накидывает на плечи специально для нее оставленный на стуле плед и ложиться на самый краешек кровати, пока Тигнари, проснувшийся от шевеления под боком не включает ночник и сует ей в руки пушистый теплый хвост, вырастает и ее драгоценные прописи перекочевывают к нему, цветы в горшках и мешок с тканями, из которых она шьет детям игрушки. Ее запах сумерских роз и мокрой листвы оседает на ткани, простынях, в хижине, будто бы на самом Тигнари. И он ждет, ждет ее с каждой миссии и не может успокоить ходивший из стороны в сторону хвост. Коллеи кашляет где-то вдалеке, но Тигнари уже слышит ее и привстает с холодной земли. — Я вернулась! — надсадный кашель, но Тигнари не успевает возмутиться. — И принесла тебе твои любимые лотосы! — Вот дурочка. — Тигнари обнимает ее. Упирается головой в грудь. Когда она успела так подрасти? — В воду холодную лезла ради них. Лишь бы не простудилась. — Кхе-кхе, я в порядке. Пойдем домой, сам дрожишь, как осиновый лист. В хижине будто холоднее, чем на улице, поэтому Тигнари достает тяжелые ткани, чтобы как-то согреться, пока Коллеи заваривает ему чай с золотыми лотосами. — Ты не подметал пол? — фенек качает головой. Коллеи вздыхает. — Столько шерсти на полу и эти волосы на подушке, надо бы поменять белье… — Не переживай, у меня линька началась. Девушка прикладывает палец ко рту, но ничего не говорит, хотя, думает Тигнари, она уже догадалась, почему стоило по привычке запустить пальцы в хвост, так на ладони осядет комом шерсть, и почему длинные волосы, которые Тигнари заплетал в длинную косу пришлось состричь аж до затылка, чтобы не было видно залысин. Уши тоже облезали, шерсти на них немного, кожу видно. Тигнари пьет сладковатый чай и смотрит в окно, пока Коллеи переодевается, но слышит ее смущенное пыхтение. Она еще не привыкла к нему, поэтому прячет черные чешуйки под длинными рукавами. Присаживается на край кровати и выключает ночник. Она плачет. — Я заразила тебя, а ты продолжаешь так тепло ко мне относиться. — Ты не виновата, — фенек ставит недопитый чай на тумбочку и кладет голову на девичьи колени. Коллеи начинает чесать его уши. — Никто не виноват, так просто случилось. Просто теперь нужно больше отдыхать, чаще проверяться у врачей. — Ты умираешь, — девушка всхлипывает и Тигнари приподнимается, находит ее лоб и прижимается к нему. — Элеазар прогрессирует: ты теряешь столько шерсти в день, что можно было три подушки набить, кашляешь кровью, думаешь, я не слышу как ты выходишь ночью и тебя рвет?! Ты стал много спать и сильно похудел, ты умираешь, Тигнари, в этом только я виновата, я!.. — Элеазар толком не изучен, поэтому непонятно, как он передается и как от него лечится. Я предполагал риски, но… На меня он влияет так. Пока я дышу, я наслаждаюсь каждым днем, проведенным с тобой. — Тигнари обнимает Коллеи и укладывает ее, гладит по голове, держится, чтобы самому не заплакать от мыслей о собственной смерти. — Давай спать и не плачь, пожалуйста, глаза опухнут, а ты у меня такая красивая. Ночь была особенно холодна.***
От воя женщин и детей уже болят уши. Сайно, получив срочное сообщение от наставника Тигнари проверить его, потому что фенек давно перестал выходить на связь, принесся с пустыни, как только смог. Но видит вместо смущенно-улыбавшейся Коллеи у входа и недовольного от его присутствия Тигнари людей в одеждах Академии, их глаза серы и серьезны. — Ты и правда шакал. — Аль-хайтам отделяется от группы ученых и скучающе осматривается тяжело дышавшего и дрожащего от напряжения Сайно. — Чуешь падаль за несколько километров. — Я вырву твой грязный язык в следующий раз, не хочу пугать людей, а пока спрошу: что случилось? — Не догадываешься? Перегрелся на солнце? Ах, до тебя как всегда все тяжело и со скрипом доходит, — мужчина приоткрывает дверь и запускает генерала внутрь. — Они давно лежат здесь, неудивительно, что и ты их почуял. Сайно от одного вида лежащих бледных тел стало дурно, еще и трупный запах заставил тут же вылететь на улицу. Его все-таки вырвало, благо генерал успел отбежать подальше в лес. Аль-хайтам заботливо подержал его головной убор. — Как это случилось? Когда я приходил в прошлый раз, они оба были здоровы. — Элеазар очень коварен, никто точно не знает ни его происхождения, ни сам ход болезни. Если тебе о нем не сказали, то думай об этом уже сам. — Все было в порядке. — Сайно зачерпнул воду у ручья и начал промывать рот. — Коллеи выглядела здоровой, а у Тигнари я не замечал симптомы элеазара. — Мы можем наблюдать только конец, что было в их головах никогда уже не узнаем. — Аль-хайтам нацепил Сайно на голову его убор и попытался его уложить, но только запутал ткани. Генерал на его возню фыркнул. — Академия попытается выяснить причину смерти. — Их даже не похоронят, пока не разворотят тела. Это отвратительно. — Тшш, — мужчина закрыл Сайно рот. — Это правильно. Академия заботиться об жителях Сумеру и не хочет допустить распространение элеазара. Аль-хайтам посмотрел налево и Сайно увидел шевеление в кустах. Конечно за ним следят, в золотых песках пустыни он уже успел отвыкнуть от этого. Убедившись, что матра понял его намек, Аль-хайтам убрал руку со рта, провел пальцем по кадыку. Жест означал «за тобой будут следить до самой границы. Уходи сейчас». Генерал кивнул, но на последок подергал уши на уборе: «позаботься о Тигнари с Коллеи». Их пути разошлись, когда Аль-хайтама обступили ученые. Матра смотрит на некогда любовно взращенные розы в вазах у знакомой хижины склонили головки, что растеряли все лепестки. Сайно больше некуда возвращаться.