Невозможно

      Следовало бы начать с того, что тётушка была мертва.              Ода был знаком с тётушкой около шести с половиной лет, из которых только пару месяцев женщина не пребывала в коме. После трагедии женщине предоставили наилучшее лечение, которое только было возможным: лучшая больница, лучшие врачи, лучшие препараты. Тем не менее, тётушка впала в кому и пробыла в ней до того момента, как её состояние вдруг резко начало ухудшаться, что в итоге привело к её скоропостижной смерти.       Злиться тут было бесполезно.       Она умерла не из-за халатности врачей или, не дай Боже, из-за спланированного нападения на беззащитную женщину.       Просто так бывает - организм не справился. И даже самое лучшее лечение оказалось в этом случае бесполезно.       Но Ода всё равно злился.       Не потому что тётушка, лечение которой волновало его большую часть времени бодрствования, умерла - из-за этого ему было грустно. Грустно настолько, что ещё немного, и слёзы побежали бы по его щекам, если бы, разумеется, он бы уже давно не потерял такую функцию как «плач». Но сердце его болело, и ему даже на секунду показалось, что Пламя его вновь поломалось, и принялось доламывать его тело.       Злился он, потому что казалось, будто смерть тётушки интересовала только его.       От грандиозного когда-то коллектива «Шизуку-но-Ракюен» сейчас в живых оставалось человек двадцать, не больше. Но они оставались. Вот только почему-то на весть о смерти женщины из больницы - которую должны были получить все работники «Ракюен», Ода в том числе - отреагировал только сам Ода.       Ни одной женщины на произошедших позже в Йокогаме похоронах не появилось.       Был только Ода.       И нотариус, который по завещанию тётушки, должен был разделять нажитое ею имущество между теми, кто пришёл бы на похороны.       О таком условии никто не знал.       И, как оказалось позже, это привело вроде как забывших о тётушке женщин в неизмеримую ярость.       Они давно потеряли связь.       Изначально, конечно, они регулярно созванивались и писали друг другу письма. Они - это Ода и женщины, живущие в то время единым организмом в общежитии, выданном государством. Они старались проводить праздники сообща, посылали друг другу передачки и плотные конверты денег. Они старались изо всех сил поддержать друг друга после потери родного дома, коим и был «Ракюен».       Потом Ода уехал в Италию и связь поддерживать оказалось затруднительно. Прогресс был тогда не так хорош как сейчас, а технику, способную передавать связь на таком огромном расстоянии, выдавали только эсперам, как боевой единице государства, и только тем, что знали о своих льготах. Передавать её было нельзя.       Потому в Италии Ода прилично так тратился временами - надо было регулярно отправлять письма дорогим подругам из Японии.       Постепенно ответы на письма стали идти к нему дольше. А потом и вовсе перестали ему приходить. Интуиция говорила - вина здесь не в расстоянии и не в технике.       Ода решил, что им стало слишком затратно с ним связываться, и прекратил общение со своей стороны тоже.       Он ничего не слышал о тех женщинах на протяжении четырёх лет.       И на похоронах он стоял один, просто пялясь на закрытую крышку чёрного гроба, еле отмечая в своей голове то, что по завещанию теперь принадлежало ему.       Всколыхнуть его смогло только одно - весть о том, что здание «Шизуку-но-Ракюен», ранее, как оказалось, находящееся в консервации, теперь принадлежало ему.       Это действительно шокировало его.       Он-то думал, что здание давно было передано под другое дело.       И дома, смотря на бумагу права собственности принадлежащей ему теперь недвижимости, он не мог понять, что же он чувствовал.       Он был знаком с тётушкой около шести с половиной лет.       С живой и здоровой тётушкой он был знаком месяца три.       А теперь он получил всё, что ей когда-то принадлежало. «Ракюен». Несколько крупных сумм на счетах в банке, ранее использовавшихся для финансирования её бизнеса. И даже её родовое поместье с некоторыми личными вещами.       Тётушку, как оказалось, звали Миядзаки Аризу. Когда-то она была молодой леди уважаемой семьи. Позже семья разорилась, и Аризу оказалась на улице, имея при себе только себя.       Но Аризу была сильным человеком с золотыми руками. Она построила себе новый авторитет, новую жизнь.       И была очень счастлива, несмотря на все пережитые ей невзгоды.       Всё это было описано в прикреплённом к завещанию личном письме, где каждого своего сотрудника она назвала по имени и выразила свою надежду, что даже после её смерти её дело и её люди будут продолжать жить в полном процветании.       Она, конечно, никак не ожидала того, что в итоге произошло с ней из-за эгоизма одной из её работниц, которую женщина самолично поднимала на ноги, давая кров и еду.       А вскоре Ода стал получать звонки с неизвестных ему номеров. Причём шли они через того нотариуса, что озвучивал завещание.       И даже сейчас, забившись куда-то в угол курилки на его новой работе, окружённый вечно мельтешащими людьми в чёрных костюмах, Ода всё так же отвечал на очередной звонок, зажав в зубах сигарету.       Зубы от раздражения невольно сжались, и табак противной горечью стал перекатываться на языке.       Но Ода, не обратив на это должного внимания, продолжал слушать противный женский голос, звучащий в трубке.       — Я прекрасно знаю, что хозяйка завещала всё своим сотрудникам! — кричали ему в трубку уже в которой раз. Разница лишь в том, что с каждым звонком голос неизбежно менялся, — Всем сотрудникам, а не только тебе! Я подам на тебя в суд! И не только я, ты прекрасно знаешь, что все мы в ярости!       Ода поморщился и оглянулся вокруг себя с неуловимым чувством стыда.       Проходящие мимо люди абсолютно не интересовались съёжившимся у перил мужчиной, хотя тому и казалось, что в трубке кричат как не в себя.       — Я ведь уже объяснял, — начал свою старую песню он. Табак на зубах горчил и песочился, — И Мако-сан, и Хикари-сан, и ещё много кому. В завещании сказано, что наследство делится поровну между теми, кто пришёл на похороны…       — Да не могло там быть такого идиотского условия! — на той стороне послышался тяжёлый выдох. Женщина заговорила с ним спокойным, но всё ещё напряжённым голосом, — Сакуноске, я знаю, что ты очень разумный человек. Ты прекрасно осознаёшь, что прослужил под начальством мадам менее полугода, и у тебя просто нет права требовать всё себе. Ты тоже был работником, причём нашим охранником, стражем, и ты ровно как и все заслуживаешь часть наследства. Но только часть, понимаешь?       — Хори-сан, — Ода только беспомощно выдохнул, — Я всё понимаю и прекрасно осознаю. Вы также знаете, что в деньгах я не нуждаюсь, так что, пожалуйста, давайте не будем снова спорить по телефону, а просто встретимся лично и всё обсудим. Я совсем не против отдать вам эти деньги, вы же знаете.       — Аргх… Я понимаю. Но сама эта ситуация очень раздражает. Вы ведь помните, на каких условиях мы работали? Мы в глаза не видели свою зарплату! Нам приходилось просить у хозяйки на мелкие расходы и говорить, ради чего мы их просим! И сейчас, когда…       То, что на плечо Оды вдруг приземлилась чужая рука вовсе его не удивило. Он только отметил внезапно затихшие голоса - в курилке слышалось только множественное судорожное дыхание.       Ода обернулся, чуть отводя от уха телефон и прикрывая динамик ладонью.       — Добрый вечер, Одасаку! — радостно улыбнулся ему Дазай, приподнимая руку в приветствии. Его глаза сощурились в сторону телефона, и это не могло быть воспринято Одой иначе как намёком, — Ты свободен сейчас?       Люди, только секунду назад мельтешащие в тесном пространстве, испарились как по волшебству. На лоджии остались только двое: Дазай и Ода, что молча стояли на ней, уставившись друг на друга.       — Минуту, Дазай, — попросил Ода, получив в ответ кивок. Вернувшись к телефону, он всё-таки вытащил изо рта пожёванную сигарету и прицельным броском отправил её в корзину в дальнем углу, — Ало, Хори-сан, простите, не слушал вас.       Собеседник в трубке закашлялся.       — Сакуноске, вы…!       — Мне нужно идти по работе, не могу говорить. Напишите мне позже.       — Стойте, Саку…!       Ода повесил трубку.       Его тяжёлый вздох эхом пронёсся по пространству.       — Кто это был? — поинтересовался Дазай, склонив голову.       Мужчина немного задумался над ответом.       — Одна из противных родственниц, — охарактеризовал он её.       — По твоему виду и впрямь противная, — согласился парень, сочувственно похлопав его по ладони, — А чего она звонила.       — Да всё никак не можем поделить наследство, — тут Ода нахмурился и спросил, — У тебя ко мне дело.       Ответом ему был недовольный взгляд и надутые в обиде губы.       — Мне что, нельзя просто так прийти? — выдал Дазай голосом, таившим в себе глубокое разочарование. Но тут же вся грусть мигом слетела с его лица, уступая место яркой улыбке, — Как обустроился на новой работе?Никто не обижает?       Портовая Мафия оказалась на удивление хорошим местом для человека, отказавшегося убивать, но так и не открывшего в себе какой-либо морали.       Оду сразу же определили на должность этакого разнорабочего, не требуя от него смертоубийств - тут определённо был замешан Дазай, на работу его и устроивший, но Ода не был тем человеком, который решил бы жаловаться на такое отношение. Платили хорошо и вовремя: он был здесь уже около двух месяцев и система отдела кадров, очень организованная, опять же, на удивление, его вполне устраивала.       Работа была довольно разнообразной: он был тем самым человеком, ни к какому отряду или отделу конкретно не относящийся, а потому поручения ему посылались ото всех сразу. Он мог утром разбирать бумаги в архиве, рассортировывая их по самым различным признакам, через час уже быть в одном из принадлежащих Мафии борделе, поставляя туда нужные медикаменты, в обед он мог ползти по проулочным теням, прячась от пуль и готовясь схватить нужного человека, в послеобеденный перерыв он уже нёс одному из Исполнителей лёгкий перекус на другой конец города, а вечером, собираясь уже отправляться домой, он получил новый приказ, гласящий о том, что вот существует кое-какая бомба, которую срочно необходимо обезвредить.       Работа интересная - каждый день обязательно было что-то новое, но график у него был адским, а люди в Мафии просто обожали кидать на него свои косые взгляды, искренне сомневающиеся в причине того, что такой «неженка» - а о том, что он не убивает, знали уже все, кто не глухой - вообще забыл в Портовой Мафии. Но никто ему ничего не высказывал, разумеется: все были в курсе того, что завербовал его Дазай лично, а тому было буквально одной ногой до кресла Исполнителя, а после и до статуса Босса, чем чёрт не шутит.       Короче, если так посмотреть, то со стороны Ода казался очень странным человеком, имеющим всё время одинаково камерно лицо и очень неплохие знакомства.       Был, правда, вопрос: «А почему, если у этого человека есть такие знакомства, он не пребывает под прямым начальством данных знакомств, где и зарплата была бы повыше и условия были бы помягче?»       На этот вопрос Ода, если бы ему всё-таки подобное задали, ответил бы примерно так: «Я у этого начальства не работал бы вообще - что было крайне вероятно с учётом того, как странно Дазай относился к нему - но получал бы зарплату выше прочих. Где здесь справедливость?»       Никто бы, конечно, его бы не понял, но Ода был человеком в нужную сторону принципиальным, а потому ему было на это плевать.       Дазай всё ещё смотрел на него своими горящими тёмными глазами.       Ода решил его не разочаровывать.       — Мне здесь очень нравится, — странные слова для того, кто работал в Мафии. Давай засиял, — Работать интересно, платят хорошо, никто не обижает. Спасибо, что устроил.       — Да что ты, что ты, — замахал руками шатен. Кудри на его голове всколыхнулись, а на губы наползла гордая ухмылка, — Это мне ещё должны быть благодарны, что я сумел завербовать такой кадр! И я, конечно, очень рад, что тебе тут нравится! Хотя, если честно, то даже я не представляю, по каким-таким делам ты целый день без перерыва мотаешься. Глядя на тебя, даже Босс почувствовал бы себя бездельником!       Ода рефлекторно коснулся груди: под одеждой всё ещё висел когда-то подаренный Леоном крестик.       — Не надо мне такого внимания, — тихо прошептал он, оглянувшись. Даже у стен в Мафии были уши, — Ты лучше скажи, — он перешёл на нормальный тон, — Что у тебя ко мне за дело.       Дазай с наигранным разочарованием хлопнул себя по талии.       — Так и знал, что от Одасаку мне ничего не скрыть! — парень потянул его к выходу, по пути экспрессивно размахивая руками, — Не стоило и надеяться! И да, у меня есть к тебе поручение, если ты, конечно, не против.       — Ты здесь начальник, — покладисто заявил Ода.       — Мне говорили, что лучше бы я взял пару ребят из своего отряда, но я сказал, что Одасаку мне будет вполне достаточно! — Дазай смешливо фыркнул и откинулся на спинку сиденья, вытянув вперёд длинные ноги, — В конце-концов, ты же видел лица этих горилл? Ни крупицы интеллекта - с ними бы и поговорить нельзя было, а ночь и так обещает быть скучной!       Ода особо не вслушивался в его непрерывающуюся болтовню, изучая выданные ему ранее бумаги.       Там был описан сценарий крайне важных для благосостояния организации переговоров: по идее, Ода об этом сценарии и слышать не должен был - слишком высока была его секретность - но на переговоры отправили Дазая, как человека, очень хорошо владеющего своим языком, а тот считал, что от своего временного телохранителя - а именно на эту роль он позвал Оду - скрывать ему нечего.       Масштаб этой операции был ужасающе хорошо продуман.       Были назначены на определённые точки снайперы, готовые в любой момент открыть огонь по сигналу. Были причудливым образом рассчитанные время и место переговоров - так, чтобы в любых возможных исходах встречи было возможно тактическое или не очень отступление. Было ещё много чего, но Ода счёл это уже слишком большим перебором, чтобы тратить какое-то время на изучение этого бреда       Что уж говорить: по всем мафиозным канонам, Оде был выдан чёрный костюм, что в обычное время носил бы какой-нибудь бугай с автоматом, и чёрные матовые очки. Короче, выглядел Ода самым что ни на есть представительным образом, ничем не отличным от образов стандартных мафиози. Выделяли из толпы его только необычного цвета волосы, но и то было не страшно, ведь у всех людей, почему-то, все эти шестёрки в чёрных костюмах были на одно лицо.       Ода скованно развёл руки чуть в сторону, вытаскивая из-под низа папки новый лист информации. В бронированной машине, стоящей, наверно, четыре его нынешних зарплаты, развернуться ему было негде. И ведь вроде Ода не был человеком особо высоких и широких размеров, но почему-то и ноги приходилось почти что вжимать в себя, дабы оставить свободным пространство для манёвра, и плечи были почти что как тисками сжаты между дверью и Дазаем. И ладно бы, у них с Дазаем вроде как был стабильный дружеский статус, но на переднем сиденьи сидел сурового вида водитель, а к начальнику жаться было как-то не комильфо.       Ода чувствовал себя как сардина в банке таких же сардин, весь сжатый со всех сторон, что крайне ярко выделялось на фоне раскинувшегося во все стороны Дазая, взрывной рост которого только обещал начаться.       Но Дазай, кажется, не замечал чужого дискомфорта, а Ода всеми силами старался его не показывать, так что они спокойно продолжали ехать, на постоянке вслушиваясь в незатыкающийся голос Дазая.       Краем глаза, Ода заметил резкий поворот чужой головы, теперь обращённой прямо на него.       В следующую же секунду из его рук цепкими пальцами выдернули зажатые в них бумаги.       — Это, — помахал Дазай листами перед невозмутимым лицом друга, — нам не понадобиться. У меня есть другой план!       Честно, Ода не знал, а нужно ли было выражать Дазаю свои сомнения.       «Столько потраченного времени, столько сил, столько мыслительных и не очень ресурсов, и всё это ради того, что бы сейчас Дазай вдруг заявил нечто подобное? — скептически подумал Ода, чуть нахмурившись, что было не сильно заметно на его лице, — Я сомневаюсь, что это понравится Боссу.»       Но Дазай был его непрямым начальником, на переднем сидении сидел водитель-мафиозник, а это означало, что подросток сейчас должен был иметь в сознании Оды статус как минимум бога.       Критику, обычно, богам не предъявляли.       А потому Ода без раздумий кивнул Дазаю в согласии и стал слушать чужой, на ходу придуманный, план.       — Эх, — со всей своей возможной силой выдохнул Ода, надеясь передать своё отношение к ситуации.       И тут же был вынужден прикрыть рот, морщась от ощущения ползущего по губам некогда белого платка.       — Ну чего такой смурной? — с неунывающей рожей залитой кровью спросил его Дазай, самолично вытирая ему лицо, — Не румя-яный, не живо-ой.       — Э-эх, — красноречиво ответил ему мужчина и грустно отвёл чужие руки в сторону.       — Ну ничего, ничего, — Дазай запрятал платок куда-то в дальние глубины своего пиджака и оперативно приземлился на диван, стоящий прямо напротив двери, по центру комнаты, — Сейчас вот поработаем немножко и свободны! А давай после сходим в «Lupin»?! Давно там не были.       — Э-э-эх-кхех… Кхм, — Ода встал позади дивана, аккурат за плечом Дазая, и убрал руки за спину.       Сцена была готова.       Теперь они ждали своих зрителей.       И ровно через три минуты двери с грохотом ударились о стены, позволяя целой толпе тяжело вооружённых людей вбежать внутрь.       Ода с Дазаем внимательно проследили за резкими изменениями на шокированном старом лице их предположительного делового партнёра, стоящего впереди всей толпы и схватившегося за сердце.       Комната, практически полностью залитая кровью, мёртвые, с первых двух взглядов, люди, покрывающие собой пол экзотическим ковром, абсолютно чистый лицом человек, невозмутимо стоящий посреди комнаты человек в очках, также окраплённых кровью и сидящий перед ним мило улыбающийся мальчик, лицо которого и вовсе нельзя было различить за красным цветом.       Вся эта картина произвела на пятидесяти восьмилетнего Хироганэ Шоичи, владельца престижного бизнеса по производству наркотиков легального размаха и не очень, неизгладимое впечатление.       Коротко хихикнув, что звучало громом в полной тишине застывшего мира, Дазай невинно сложил руки на скрещенных ногах и склонил голову к плечу, как он всегда делал, желая произвести наиболее милое впечатление.       — Я очень надеюсь, — вкрадчивым голосом, за которым не было и крупинки эмоций, поведал мальчик, — что наше сотрудничество будет крайне благоприятным для Портовой Мафии.       Ода молча вытащил из-за пазухи пистолет и навёл его на Хироганэ, позорно икнувшего от страха.       План Дазая оказался очень действенным: Портовая Мафия вышла из этих переговоров безоговорочным победителем с неизмеримыми плюсами.       А Хироганэ на прошлой их встрече просто не стоило сомневаться в навыках слишком молодого для своего поста подростка.