…
1 октября 2022 г. в 20:53
Антон, едва не согнувшись пополам, суется носом в полукруг крохотного окна. На уровне глаз — высокая прическа и белая шапочка.
— Здравствуйте. Мне нужна помощь.
— В очередь, молодой человек.
Свет у регистратуры болезненный. Кажется, у самого здания с пациента на пациента откажут почки, и вода заполнит невидимые легкие. За пыльным стеклом ищут карты, печатают направления. Крик — фамилия, и бахилы нетерпеливо шелестят дальше. Антон садится на стул, у которого сиденье и спинка в мелкую дырочку.
Когда трудно. И не хочется, чтобы так было всегда.
Вызывают «Шампуня Антона Андреевича». Компьютерная автозамена на дух не переносит фамилию «Шастун». Лицо под белой шапочкой скороговоркой сообщает маршрут. Морщинистая рука обозначает в воздухе повороты и лестницы.
« — Что вы видите на этой картинке? — Я вижу идиота, который думает, что ему помогут».
В детских поликлиниках стены изрисованы героями советских мультфильмов. Здесь — хлопья голубой краски. Антон прислоняется к однотонному полотну у двадцатого кабинета. Бледные лица, обратившись на пришедшего, ждут вопроса «Кто последний?»
Антон молчит. Мог бы рассказать этим сломленным взрослым про сегодняшнее утро. Как солнце смотрит через провода, будто сквозь ресницы. Как воробьи стайкой караулят бабушку, которая кормит их крошками у булочной. Как зевающий паренек клеит на доски объявлений «Сниму комнату без привидений и домовых». Когда подходит очередь, Антон пропускает вперед девушку с черно-синими опухолями вокруг глаз. Ее сопровождающий, мальчик в полосатой водолазке, остается за дверью.
— Мама-а-а!
Люди опускают взгляды. Так нельзя. Антон идет к кулеру, чтобы забрать упаковку бумажных стаканчиков. Все равно воды в прозрачной бутыли нет.
— Мамочка-а-а! — мальчик трет мокрыми кулаками глаза.
Антон садится как можно ближе к покинутому ребенку. На скрипучей банкетке он строит башню. Одно неосторожное движение — бумажные стаканчики закатятся в дальние углы коридора, будут стучать о ботинки сломленных взрослых.
Мальчик прерывается на хныканье, заинтересованный творческим процессом по соседству. Антон, улыбнувшись, спрашивает:
— Как тебя зовут?
— Олежа, — всхлип.
— Значит, это — Олежвилль, — презентует Антон. Обводит конструкцию осторожным взмахом руки. — Замок доблестного рыцаря.
Олежа шмыгает, расправляя плечи. Мокрые кулаки вытираются о полосатую водолазку.
— Сегодня в Олежвилль приезжает королева! — Антон передает мальчику пару стаканчиков и показывает, куда новые «башни» ставить. — Совсем скоро.
— Мама? — надув губы, интересуется Олежа.
— Она самая, — подхватывает Антон, — Королева Мама Самая Лучшая. — В горле тесно и больно. Девушке с черно-синими опухолями вокруг глаз стоит поторопиться.
Олежа оживляется. В ходе обсуждения решено как следует подготовиться к визиту дражайшей особы. Вокруг замка построена стена, потому что в соседних лесах живут волки и медведи, а от ворон Олежвилль бережет воздушный патруль. Антон складывает из бумажных платочков самолетики.
— Ей понравится?
— Конечно, понравится!
Девушка с черно-синими опухолями вокруг глаз хлопает дверью. Олежа упирается, тыча пальцем в замок на банкетке. Только бы она посмотрела. Но мальчика тащат за рукав полосатой водолазки прочь. Антон поднимается с места, потому что у кабинета загорается табличка «следующий».
Доктор выписывает рецепт на оранжевые капсулы. Семь для начала. Для большего необходимо нанести повторный визит. Для Антона не существует суток, часов, минут — время измеряется в таблетках.
(7/7)
Шелест упаковки. Такие мятные пряники продаются только в магазине у дома. К тому же, стоят дешево. Правда, назвать «однушку» домом еле поворачивается язык. Антон не может привыкнуть, что между островками любви он — кочевник, моральный «обогреватель», не более.
Темно. А все потому, что за электричество дерут втридорога. Антон кладет открытую упаковку на стол и тут же сталкивается с кем-то локтями.
Дима запихивает пряник в рот. Торопливо жует, выдыхая через нос. Антон, усадив сестру за стол, шлепает к холодильнику. Свет бьет в глаза. В самом низу, за морковью в голубоватом пушке плесени, дожидается кипячения пакет молока.
Дима — девушка. Между прочим, свободная страна: каждый зовется как хочет. Особенно если речь о суровой девушке, которая, хоть и низкая, отпор даст любому.
— Не могу, — с набитым ртом оповещает Дима.
Антон ставит на плиту ковш. Срезав у пакета кончик, выливает молоко. Смелости хватает, ласково коснувшись косточки на локте, предложить:
— Может, не надо?
Дима мотает головой. Крошки со второго надкусанного пряника падают на стол.
— Я должна получить эту роль.
Театральный кружок достаточно требователен, если речь об актерах и актрисах. Об искусстве. Согласно длиннющему списку, Диме надо научиться танцевать свинг, похудеть на пять килограмм и побриться налысо. Антон не в курсе, что за постановка готовится, но, если сестра получит роль, он обязательно придет на премьеру.
От молока из кружек — пар. Скорее не виден, а чувствуется обожженными губами. Дима, давясь, поглощает один пряник за другим. Антон обхватывает девичье запястье, поглаживает.
— Можешь попробовать что-нибудь полегче в следующем сезоне.
— Я — не ты, — говорит Дима. — Я не могу делать вид, что все нормально.
Антон и не делает. Просто в мире и так мало любви, чтобы не делиться собственной. Они с Димой никогда не беседуют о прошлом. Потому что помнят по-разному.
В ладони гремит семью капсулами пластиковая банка. Над кроватью — фотография, из которой Дима себя вырезала. Это Антон проигрывает воспоминания, как фильм, вглядываясь в одно лицо из двух — ранее трех, — на фотографии.
Мама.
Дима прячется от солнечных лучей под одеялом — репетиция в театральном нескоро. Щелчки городского телефона. Капли воды на остывающем ковшике в раковине. Спрятав фотографию под подушку, Антон отправляется на работу.
(прием пропущен)
Промоутерский столик долго не раскладывается. Заевший механизм поддается, когда Антон порядком потеет. На повестке дня — спортивный напиток. Нужно разлить в бумажные стаканчики — раз в десять меньше, чем в поликлинике, — жижу, которая только пахнет вкусно. Антон делает глоток. Отвратительно.
Люди недооценивают силу улыбки. Простейший способ поднять человеку настроение, которым никто не пользуется. Антон подсказывает семейной паре дорогу к магазину игрушек, делает комплимент загрустившей под фикусом девушке. Все равно делать нечего, кроме «Здравствуйте, не хотите попробовать новинку от «СитиСилы»? «Энергичный гранат» — источник вашей бодрости!»
Пик загруженности торгового центра. Антон сам теряется в толпе, несмотря на опознавательную футболку с логотипом компании. Улыбки не доходят до адресата, а бумажные стаканчики хватают со столика до завершения «продающей» фразы.
Он выделяется. Антон больше всего боится пересечься взглядами. Незнакомый темноволосый парень смотрит в телефон, шаг — оглядывается и продолжает путь носом в виртуальном мире. Сбоку просят продать новинку от «СитиСилы».
Кто-то задевает складной столик дипломатом. Все летит на пол, разливается ароматом под чужие ноги. За падением принято наблюдать молча. И так получается, что, сидя на корточках в луже «Энергичного граната», собирая промокшие стаканчики, Антон содействует встрече. Но сначала нечаянно прилетает коленом под ребра.
— Извиняюсь, — темноволосый парень прижимает мобильник к груди. Через паузу экран погашен. Все внимание незнакомца — на одного человека.
— Да ничего, — Антон подбирает последний стаканчик. На стенке испуганно застывает паук. Уперевшись в липкий стаканчик тонкими ножками.
Темноволосый парень поднимает складной столик, едва заметно содрогаясь. Арахнофобию не выбирают. Антон шагает до фикуса, чтобы стряхнуть паука в горшок с землей. В урну отправляются заляпанные снаружи стаканчики.
— Арсений, — представляется незнакомец.
— Антон.
— Спасибо, что убрал… этого.
— Месье Павук предпочитает одиночество, — Антон одергивает футболку. Не то чтобы он хочет выглядеть симпатичнее, чем есть, но сердце делает «бултых!», и мысли вертятся вокруг одного. Вот что значит влипнуть по-настоящему.
Арсений прикрывает улыбку тыльной стороной ладони. Антон старается запомнить его манеру стоять, поворачивать голову, говорить, глотать, вздыхать. Если они больше не встретятся. Если Арсений сбежит, и Антону придется гадать, что он сделал не так.
— Так понимаю, работа на сегодня все?
— Получается, все, — смеется Антон.
— Пройдемся? — Арсений смотрит, немного откинув голову назад.
Куда угодно. Столик пусть постоит сложенным до завтра — подсобное помещение тремя этажами выше.
— Ты здесь что-то ищешь? — поверх футболки Антон застегивает толстовку.
Такое ощущение, будто Арсений тренирует походку для подиума. Вспыхивает в голубых глазах светлая бездна.
— Кого-то, — новый знакомый касается предплечья. Ни разу с момента знакомства он не взялся за драгоценный гаджет. — Уже нашел.
По-прежнему светятся витрины, люди передают деньги в обмен на товар. Мир не меняется. Антон готов поймать любую перемену настроения, трактовать каждое микровыражение потянувшегося к нему лица.
Арсению нравится сравнение проводов с ресницами. В той булочной, кстати, пекут его любимые круассаны. Просит сфотографировать для него объявление «Сниму комнату без привидений и домовых». Арсению пора идти — у него в общежитии все строго.
(прием пропущен)
На кухне включен свет. Антон мастерит подкладку из скотча. Клейкой стороной вверх, чтобы соединились обрывки. Дима все-таки находит под подушкой фотографию — и участь снимок постигает поистине ужасающая.
Память похожа на заедающую пластинку. И Антон заново «слушает» Арсения, который дергает за рукав, выдавая три каламбура в минуту. Взгляд вопрошает, забираясь с каждой шуткой все глубже. Антон надеется, что это не общая слабость, но кивает в ответ. Без слов: да, они встретятся снова.
Дима сушит волосы. Блестящие пряди, самые кончики достают до кровати. Антон вешает фотографию над кроватью — точнее, самостоятельно собранный пазл. Мамино лицо слегка деформировано складкой непослушного скотча.
— Я толстая? — сестра одевается: застегивая спадающие джинсы, поворачивается.
Антону продемонстрирован впалый живот, торчащие ребра, пушок светлых волос на белой коже.
— Перебор, по-моему.
— Я у мастера спрошу! — обещает Дима, уже с сумкой через плечо. Клюет тонкими губами в щеку: до утра они не увидятся.
(прием пропущен)
У Антона и усы растут, и борода, но отращивать что-либо ради «усатого няня» или «бородатого няня» он не собирается.
Кроме детей, на плечи возложены рыбки и около пятидесяти растений. Одних покормить, других полить. Третью группу — двадцать пять человек — только на горшки сажать и успокаивать, если среди ночи проснулись. В остальное время у Антона есть полное право гонять чаи с нянечкой из яслей, если та свободна, или с важным видом прохаживаться в белом халате по игровым комнатам.
— Антон Андреевич!
— Ты куда без тапочек?! — восклицание шепотом.
Матвиенко визжит на весь садик, когда Антон несет ее обратно в спальню. Искать по темноте грибочки, мячики и прочие условные обозначения — такие спецзадания шпионам бы. Девочка молотит ногами по спине, путается пальцами в застежке белого халата.
Кровать, на бортик которой приклеена картинка с серой птичкой. Соловей — Симура Матвиенко.
— Я к маме хочу! — громко сообщает девочка.
— Без тапочек ты бы не дошла. Там холодно, — объясняет Антон вполголоса. Обувь на маленькие ноги налезает еле-еле. — И не видно, куда идти.
— А ты хочешь к маме?
— Ти-ше, — произносит по слогам Антон.
Он провожает Симуру на горшок и обратно. Подоткнув одеяло, гладит девочку по черным волосам. Наконец сопение Матвиенко вливается в общий поток сонного дыхания. Карман джинсов под белым халатом жжет пластиковая банка.
(6/7)
Детский сад-интернат располагается в области. Антон привыкает кататься на электричке с оранжевыми, как капсулы, сиденьями.
В наушниках играет что-то убаюкивающее. Перрон практически пуст. Когда-то Антон стоит здесь с зонтиком. Из вагонов выбираются люди, а потом проводники убеждают, что никого внутри нет. На вокзале Антон проводит Новый Год и начало летних каникул. Все поводы из прошлого, когда мама обещает приехать. Бесконечное ожидание. Она «забывает».
Антон ускоряет шаг. Арсению не придется ждать.
Как и начальнику. Голос гремит, заглушая рекламу в динамиках торгового центра. Самое смешное — у складного столика остается несколько бутылок «Энергичного граната», и за вечер и утро их никто не крадет.
Начальник олицетворяет собой вынужденное похмелье. Антон бормочет извинения. Пока его отчитывают, выстиранную футболку с логотипом компании не вручить. У Арсения, притворно заинтересованного фикусом, кончается терпение.
— Я из компании «СитиФуд», — изящно подает руку, кивнув Антону, как коллеге. — Ваш сотрудник с завтрашнего дня займется продвижением нашей продукции.
Начальнику требуется лицезреть улыбку Арсения слишком долго. Информация, наконец, обрабатывается, и он орет, чтобы оба отсюда убирались.
— Это была идея месье Павука, — разочарованно шепчет Арсений. Встает на носочки, чтобы дотянуться до уха Антона.
Со своей стороны приходится наклоняться к чужим губам, рискуя свернуть шею. Антон обнимает содрогающиеся от смеха плечи. В любой момент отпустить — пусть только по лицу напротив пробежит тень недовольства. Но Арсений, подняв бровь, цепляет руку Антона за указательный палец и перекладывает пониже.
Напротив булочной — ресторан. На веранде ввиду ветреной погоды пусто. С круассанами на последние деньги парни садятся за крайний столик. Антон, рискнув грядущим проездом, покупает и кофе, одно на двоих. Он, конечно, любит чай, но после оды Арсения к латте выбор напитка очевиден.
— Вам нельзя здесь, — в момент прическу официантки по-своему укладывает ветер.
Арсений щурится. Его привычка поворачиваться после своих слов к Антону, ожидая реакции.
— Мы сейчас доедим и уйдем. Пожалуйста, — взгляд на бейдж, — Оксана.
— Принесите меню, — кивает Антон.
Не очень честно с их стороны. Но правило соблюдено: столиками пользуются клиенты ресторана. То есть заказавшие хоть что-нибудь люди. Антон покупает влажную салфетку. Одну, но по такой цене, что они с Арсением имеют полное право важно развалиться на стульях.
(прием пропущен)
Люди много спят, прежде чем умереть. Антон включает в наушниках энергичные танцевальные миксы. Глядит в потолок. От мобильника, где записан номер Арсения, исходит тепло.
Подушкой по лицу. Спать с открытыми глазами, оказывается, не так трудно.
— Там телефон звонит, — Дима танцует свинг и прерываться не собирается.
Городской телефон. Антона подкидывает на постели. Быстрее. Все переходят на мобильную связь, но мама нового номера не знает — только этот, временного места жительства.
Антон успевает подумать обо всех способах начать разговор. Чтобы там, в прекрасном далеко, не положили трубку. Не отшутились. У самого телефона колотит дрожь, и горячие капли пота текут с висков на щеки.
— Алло.
— Здравствуйте, стоматология «Зубы даром». В нашей клинике проводится акция…
(5/7)
Желание бросить трубку растет пропорционально количеству гудков. Антон разбирает пакеты из магазина. Зажав мобильник между плечом и ухом, выкладывает пакет молока. На одной из пластиковых полок — упаковка пряников. Наполовину пуста.
— Ты?!
— Я, — отзывается Антон. Лицо горит, несмотря на близость примерзших к полкам белых наростов. — Как дела?
— Да вот, — Арсений момент раздумывает, озорно тянет: — Пары прогуливаем.
Безусловно, собеседник рад поделиться данным нарушением режима. Антон тратит драгоценное время на пустую болтовню. Эта «парадная» личность, когда требуется кому-то понравиться, подводит. С Арсением сложнее не быть самим собой.
— Не хочешь в кино?
— Какой сеанс? — уточняют в трубке. — Вечерний?
— Утренний, — Антон комкает пакет. Расписание электричек вызубрено ожиданием на вокзале. — Самый первый.
— Встретимся у торгового центра, — низким голосом проговаривает Арсений.
Антон вставляет указательный палец в свободное ухо. Чтобы не слышать Диму с ее попытками влезть в предстоящую роль.
Арсений не проживет без рассказа о заброшенной стройке. Вандалы выдавливают на верхних этажах окна — рамки и сами прозрачные прямоугольники. Все утро, пока не вызывают полицию, звон разносится по городу. Если бы люди были стеклами, они бы плакали, когда разбиваются. Арсению необходима новость о произведении уличного искусства. Голубе-гопнике, намалеванном в фирменных цветах одного супермаркета. Арсений наверняка не видел старичков в тельняшках — они пьют водку, а у стаканчиков под монеты выставлены картонки «на еду». «Энергичный гранат» теперь продвигает необыкновенная девушка — голубые волосы, цветочные татуировки на предплечьях, нос и правое ухо проколоты, одежда, за исключением опознавательной футболки, из винтажного магазина.
— Ты красивый, — Арсений греет дыханием по ту сторону чуткой мембраны. — Человек становится очень красивым, когда улыбается. Любой.
Один из многих. Антон снова будет пытаться прослыть в голубых глазах особенным.
— Ты мне нравишься, — говорит Арсений.
Антону не понять тех, кто против любви. Взрослые люди одного пола — ничего особенного. Зря отношения сравнивают с пазлом. Это скорее гигантский лист бумаги, который предстоит разрисовать вместе.
(прием пропущен)
На кашпо застывает паук. Антон поливает как можно дальше от нелюдимого обитателя. Нос обдает ароматом мокрой земли. Фотография с подписью «месье Павук оценивает качество моей работы» отправляется контакту в «Избранном».
— Антон Андреевич!
Лейка, как волшебная палочка, выставлена в сторону Симуры. Когда Матвиенко спит — загадка человечества. Вот Антон, как простой смертный, будет клевать носом над тринадцатью косичками, которые надо заплести под конец смены. С мальчиками сложнее: битвы подушками не способствуют приведению кроватей в аккуратный вид. И все-таки третья группа предпочитает «неусатого няня» дневной воспитательнице. Потому что скармливать за завтраком манные «комочки» — беспредел. Антон выслушивает и другие жалобы, останавливаясь у каждой кроватки: у новой машинки сломано колесо, Милохин кидается козявками, нянечка заставляет пить кисель, над которым летала оса, а Матвиенко дружит только со Складчиковым, хотя Масленников ей колечко подарил и яблоком с полдника поделился.
— Опять без тапочек!
— Антон Андреевич! — Симура ковыряется в носу. — А почему вы в телефон смотрите и улыбаетесь?
И прямо на месте — Антон же не тот самый уклончивый взрослый. Но объяснения теряется. Об этом не рассказывают. Это чувствуют, задыхаясь, как в первый раз.
— Вырастешь — поймешь.
(прием пропущен)
Пальцы обжигает бумажный стаканчик. Обонятельные рецепторы сводит — запах свежеиспеченного круассана. Арсений вынужден ждать на пешеходном переходе напротив торгового центра. Они с Антоном успевают побегать по разным сторонам дороги, помахать руками, собирая недоуменные взгляды пешеходов.
Сеанс в десять-пятнадцать. Выбор фильма случаен: комедийная драма. Арсений, по его же словам, «заморивший Павучка», покупает ведерко соленого попкорна. Большую порцию. Антон дремлет. Они сидят в вестибюле, залитом прозрачным золотом. На четырех экранах над кассами показывают трейлеры.
Кинозал глотает и переваривает темным влажным нутром немногочисленных зрителей. Арсений ставит на колени Антона ведерко с попкорном, чтобы поправить серое худи. С третьего ряда они пересаживаются на первый — все равно места спустя рекламу на большом экране не заняты.
Антону следует внимательнее смотреть трейлеры. В центре сюжета — девочка и мама. Последней только бы умотать с очередным ухажером на море. «Любимая» дочь оставлена на попечение бабушки и диктат двоюродного брата.
Губы Арсения — под линией челюсти. Антон, вцепившись в пустое ведерко, смотрит вниз. На щеках высыхают соленые тропинки, ресницы слипаются.
— Что ты делаешь там?
— Вот сейчас? — Арсений под тусклым освещением кадра, отстранившись, вглядывается в лицо. — Ничего.
— Прекрати, — Антон усмехается, глотая слезы. Глупо. Он не может потерять того, к кому неровно дышит, из-за ерунды.
Сложнее. Арсений позволяет себе прижаться серым худи к плечу Антона. Ладонь на общем подлокотнике раскрыта — будто на случай, если понадобится рукопожатие. Пытка видеорядом продолжается.
Винить себя можно, сколько бессонному сознанию угодно. Антон сбегает.
(4/7)
Цифры. Их так много, что строки учетного журнала теряют смысл. Антон, зажмурившись, продолжает заполнять желтые страницы. Щелчки кнопок калькулятора — вместо музыки в наушниках.
У зеркала женщина примеряет кандибобер. Она никогда ничего не покупает — только примеряет, заставляя карабкаться по стремянке к вешалкам на самом верху. Антону даже нравится доводить себя до изнеможения; этот магазин в тихом дворе и детский садик. Времени остается на прием таблеток и краткое забытье лицом в подушке. Чтобы притупленное недосыпом сознание не резало без ножа.
Девочка — дочь женщины, предположительно, — болтает ногами и седьмой раз за сегодняшний визит спрашивает, любит ли Антон котят. Звонит мобильник.
— Антон! — Арсений старается говорить размеренно. На заднем плане льются и льются студенческие потоки. — Я правда не понимаю, в чем виноват. Мы можем поговорить?
— Вы ошиблись номером, — Антон беспомощно черкает в очередной строке. Семерка перед глазами расплывается. Мама всегда говорила «Вы ошиблись номером», когда не могла или не хотела говорить. Со смешком, и низкий мужской голос там, далеко, приглашал ее на танец.
Мама говорила, все будет в порядке. Сколько врачей, таблеток проходит — Антон ждет до сих пор.
Завершенный вызов. И будто бы Арсения нет.
Женщина уходит, стискивая запястье дочери. Девочка машет свободной ладошкой, в пятнах растаявшего шоколада.
(прием пропущен)
Сестра выскакивает из ванной. В дрожащей руке зажата электробритва.
— Что ты делаешь? — Антону тяжело держать глаза открытыми.
— Там паук! — выкрикивает Дима, запрокинув голову. Необходимая мера, чтобы посмотреть брату в лицо.
Антон вынимает из-под подушки фотографию. Подцепив застывшее восьминогое пустой стороной снимка, открывает «Камеру». Одно движение. Над кнопкой «отправить» застывает палец. Дима, расчесывая волосы, собирается на репетицию.
«месье Павук у нас в гостях. он считает, что я веду себя как неебический мудак»
(3/7)
Здание университета высокомерно. Арсений, спускаясь по ступенькам, целует какого-то парня в щеку. Тот, судя по выражению лица, рассчитывает минимум на обмен слюнями. Но фигура в сером худи пикирует вниз, на асфальтированную дорожку, где ждет Антон.
— Руслан. Бывший, — на этом объяснения кончаются. — Почему я влюбляюсь в любого, кто видит во мне не дырку для перепихона?
Сквер по соседству ремонтируется. Антон и Арсений устраиваются на скамейке, половина которой завалена стройматериалами. В виде разделителя, чтобы не соприкасаться бедрами, ставится сумка. Начало разговора теряется.
— Небо классное, — Антон откидывается на спинку.
— Где? — дергается Арсений.
Столкновение лбами. Антон, потупившись, улыбается.
— Просто классное.
Арсений листает конспекты. У них преподаватель философии гадает на кофейной гуще по списку — кому суждено получить «автомат». Руслан на физкультуре обожает падать на пол, раскинув руки и ноги. Одногруппник на спор набивает татуировку — фамилию директора, — ему повышают на целый семестр стипендию. Из кабинета медсестры крадут аскорбиновую кислоту, и к «расследованию» подключается все руководство. Позже оказывается, что баночка, полная желтых шариков, закатилась под шкафчик с лекарствами.
Из-под скамейки выбирается котенок. Антон, подхватив тощее чудо на руки, уточняет:
— Не против, если вместо круассана мы купим корм?
(прием пропущен)
Руки в царапинах — зато котенок чист, и белая шерстка в свете кухонной лампы поблескивает. Парни гладят его по очереди, ставят малыша на разъезжающиеся лапы.
Оставив Арсения «следить» за молоком, Антон бросается в комнату. Он прячет фотографию под подушку, и через выдох облегчения в замке скребется ключ.
После репетиции ожидается любое настроение. В дверном проеме, разглядывая гостя, останавливается Дима.
— Дина? — переспрашивает Арсений, пожимая тонкую руку.
Сестра хмурится, и только стук когтей по полу заставляет ее лицо разгладиться. Завести в этой квартире животное — без шансов. Подруга Димы собирает на сотне квадратов родительской квартиры зоопарк, и горе тому, кто не притащит в любящие руки очаровательного котенка.
— Проблемы со слухом? — все еще мрачно, но без прежней угрозы во взгляде.
— Дима! — Антон подталкивает Арсения к двери: еще минута разборок — он опоздает на работу.
(прием пропущен)
Обмануть можно кого угодно. Серьезно: будь то родители, учителя или дядьки из спецслужб. Но Симура Матвиенко способна переплюнуть всех и сразу. Именно поэтому она расскажет о «самой лучшей ночи» дневной воспитательнице, и Антон получит первое предупреждение.
— Кто там? — девочка, несмотря на титанические усилия, остается в сидячем положении.
— Никого там нет, — убеждает Антон, пытаясь запаковать Симуру в одеяло. Сердце заходится особенным ощущением. Арсению сказано стоять у аквариума и держаться подальше от туалетов.
— Там кто-то есть! — Матвиенко бодает со всей дури Антона в грудь и спрыгивает с кровати.
— Без тапочек! — через перехваченное дыхание.
В одной половине коридора расставлены горшки с растениями. Теперь это — дворец принцессы Весны. Антон играет короля, который по стечению обстоятельств обладает силой холодного времени года. Согласно магическим законам, противоположности не должны пересекаться. Иначе, с разрушением способностей, погибнет и государство, и нарушившая один из главнейших запретов семья.
Король и принцесса вынуждены метаться по замку — каждый — по своей половине, — и заглядывать в замочные скважины.
Арсению достается роль придворного мага. Только он знает о существовании заклинания, которое позволит отцу и дочери воссоединиться. Волшебные слова заперты в книге на Черном холме. Потому что много лет назад королевство продает ее Месье Павуку.
Антон все придумывает на ходу. Вдохновение черпается из восторженных голубых глаз. Симура даже тапочки надеть соглашается. Главное условие ночной игры — говорить шепотом.
(2/7)
Поезда сбегают. Тащат за собой вагоны. Если погнаться за ними по перрону, эти трусы только ускорятся. Каждый железнодорожный состав, который не привозит маму.
Антон не привык без наушников. Дыхание Арсения, его слова, восклицания — не упустить ни одной ноты. Собеседник не дает остаться в пугающей тишине. Пусть реплики лишены смысла. Пусть они смеются над шуткой, которую давно забыли.
Арсений не может догадываться. Антону при застегнутой толстовке жарко, но в одной футболке бьет мелкой дрожью.
— Ты — самое яркое пятно моего утра, — запястья сжаты потными пальцами. Солнечные лучи подобны фанфарам, потому что Антон кричит: пусть в мыслях, но оглушительно заявляет миру о своих чувствах. — Лично моего сегодняшнего утра.
Взгляд Арсения утяжелен мешками под глазами. Склоненная голова, улыбка, которую самый лучший человек на планете не в состоянии сдержать.
Комната в общежитии двухместная. Сосед мирно посапывает, отвернувшись к стене. Арсений запрыгивает на собственную кровать, хлопает ладонью по покрывалу. Тумба в изголовье заставлена на первый взгляд нужными вещами.
— Ложись-ка.
Антон делится с Арсением наушником. Стены и потолок сосудами плесени напоминают старинные карты. Трек за треком. Лбом Антон чувствует колотящийся на виске Арсения сосуд.
По условной Эстонии — стене над кроватью — бежит таракан. Рыжий и огромный, поблескивая спинкой в дневном свете. Арсений вскакивает с кровати. На тумбе находится металлический термос.
— Стой!
— Если ему удастся скрыться, то только через мой труп!
Антону лучше не двигаться. Кто знает, в каком направлении просвистит карающий термос через прыжок по покрывалу. Грохот — колотить металлом по стене вряд ли получится тихо — будит соседа. Лицо в светлой щетине морщится в сторону застывшего на покрывале гостя.
Победный возглас. А может быть, Арсений немного говорит на языке тараканов. Антон отворачивается. Условный Ла-Манш помечен придавленным к стене рыжим месивом.
— Если бы мы с ним остались наедине, мы бы не так шумели, — Арсений подмигивает соседу, а краской заливается Антон.
(прием пропущен)
Антон держит на коленях большую порцию соленого попкорна. Запах Арсения окружает со всех сторон — толстовка перед выходом обменивается на серое худи. И это правильно. Билет куплен в середину первого ряда.
Даже часто моргать по собственному своду правил считается «читерством». К концу комедийной драмы у Антона болят глаза. Титры ползут по экрану, и редкие зрители топают к выходу. Наверх, по обитым чем-то мягким ступенькам.
Пропущенные вызовы от Димы. Антон, блаженно вытянувший ноги, перезванивает.
— Она приезжает.
Мама. И сбежавшие поезда не кажутся такими трусами.
(1/7)
Отдельная заминка на входе. Один звонок — мегамозг из комнаты напишет «подойди к пожарному выходу» и откроет тяжелую дверь в еще влажной, но чистой майке и тапочках.
Арсений трактует спонтанное желание близости не совсем так. Если бы он знал. Антон понимает: другого способа убедиться во взаимности не будет. Не пока от одной мысли рассказать о маме трясутся поджилки.
Сосед без вопросов отправляется пить чай с менее любвеобильными личностями. Арсений предлагает смотаться за алкоголем, пока стипендия лежит в ящике тумбы целая и невредимая. Они сидят на кровати, не касаясь друг друга. Слишком близко, чтобы дотронуться, выдавить в любимые глаза вопль. Антон отшучивается: он «сойдет» не только под пиво.
Под трепетными движениями нет тревоги или беспокойства. Губы ползут по шее, скулам. Антон не знает, как их остановить. Выше, кончик языка задевает подбородок — и Арсений закрывает рот поцелуем.
Хочется украдкой смотреть на него. Сосредоточенное выражение лица, пока молния ширинки жужжит в относительной тишине. Худи возвращается к своему обладателю. Антон смыкает губы; тяжело дышать, и он избегает взгляда светлой бездны.
Если Арсению нужно доказательство любви — вот оно. Антон поддается пальцам, которые ерошат волосы, толкают на кровать.
Нужна помощь. От безмолвного крика стынет кровь. Пожалуйста.
Арсений нависает сверху, лягнув покрывало ногой. Антон повторяет каждое движение, начиная с поцелуев и заканчивая пальцами вокруг влажной плоти. Стыдно, потому что он совершенно не умеет.
— Больно, — Арсений, вдохнув, упирается лбом в плечо.
Антон затихает. Руки теперь лежат вдоль тела, и неизвестно, что заставит их подняться снова.
— Все хорошо. Я жив, — как слепой котенок, Арсений тычется носом куда-то в подмышку. Застывает, и тогда Антон раз за разом облизывает губы, пытаясь поймать чужой взгляд. Спустя доли прерывистого дыхания Арсений просит: — Обними меня.
Руки скользят по спине. Пальцы щекочут короткие волоски на темном затылке. Антону не дают прижаться трепещущим телом. Арсений опускается ниже. Ладони задирают футболку. Глаза лучше не держать открытыми. Антона пронизывает нежность. Пока Арсений сжимает и покусывает. Маршруты, проведенные ласковыми пальцами.
— Ты спишь?
— Нет, — безуспешная попытка говорить не хрипящим полушепотом: — Глаза закрыл.
Вдох. Ничего особенного, просто Антон избавлен от всей одежды, прикрывающей половые органы. Один глаз приоткрывается — и увиденное слишком откровенно, чтобы реагировать. Горло услужливо смыкается высоким, на одной ноте стоном.
Арсений гладит по бедру. Перед каждым поцелуем разглядывает место, к которому собирается прижаться губами.
У Антона не получится. Тепло от крови, хлынувшей к члену; хочется толкнуться в дразнящие движения. Арсений обсасывает яйца, а над головкой работает языком. Он держит Антона за руку. Приятное мгновение, когда взгляды цепляются друг за друга и ничего больше не нужно.
Дыхание. Глубже.
Поперхнувшись, Арсений вытирает с подбородка слюну. Кладет щеку Антону на ладонь. Его тело — в крайне неудобном положении. Свободной рукой Антон хлопает по свободной части подушки, отчаянно подбирая слова.
— Может, не надо?
Арсений перемещается к изголовью. Наконец, обнимает, уткнувшись лицом в плечо.
— Мне было хорошо, честно, — Антон говорит быстро, не позволяя себе убрать затекающую руку.
— Верю, — Арсений улыбается, почему-то грустно. Трется носом о шею. — Необязательно заниматься этим. Ты ведь не за этим пришел?
— Я просто… — вот и все. Арсений разочаруется и не будет отвечать на звонки. Антон сползает по покрывалу. — Давай дальше. Я тоже могу. Прямо «такого» не обещаю, но…
Арсений садится, отодвигаясь. Улыбка, прикосновение к подбородку. Лицо у Антона пылает. Лучше бы он вообще ничего не делал.
— Знаешь, как ты у меня записан в телефонной книге?
— Как?
— Тревожный сырок.
Антон расплывается в улыбке. Усердно расправляет складку на покрывале.
— Сырки любишь?
— Не меньше, чем круассаны! — подхватывает Арсений, пихая фалангами среднего и указательного в плечо.
(прием пропущен)
Аварийное освещение лучше обыкновенного. Охранник — в соседнем отделе. Арсений хватает за руку, и они с Антоном несутся в следующий отдел. От касс катится зычный женский голос:
— Я сейчас закрываю!
Антон выбирает корм с индейкой и говядиной. Не по акции, но мясные кусочки на упаковке выглядят убедительно. Ботинки охранника стучат через «Консервы». Пять минут до закрытия магазина — охоту за последними покупателями устраивают масштабную.
Трубы долго искать не надо. Достаточно зайти в первый двор, обогнуть скамейки и погнутые турники. Антон отстает. Выдохи царапают горло. Ноют от поцелуев губы.
— Вон они! — Арсений машет рукавом худи к десятку круглых глаз. В каждом — словно по маленькому фонарю.
Первыми подбираются к корму взрослые. Котята больше заинтересованы в играх, внимательном изучении прямоходящих чужаков.
— Мумитрогательно, — шепчут у подбородка. Теперь от любимых губ пахнет ванилином и сгущенкой.
Антон включает «Фонарик». Касается рта Арсения, самого уголка. Шоколадом испачкался. Объятия сжимаются сильнее, пропорционально победившей по вине ближайшего фонаря тьме.
На экране блокировки — пропущенные вызовы от Димы. То, что Антон перестал тонуть, не означает, что он выбрался из воды.
— Провожу. Мне несложно, — настаивает Арсений.
Дима представляет собой трясущийся комок одеяла. Антон садится на край ее кровати. Ведет ладонью по выступающим даже через плотный материал позвонкам. Что-нибудь, только бы сестра успокоилась.
Включен свет. Внутри холодеет: фотография висит над кроватью. Арсений на болезненное мгновение задерживает на склеенном снимке взгляд. Антону самому необходимо накрыться, причем срочно.
Под одеялом — затишье. Антон прикладывает к выступающим позвонкам ухо. Хриплое дыхание. Дима бормочет влажно, через сопли и слюни:
— Она доела пряники.
— Мы купим еще, — выдох. Взгляд на Арсении останавливается без страха. Антон по-настоящему обнажен.
— Мятные? — втянув носом воздух, уточняет Арсений.
Дима садится. От резкого движения страдает прижатая к спине сестры щека. Одеяло скользит вниз. Лицо — распухшее. Ввалившиеся глаза покрыты сеткой лопнувших сосудов.
Антон молча прижимает Диму к себе. Гладит безволосую голову и костлявые плечи.
(прием пропущен)
На скопившееся внутри тоже действует поверхностное натяжение. Страшно думать, что произойдет, когда они с Арсением обнимутся и разойдутся в разные стороны.
— Ты серьезно? — от Антона ни на шаг не отходят. Арсений окидывает взглядом пустынный двор, берет за руку. Вместе. — Куда мы?
Фонарь гаснет. Антон, между прочим, за молоком для Димы собирается.
— Почему ты смеешься? — старается перекричать смесь эмоций Арсений. Ладони расправлены на спине теплыми солнышками. — Почему ты смеешься?
Антон не в состоянии перекрыть защитную реакцию организма. Улыбка — гарантия, что его не отпустят.
— Ты мне нужен, — выходит прерывисто, словно сообщение из далекого космоса. Вселенной, где Антон счастлив.
(0/7)
Кухня освещена синими лепестками газа. Арсений стоит у плиты, помешивая молоко в ковшике. Действительно: чего студент третьего курса на завтрашних парах не видел. Антон каждые пять минут проваливается в сон. Под ухом — жесткая столешница. Если провести пальцем, можно почувствовать царапины маминых ногтей, прожженные ее сигаретами полукруги.
Арсений подкладывает вместо подушки свернутое худи. Не нужно просить: он остается.