Прикоснуться губами

Глядя прямо в глаза Дэвида Боуи, Бретт, ощущающий себя парящим где-то в глубоком космосе, в невесомости, когда дух захватывает от восторга пополам с иррациональным страхом от невероятности всего происходящего, зачем-то вспоминал о плакате с ним, висевшем у него в комнате, над кроватью у стены, в выпускных классах. Верней, как этот плакат вдруг резко вспомнился, так тот никак не шел из головы куда подальше, нашел время и место. Бретт Андерсон не мог о таком и мечтать. И не мечтать тоже не мог. И мечтал, мечтал, засыпая и смотря на того, с кем ему в его захолустье не грозило познакомиться от слова никогда в жизни. Да и что бы он ему сказал? Чего бы тот тысячу сто двадцать пять раз не слышал до этого и что ничего, кроме скуки, вызвать у Дэвида Боуи не могло. А еще он мечтал его поцеловать. Не говоря о таком, что он, едва о подобном задумавшись, бледнел, если не вспыхивал, как заливаясь краской, так и весь целиком подчиняясь жаркому золотистому огню, распространяющемуся лесным пожаром по его телу из очага возгорания в солнечном сплетении. Тогда он срочно заставлял себя думать о чем-нибудь другом, почти таком приятном и ровно настолько же невозможном. Про то, например, как они с НИМ просто посидят рядом. Вместе покурят. Выпьют, млин. Поговорят о чем-нибудь, посмеются. Обнимутся… Доходя до последнего, думать дальше становилось слишком прекрасно и слишком ужасно одновременно. О таком было лучше даже не фантазировать. Даже не мечтать. Бретт не раз и не два рисовал в безудержно разыгрывавшемся воображении самые яркие и захватывающие картины того, как он прикоснется к тому, кем восхищался, на кого равнялся и хотел быть похожим, быть таким же свободным, во всем! Еще мальчишкой ему хотелось коснуться ЕГО рукой, хотя бы самыми кончиками пальцев, которые он бы наверняка отдернул прочь быстрей, чем если бы схватился за раскаленное добела железо. Уже юношей, Бретту стало хотеться прикоснуться к Дэвиду Боуи губами… Везде! Наверное, единственное, до чего Бретт Андерсон не доходил в самых своих безумно-смелых мечтах, это до того, что Дэвид Боуи сам протянет к нему руку. Легко обнимет за плечи одной, а в другую возьмет его ладонь в свою. Притянет всего его к себе, вплотную, и… Почему он остановился?! В сводящей с ума близости от его губ, когда уже ощущается кожей одурманивающее тепло его дыхания!.. Под его взглядом, все понимающим, ласковым и смеющимся одновременно, пронзающим насквозь до самого дна души без каких либо преувеличений. Бретт сотни, если не тысячи раз представлял, как поцелует Дэвида. И при этом ни разу, что Дэвид Боуи сам поцелует его. Зачем ему это надо, нафиг он ему сдался. Мечтать не вредно, совсем спятить — лучше не надо. И теперь, наверное из-за этого, он не мог, не смел, не осмеливался совершить в действительности того, о чем так отчаянно-страстно мечтал. Паника нарастала парализующим ужасом при мысли, что он ведет себя мало сказать, глупо, уже наверняка обидно и оскорбительно. Но он как обмер, загипнотизированный этим инопланетным взглядом разноцветных глаз. Потому сам для себя неожиданно, с неконтролируемым стоном набросился на губы того, в кого был давно, в тайне влюблен, стоило тому лишь совсем слегка ослабить ладонь на его шее, как если бы Дэвид Боуи собрался ее у него отобрать. Ночь пролетела быстро. Слишком быстро. Но кто сказал, что такая ночь была всего одна, и неповторимой была из них каждая.