Цепь Луга

Над сценой на Красной площади завывает холодный ветер. Лео кожей чувствует, как дрожит от почти животного страха воздух вокруг. Кончики пальцев покалывает, наэлектризованные волосы стоят торчком. Иван Царицын стоит перед ним, упрямо задрав подбородок, слепой в своей гордыне, и Лео из последних сил сдерживается, чтобы не двинуть ему в челюсть. — Сделай, что они говорят, — шипит тихо и злобно — а сам пытается магическим чутьем дотянуться до каждого из террористов. Чтобы первым заметить, кто из них нажмет на спусковой крючок. Чтобы хоть как-то успеть отреагировать. Их слишком много. Лео один, насколько бы талантливым выпускником факультета боевой магии он ни был, со всеми террористами ему не справиться. Кто-то обязательно пострадает, единственный шанс всех спасти — тянуть время, пока не придет помощь. Однако Царицын, кажется, готов в крови утопить площадь, но не прекратить цепляться за кусок металла на шее. — Сделай! — Лео срывается, хватает Царицына за шиворот, но тот сразу же сбрасывает его руку. — И в самом деле, как какой-то никудышный колдун может постичь стойкость веры русского офицера? — говорит презрительно, а из его серо-голубых глаз смотрят ледяные просторы Коцита. Лео тихо ругается сквозь зубы — и в следующее мгновение замирает, широко распахнув глаза. Звук — далекий и глухой, словно удар колокола из глубин океана — прокатывается по площади. Затем еще один и еще, с каждым разом немного громче, немного напряженнее, немного ниже. Воздух вздрагивает — пока едва заметно, обычным глазом и не увидишь. Кровь отливает от лица. Лео медленно оборачивается, пропуская мимо ушей «Что, испугался, колдунишка?», похолодевшим взглядом окидывает толпу перед сценой. Он находит их почти сразу: вокруг них уже начинает искажаться реальность. Они стекаются к переднему ряду с разных мест, и пространство вокруг них идет кругами, все большими и большими. Они что-то кричат — Ася, Кассандра, Ставрик, Надя — но Лео не слышит. Удары колокола становятся все громче, накрывают с головой, словно гигантская волна, бьются на грани слышимого человеком. Нет ничего хуже недоученных волшебников: магический дар уже проснулся и почувствовал свою силу, однако умений его контролировать пока нет. Колокольный звон снова бьет — раскидисто, громко, уже над самой площадью, — и Лео невольно хватается за голову: звук настолько сильный, что пробивается сквозь всю его магическую защиту. Воздух темнеет, пахнет морем, в ушах шумит. Мир начинает скручиваться, вытягиваться в спиралевидную воронку, которая своим концом пытается достичь того, что не должно касаться мира живых. Волшебство начинается в сердце. А переполненное отчаянием сердце не может призвать ничего хорошего. Он вдруг понимает: если не сделать ничего прямо сейчас, террористы со стрельбой покажутся детской игрой. В лучшем случае под удар попадет только центр, в худшем — вся Москва, а, может, и дальше. Жертвами стихийной, хтонической силы станут миллионы. Лео глубоко вдыхает, выравнивая сердцебиение. Закрывает глаза, соединяет кончики пальцев на руках. Волшебство начинается в сердце. Первое заклинание он шепчет, и ледяной ветер с пока еще крошечными снежинками уносит слова прочь, едва они срываются с губ. Лео не останавливается: сплетает звук к звуку, гласную к гласной, с каждым разом все громче. Ладони медленно наливают теплом, вокруг — Лео не видит, но чувствует кожей — сначала тонким кружевом, затем все гуще и гуще узором ткется свет. Лео выдыхает и открывает глаза. С усилием размыкает пальцы и разводит руки — между ними, пока еще бледная, едва видимая, зависает тонкая сияющая цепь. Ветер надрывно воет, трепля волосы и полы длинного плаща, бросает в лицо горсти снежных хлопьев, но те тают, не касаясь даже кончиков кудрей: слишком много сейчас вокруг Лео волшебства, слишком много света и тепла. Он уже не говорит — почти поет: во весь голос, не смолкая ни на мгновение, с каждым словом добавляя к узору заклятия еще завиток. Дети на трибунах кричат — тонко, пронзительно, Лео не слышит слова, но видит, как от них расходятся круги искаженной реальности, как резонируют между собой. Кажется, Ася падает — Лео усилием воли подавляет желание немедленно броситься ей на помощь; ее страх, ее боль, ее отчаяние мгновенно затапливают сцену, трибуны, площадь за ними. Гигантская воронка над городом замирает — а потом разворачивается. В последний раз — низко, раскатисто, оглушительно — бьет подводный колокол. Небес Москвы с противоположной стороны вселенной касается потустороннее. Напряженный, словно натянутая до края струна, мгновение Лео смотрит прямо туда — и в ответ на него, не мигая, таращится гигантский глаз, единственный на мерзком, заросшем жестким волосом лице. Магическая защита искрит, прожигая кое-где не способную выдержать такое сильное волшебство одежду, но выдерживает взгляд, ставящий на колени армии. За плечами того, первого, виднеются другие. Однорукие, одноногие, еще призрачные, словно сотканные из морской воды и тумана, они ждут, пока ткань реальности окончательно треснет, готовые выйти и принести с собой хаос, смерть и разрушение. Лео рвано вдыхает и, срывая голос, выкрикивает последние слова заклятия. Светящаяся цепь — уже осязаемая и яркая, кажется, более материальная, чем что-либо вокруг — срывается с его ладоней, сияющей спиралью взвивается в небо, легко пронизывает метель, накрывшую площадь. Пальцы сводит судорога, под ногтями проступает кровь и падает на сцену рубиновыми каплями. Лео не обращает внимания. Лица за гранью реальности перекашивает яростью. Кривые, узловатые, покрытые бородавками и язвами руки тянутся вперед, пытаются прорваться, добраться до мира живых. Бесполезно: тонкая цепь петля за петлей опоясывает широкие края воронки, стягивает их все ближе друг к другу. Кажется, кругом кричат. Кажется, посреди метели, затянувшей сцену и трибуны, слышны звуки сражения. Лео не оглядывается: его взгляд прикован к провалу в реальности, который с каждым мгновением становится все уже. Колени дрожат и подкашиваются, руки, напряженные до предела, едва удерживают заклятие. Стихийное, неконтролируемое, похожее на обезумевшее от шторма море, волшебство детей все еще затапливает площадь, и из последних сил Лео собирает его и направляет туда, где закрывается окно в потустороннее. Светящаяся цепь совершает последний круг и замыкается — и в этот момент Лео чувствует, как его покидают остатки сил. Вьюга бросает ему в лицо вместе со снегом отголоски разъяренного рева фоморов и резко затихает, ноги подкашиваются, и Лео падает на четвереньки, захлебываясь морозным воздухом. Его трясет с ног до головы, сердце бьется об ребра, словно готовое разорвать грудь — для заклинания цепи Луга обычно нужно хотя бы трое, он же творил его один. Перед глазами плывет, но Лео все равно трясущимися руками вытаскивает чудом уцелевший телефон из кармана. Нужно набрать Сарру, пусть направит группу, если он не справился, и осталась хотя бы трещина... В трубке слышны только пустые гудки — и тут же сознания касается теплое, знакомое, дружественное присутствие. «Все хорошо, — слышит успокаивающий голос Сарры Лео и почти видит, как та мягко улыбается. — Наши уже здесь, прочесывают небо, и пока никакой аномалии не обнаружено. Ты проделал отличную работу». Телефон выпадает из окоченевших пальцев. Лео облегченно выдыхает и закрывает глаза.