У меня к тебе дельфины, Бьются плавниками в спину, Спать ложатся на грудь, Мне уже не вынырнуть… Совсем…
Кирилл переживал. Сильно. Переживал, что Пете может не понравиться его нытьё или тот попросту начнёт смеяться над ним, приняв за идиота. Да, Кирюша переживал. И именно поэтому сейчас даже стоял за углом мака и, закрыв локтем лицо, пытается унять слезы и панику. Но тошно становилось почему-то от самого себя. Какой же слизняк! Даже внутрь зайти не смог, потому что не дай Бог люди узнают его настоящего. Пиздец! Последнее, чего Хазину хотелось — чтобы этот ебобоша плакал отчего-то, кроме как от смеха или оргазма. Его мальчик не должен плакать от чего-то плохого. Он просто этого не допустит. Петя никогда не умел поддерживать, и ему не свойственна эмпатия, но он еле заставил себя сидеть на жопе ровно, а не рвануть следом, когда парень выскочил из машины. А он именно выскочил. Петя прикрыл окно, упёрся лбом в стекло и, для верности, постучался об него пару раз. Не помогло. Даже от шума крови в ушах избавиться не помогло. Как и пиздануть со всей дури по рулю, пытаясь сбросить буквально жизненно необходимое желание найти Гречкина и вернуть в машину. Но Петя позволил себе только выйти из машины и облокотиться о капот, закуривая третью подряд. Как-то сама собой вспомнилась навязчивая песня, услышанная в курилке с чьего-то телефона.Так, а ну-ка постой. Что это сейчас со мной? Слева, в груди закололо. Детка, неси корвалол.
Только вот ты прекрасно отдаешь себе отчёт, Петенька. Что корвалол тебя нихуя не спасет. Встряхнувшись, дернув головой, будто сгоняя мысли на подумать позже, Петя открыл дверь, нырнул в тачку, взял ключи и телефон и заблокировал машину. Пульс, отдающийся в висках, не оставил выбора, хоть мозгом Хазин и понимал, что ничего с Кириллом сейчас случиться не может. А вот глупое сердце считает, что найти его необходимо, и мы снова отключаем голову, верно, Петечка? Хазин лихорадочно оглядывал людей в поисках приметной белой куртке и светлого хаера. Какое счастье, что люди, в большинстве своём, ходят в тёмных шмотках и Кирилл любит выделяться. И выделываться. Но сейчас явно не тот случай. Заметив, наконец, через панорамные окна закусочной свою яркую пропажу за углом, Хазин был уже готов сам плакать от облегчения. И пусть Гречкин сейчас над ним угорать будет, пусть хуями обкладывает, главное — нашёл. Петя сбавил шаг, только сейчас осознав, что бежал, и подошёл чуть сбоку, чтобы Кирилл его заметил и не испугался. Подошёл — и мягко приподнял за подбородок, заглядывая в глаза. — Кирюш? — голос Хазина предательски дрогнул, когда он увидел своего мальчика в таком состоянии. Сердце пропустило пару ударов. Это было физически больно. — Мальчик мой. Что случилось? Не прячься, — Петя осторожно, дрожащими руками, убрал руку Кирилла от лица и притянул к себе, прижимая к сердцу, пряча в своих объятьях. Хотелось, очень хотелось забиться в угол и ничего не объяснять. Хотелось провалиться сквозь землю. Хотелось, как в детстве, плакать навзрыд. Зачем Хазин вышел? Чего добивается? Кира итак разбивается вдребезги на сотню мелких осколков. Не склеить. Не собрать. Руки и ноги дрожат, но абсолютно точно не от холода. Они дрожат от того, что Петенька рядом с ним и смотрит прямо в душу, пытается прочитать, перевернуть весь привычный мир с ног на голову. Поздно. Он уже это сделал и парень не знает куда деваться и что с этим делать. — Я не знаю, что мне с этим делать, — плачет, Гречкин реально плачет, стоя на холодной улице перед человеком, с которым знаком всего ничего. — Петь. Я не знаю… Ладонями Кирилл с силой сжимает острые плечи майора и сбивчивым голосом пытается выдавить из себя хоть что-то вразумительное. Хоть что-то. Пулей практически в упор не было так больно. Его били, ломали кости, катали по асфальту — не было. Его предавали и продавали — не было. Он разбивался в аварии, валялся с передозом, с пробитой головой, ему разбивали сердце — и тогда ему не было так больно как сейчас, когда Кирилл так отчаянно плачет. Нашел? Пошёл искать потерянного парня, а нашёл перепуганного собственными эмоциями своего мальчика. — Маленький мой. Тише, ничего не говори, — Петя тихо шепчет, раскачивая парня в своих руках, будто баюкая. Гладит по волосам и беспрестанно целует в склоненную макушку. Ты растерян. Не пытайся пока ничего говорить. Если хочешь — плачь, я с тобой. Тебе нужно дать эмоциям выход. Сам Петя смотрел на парня сквозь пелену непролитых слез. Он почти до крови кусал собственные губы, лишь бы не начать выть с ним в голос. Это Кириллу сейчас сделает только хуже. Он оглушен эмоциями, его мальчик никогда раньше, видимо, при всей своей искренности, не сталкивался с искренностью в ответ. Мы вместе. Мы сами загнали себя в эту трясину и вместе идём ко дну. Я не дам тебе погрязнуть в этом омуте в одиночестве. — Ты не один. Я с тобой. И я не отпущу тебя. Что бы не случилось, — Хазин, скрывая собственную дрожь, только крепче прижал к себе заходящегося в рыданиях парня. Гречкин цеплялся за него. Цеплялся не только руками. Цеплялся душой. Обнимал так сильно, как только мог. Неужели так выглядит взаимность? Настоящая, а не за деньги? Неужели, когда ты расстроен, тебя обнимают, а когда плачешь — успокаивают? Не потому что надо или должны, не за выгоду - а потому что искренне хотят помочь и чувствуют твою боль, как свою. Верилось в это парню с трудом, ведь всю жизнь с ним возились няньки и прислуга, ведь им за это платили. Да, они переживали за него, но только потому, что если бы с ним что-нибудь случилось, папаша бы открутил им голову. Он вообще появлялся лишь в моменты фатальности. Или тюрьма, или больничка. Все остальное: «я занят, разбирайся сам». Вот Кирюша и научился разбираться сам, никому не показывая себя. А ему показал… И он не ушёл, не оттолкнул, не посмеялся… Остался рядом. На них, наверное оборачивались все прохожие, ведь, даже в центре Питера, не каждый день увидишь обнимающихся мужиков. Стайка проходящих мимо девочек-подростков шушукались и хихикали, обсуждая их, как персонажей какой-то там новеллы, а самые смелые, даже сфоткали. Да и похуй, пусть фоткают. Кто же ещё им такое покажет. Они абсолютно потеряли счёт времени. Петя продолжал поглаживать парня по голове, зацеловывая, куда придётся, скрывая ото всего на свете в своих руках. Давал опору и защиту, поддержку, которой они всю жизнь оба были лишены и которую внезапно обрели друг в друге. Я никому не позволю причинить тебе боль. Ты больше никогда не будешь один. — Маленький мой. Дыши со мной давай, — Петя гладит парня по спине, заземляясь, фиксируясь на том единственном, что стало настолько важно. Он даже холода абсолютно не ощущал, настолько нервы были обожжены эмоциональным шоком. — Эй, пиздюшки, — Хазин присвистнул, привлекая внимание юных недобитых папарацци. Он чуть развернулся к ним боком, чтобы и не потревожить Кирилла и скрыть его от назойливых свиристелок. И чуть прикрыл лицо парня своей ладонью, потому что это только их боль, и им здесь делать нечего. Не то чтобы Петю особо ебало, что фотки могут всплыть, даже с учётом медийности Кирилла. Если б они сосались — одно, он бы только для более удачного ракурса повернулся. Но сейчас его мальчику плохо и больно. И последнее, что им нужно — чужое эгоистичное внимание. — Потеряйтесь нахуй на счёт три. И… Три, — повернулся, кстати, весьма удачно, что одна девка заприметила кобуру. Заметила и, видимо, сеанс группового суицида не входил сегодня в график, потому что она похватала своих и шустро утащила прочь. Смышленая, однако. Петя защищал его. Даже от такой смешной опасности, как малолетние пигалицы с гейскими фанфиками в голове. Гречкина определённо это повеселило и немного привело в чувства. Лёгкий смех заставил Хазина снова перевести всё своё внимание на него. — Ты к ним жесток, — парень шмыгал носом и наскоро вытирал покрасневшие глаза. — Дети же цветы жизни и всё такое, бла-бла-бла. Кирюша не знал, как нужно правильно выходить из таких ситуаций, поэтому уцепился за эту возможность разговора. Вряд ли бы майор осудил его за это. Он не осуждал его ни разу. Ни за что. Это и поражало. Гречкина-младшего обсуждали, осуждали и упрекали во всём и всегда: в праздной жизни, разгульном поведении, безответственных поступках и тому подобных вещах. А Хазин всем своим видом показывал, что ебал в рот такие предрассудки и просто был рядом. — Цветы это прекрасно. Если только у тебя нет на них аллергии, — Хазин подхватил переход с темы, будто его и ждал. Он не испытывал неловкости, но отдавал себе отчёт, что Кириллу трудно и он пытается во чтобы то ни стало сохранить лицо. Нет, делать вид, что ничего не случилось, они не будут и явно это обсудят. Но точно ни здесь и не сейчас. — Что-то мне подсказывает, что наш заказ остыл и его будет абсолютно невозможно есть. Гречкин улыбнулся и, пока на горизонте не наблюдалось явных свидетелей, чмокнул Петю в губы. — Ничего страшного, я и холодное сожру. А вот холодный кофе — гадство, — для того, чтобы показать все свое негативное отношение к этому напитку в холодном виде парень высунул язык. Хорошо, что майор не давил на него и ничего не допытывался, как обычно это любят делать сердобольные «помощники». Сейчас Кирилл все равно бы не смог объяснить, что с ним произошло. Его просто захлестнули доселе неведомые ему эмоции и он не знал, как с ними справиться. Зато знал Хазин. Он дал свое тепло и твердое плечо, которые стояли тысячи слов. Говорят же, что нужно людей судить по поступкам. А это как раз он и был — поступок. — Слышь, ты заберешь заказ? — Кира неуверенно взял Петю за руку. — Я в сортир заскочу, умыться. Хазин чуть отстранился, размыкая объятия. Взметнувшейся рукой встрепал светлые волосы и легко поцеловал в висок. — Не вопрос. Иди, я разберусь. Буду в машине, — Петя вновь коснулся губами тыльной стороны ладони Кирилла и отпустил. Паника потихоньку отступала. Найдя Кирилла и убедившись, что с парнем всё в порядке хотя бы физически, Хазин ощутил, что ему буквально стало легче дышать. С эмоциональным шоком они справятся, как только Петя сам сможет понять, что происходит. Тебе пора признать, что его комфорт и улыбка слишком сильно тебя волнуют. Сильнее, чем следовало бы, будь это обычные потрахушки. Забрав заказ и оглядев зал, Хазин убедился, что Кирилл ещё не вышел и направился к машине. Остывший кофе его волновал сейчас ровно нихуя, а вот то, что Кириллу сейчас требовалось собрать охуевающие мысли в кучку — определённо. Поэтому он закинул еду в машину, взял стакан с кофе и закурил, усевшись на капот. Правда, приобретённое спокойствие не мешало ему наблюдать за дверью и ждать, когда Кирилл выйдет. Народу в мужском толпилось, как всегда, намного меньше, чем в женском туалете. Проскочив мимо зазевавшихся подростков, обсуждающих вайпы и проебавших свою очередь, Кира глянул на себя в зеркало. Ебать красавец, конечно. Будто бухал всю ночь и поехал обдолбанный за маком. Такое в жизни парня случалось не единожды, поэтому он точно знал, с чем сравнивать. Выкрутил до упора кран с холодной водой, Кир подставил под неё ладони, тут же забрызгав рукава куртки. Выругавшись вслух, не жалея матов, он снял свой белый сугроб и повесил на крючок. Плеснув пару раз водой в лицо, Гречкин посчитал, что этого ему недостаточно и засунул всю башку под кран, полностью игнорируя косые взгляды снующих рядом мужиков. Че вылупились? С бодуна, можно подумать, никогда человека не видели. Конечно, Кирюша был сейчас не с бодуна, но ощущения находил схожими. Также не понимал что произошло, что делал и как тут оказался. Одно только отличалось — на улице его ждал человек, к которому хотелось вернуться. Искренне хотелось. В общей сложности, Кирилл вывалился мокрый на улицу в снова расстегнутой куртке минут через десять. Промокнуть свою дурную голову в толчке забегаловки явно не нашлось чем, поэтому парень выперся так. Оставшийся путь до машины он шёл с довольной лыбой. Возможно, вероятно, скорее всего, Петя сейчас даст ему за такие выкрутасы пизды. Когда Кирилл подошёл к машине, окурками было засрано всё вокруг — Петя то прикуривал и бросал сигарету, то высаживал одну за одной. Всмотревшись в парня, Хазин только закатил глаза и спрыгнул, направившись к багажнику. Весьма капитальный подход к желанию умыться, однако. Гречкин уже не выглядел настолько разбитым и несчастным, как полчаса назад, когда Петя его только нашёл, но липнувшие потемневшие пряди и покрасневшие глаза делали его невозможно трогательным. Мальчишку вновь захотелось обнять и спрятать ото всего мира, только бы не видеть больше такого потерянного выражения этого красивого лица. — Я, конечно, понимаю, что менингита стоит опасаться только при наличии мозгов и тебе он не грозит, — Петя накинул на голову Гречкину знакомое полотенце и принялся вытирать идиота, — но риск никто не отменял. Открыв пассажирскую дверь, Петя буквально затолкал парня в машину, попутно проверив, что печка всё ещё включена. Руки чесались треснуть еблана по затылку за такой похуизм к здоровью, но это было бы лицемерно с его стороны. Наоборот, он прикрыл затылок Кирилла, чтобы тот, даже если решит взбрыкивать, не ударился своей бедовой головой. Кира бы соврал, если бы сказал, что не рассчитывал на это. Ему нравилась забота майора, хоть немного и агрессивная. Их отношения в принципе начали развиваться волнообразно и с таскания друг друга на хуях. Так что то, как Хазин затолкал его с полотенцем в салон, даже с учетом ментовских замашек, считалось крайне бережным и нежным обращением с партнёром Хороший он всё-таки. Хоть и мусор позорный.