Cadillac & Hublot

      Если Кира мог общаться на «похуях» Когда ему захочется, то Петеньке приходилось соблюдать субординацию на работе. Хотя бы мнимую. Именно поэтому сейчас, когда Хазин снова вжимал парня в стену коридора (как было, собственно не так давно) и оставлял новые засосы поверх цветущих, Кирилл мог пиздануть что-нибудь, что подстегнет майора сильнее, точно кнут. А пряник? Ну а как же без него. Он обязательно будет. Но позже.       — Вообще или в частности? Всех и не вспомню, — поиграть и попиздеть — всегда пожалуйста, Хазина не нужно было долго уговаривать. Быстрее он соглашался разве что на секс с этим белобрысым хуйлушей.       Ну или приехать под надуманным предлогом среди ночи. Тоже согласен. Но пока подсознательно.       — У тебя нездоровый кинк на мою работу, фетиш на нашу первую встречу или дикое желание снова оказаться в наручниках, мой мальчик? — Петя прекрасно был наслышан, что Гречкин только прикидывался хрупким милым мальчиком, а уж то, как запарился Гром в своё время, пока смог его арестовать — до сих пор Игорю припоминали. Главное, чтоб сейчас дорогой коллега держал свои загребущие лапы при себе. В противном случае очень быстро придётся искать новую работу.       — А они у тебя с собой? — глаза у Кирилла так загорелись, что майор стал опасаться, как бы тот не спалил всю хату. Не сложно было сложить два плюс три, чтобы понять, что парню нравятся потрахушки с использованием всего, что попадётся под руку, а наручники, к тому же настоящие, сам Бог велел использовать по назначению.       Да, у него чувствительная кожа, да, на запястьях снова останутся кровоподтеки, но всё это определённо будто стоить того, что он получит взамен. Чертовски охуенный секс.       Гречкин точно помнил, что вечером Хазин надевал лишь кобуру и проверял ствол, а вот ментовские браслеты замечены не были. Или Петя фокусник, или прихватил их по дороге, зная, что Кирюшу от этого размажет и он начнёт просить выебать его, как сучка во время течки.       — А что мне за это будет, если это так, — Петя прикусил нижнюю губу Гречкина, слегка царапая зубами и убрал одну ладонь с запястий парня, потянувшись к брошенному пальто. Пальцы другой руки скользили по изящным рукам, по рисунку тонких вен, лаская.       Тебе будет настолько охуенно и сладко, что ты даже не заметишь, если станет больно.       — У тебя осталось ровно одно желание, детка, — действительно, жестом фокусника, Хазин достал наручники из внутреннего кармана. Не то чтобы он предполагал их использовать, просто с его работой, действительно, хуй угадаешь, когда потребуются.       Ага. Сам себя в этом, может, и убедил. Что вот совершенно не предполагал их использовать. Даже в мыслях не было. Ну да, конечно. Пизди больше, Петенька.       — Два ты уже израсходовал, сладкий, — Петя качнул блестящие браслеты на руке, смотря Кириллу в глаза таким же бешеным и жадным взглядом.       Гречкин не стал даже спорить, как и каким образом майор считал его желания. Он, то, собственно, ничего не загадывал, да и Хазин не волшебная щука. Хотя, со вторым, парень бы поспорили до сих пор Петя исполнял всё его желания, причём, даже те, которые Кира не озвучивал.       Возможно, всё дело в том, что они написаны у него на лбу бегущей неоновой строкой? Но это не точно.       — Тогда моим третьим желанием будет: сдвинуться дальше этого ебаного коридора и использовать эти цацки по твоему профессиональному усмотрению, — горячее дыхание Кирюши обожгло Хазину ухо, после чего последовал немного болезненный укус, несущий за собой тянущее возбуждение.       Это определённо сорвёт Петеньке оставшиеся предохранители и ускорит процесс движения к спальне. А может и не к спальне…       — Как прикажешь, мой сладкий, — Петя тихо рыкнул в ответ на укус, едва сдерживаясь, чтобы не завалить парня прямо на месте.       Кажется, придётся достать вторую пару наручников. Даже если они не разъебут эту — в чем он уже начинал сомневаться — использовать их по прямому назначению в работе будет попросту глупо. Если только не стремиться вызвать у себя стояк каждый раз, когда защелкиваются браслеты.       — Хотя, не то чтобы я был против и этого коридора, — Хазин с блудливой улыбкой мокро лизнул парня от уха по шее, слегка прикусил ключицу, — можем повторить успех или импровизировать. Любой каприз, мой хороший, — майор просто физически не мог убрать руки от льнущего к нему всем телом парня.       Все что угодно и где угодно. Я блять как подросток хочу тебя безумно, бесконечно и во всех позициях.       — Но всё же разложить тебя на кровати мне хочется сейчас значительно больше, — Хазин потянул парня на себя вперёд по коридору, туда где, по его прикидкам, и находилась спальня. Кирилла хотелось в буквальном смысле заласкать, зацеловать всего целиком, не отвлекаясь на слишком твердый пол или необходимость страховать их обоих от падения. Отдать ему все сто процентов внимания, изучить все возможные реакции, тем более, что тот, соглашаясь на наручники, сам все карты передаёт в руки.       С твоей тягой к ответным ласкам полностью отдаться моим рукам, будучи таким чувствительным сейчас, мой мальчик — ты вряд ли сам отдаешь себе отчёт, на что подписываешься. И я дам тебе это осознать в полной мере.       Кровать у Гречкина, в отличие от Петиной, была просто огромная. Не то, чтобы кто-то жаловался, что в койке майора тесно, но масштабы этого трахадрома и вправду поражали.       Да, именно трахадрома, потому что кроватью это было начать сложно. Хунта в центре практически пустой комнаты явно имела конкретный подтекст. Ну, или Кирилл спал в режиме бешеной морской звезды. Других вариантов нет и быть не может.       Кира, честно говоря, вообще не сильно запаривался с выбором и замерами. Он, как любой уважающий себя мажор, пришёл в салон, тыкнул пальцем в понравившийся товар и оплатил. Только в процессе эксплуатации выяснилось, что приобретение выгодное. Риск скатиться на пол во время секса или удариться головой о спинку сводился к минимуму.       А вот изголовье с металлическими прутьями, определённо, стоило бы уже и опробовать.       Хазин был на удивление тактильным и даже ласковым. Он не пытался сразу же покусать, оттаскать за волосы или прогнуть Кирюшу под себя (хотя парню это пиздецки, как нравилось), он обращался с ним, как к дорогим ему человеком: наслаждался долгими объятьями, вёл ладонями по коже и целовал-целовал-целовал.       А Гречкина вело, как кота с валерьянки. Он жался ближе, цеплялся за плечи и делал всё, чтобы не отпускать, не отстраняться даже на миллиметр.       Ему чертовски не хватало ласки. А от того, что сейчас он мог её получить столько, сколько захочет, щемило в груди. Сильно.       Как они наконец, оказались в спальне, Петя вряд ли будет способен вспомнить когда-то. Всё слилось в единый калейдоскоп эмоций и ощущений, которые затапливали майора с головой, будто в первый раз.       Возможно, потому что сейчас это действительно первый раз, когда вы оказались в кровати вместе не просто как случайные любовники, а как пара которую связывает что-то большее, чем тупая дикая страсть. Хотя именно она и стала катализатором этих отношений.       Хазин плавно опустил даже, а не повалил парня на кровать и тут же оказался рядом, не в силах оторваться от манящих губ. Парня хотелось бесконечно целовать, не так безумно, как пару мгновений назад у стены, а вдумчиво, пытаясь распробовать, без спешки, лишь наслаждаясь податливыми поцелуями и тихими стонами в ответ. Ладони Пети трепетно, с какой-то не присущей ему осторожностью, скользили по дрожащему, отзывчивому телу, мягко касаясь, поглаживая по плечам, груди, впалому животу. Кончики пальцев снова нашли татуировки, невесомо обводя контуры, будто вспоминая знакомый рисунок. Будто бы он успел измениться за эти несколько часов.       — Слышь ты, хуйлуша, а пирсинг ты стороной намеренно обходишь? — возмущение Гречкина было настолько сильным, что он попросту прервал поцелуй. Нет, ну а хули? Он значит тут старался, терпел боль, выебывался, как мог, чтобы фотку охуенную запостить в Твиттер, а этот придурок даже слова не сказал и не посмотрел.       — Или ты думаешь, это шутка какая? — лёгкий пинок коленом под зад Хазину был просто необходим.       Кирилл уже итак и эдак пытался ему намекнуть и стонал, когда пирсинг терся о ткань петиной одежды, всё без толку. Тот будто нарочно издевался над парнем.       Хамство невиданное, не иначе.       — Какой же ты охуенно догадливый, сладкий, — Хазин звонко засмеялся, без усилий подтягивая парня чуть выше по кровати.       Отлично, то что нужно.       — Неужели ты ещё не заметил, как я люблю тебя игнорировать, — майор слегка запнулся, но это не помешало ему парой быстрых движений пристегнуть руки парня к очень удачному изголовью кровати. Продуманный у него парень, однако.       Какая разница, кто был до? Главное, что сейчас он с тобой. Такой охуенно ебанутый, пиздецки распалённый — в твоих руках. Неужели что-то ещё может иметь большее значение.       — Какая же ты блядь, — беззлобно, чисто для справки бросил Кирюша, дернувшись чисто для приличия.       Ну, а как он мог ещё назвать человека, который «издевается» над бедным, ранимым мальчиком?       Конечно, Гречкин не был таковым, но кто мешал строить из себя оскорбленную невинность.       В конце концов Хазин вообще не просил его прокалывать соски, это была чисто инициатива Киры. Раньше этот пирсинг не был слишком оправдан, а теперь парню казалось, он должен был прийтись как нельзя кстати. В голове смутно теплилась мысль, что с Петей он становится ещё дурнее, чем есть сам по себе.       А как ещё объяснить то, что он поднимает человека чуть ли не из койки, чтобы тот сделал ему пирсинг, потому что просто загорелась в жопе береста? Вдвоём они полные ебобоши, не иначе!       — А ещё я пиздецки хочу оттрахать своего парня. Какие ещё очевидные вещи озвучим, мой сладкий, — Петя даже не пытался скрыть, насколько сильно его сносило от одного взгляда на парня, находящегося полностью в его руках.       Ну да. Ну блядь. Да не то чтобы он скрывал как-то. Тоже мне, открыл Америку. Какие ещё будут охуительные откровения? На них обоих пробы ставить негде, но ничего не мешает раз за разом констатировать этот, без сомнения, охуительный факт.       — В следующий раз надо захватить ещё пару браслетов, мой хороший, — Хазин вновь провёл языком дорожку от кадыка до пупка, не скрывая блядской ухмылки, — а то твоя вертлявость иногда пиздецки отвлекает, мой мальчик, — слегка прикусив низ живота, Петя сел ему на ноги, нависая над зафиксированным парнем.       Слишком охуенная картина. Пиздецки. Такое необходимо сохранить в памяти.       Выудив из кармана джинс собственный телефон, Хазин запустил камеру и навел фокус на скованные руки, цепляющиеся за металлические прутья. Сделав пару кадров, он повернул экран так, чтобы продемонстрировать Кириллу.       Пока майор застегивал свои браслеты, Кирилл ерзал со страшной силой. То ли от неудобства, то ли от нежелания терпеть.       Не то, чтобы Кирилл этого не ждал (ещё как ждал), просто ощущение скованности и незащищенности, возбуждало ещё сильнее. Когда же влажный горячий язык прошёлся вниз, снова минуя соски, Гречкин застонал.       Сука, так близко и так далеко…       Щелчок камеры немного отрезвил парня и ввел в реальность, но ровно до того, пока Петенька не показал результат своих трудов. Даже без контекста, имён и лиц фото выглядело пошло, блядски развязно и пиздецки горячо.       Малолетним пиздюшкам в Твиттере можно смело дрочить и писать сасные фанфики, просто глядя на руки Киры в браслетах.       — Мы такими темпами и до хоум-видео дойдем, — блеснул зелёными глазами и белой улыбкой парень, проводя языком по верхней губе.       В таком положении, прикованным к собственной постели, ему оставалось только пиздеть и дразниться.       — Как ты мог заметить, кольцевая лампа для лучшего освещения у меня уже есть.       Хорошо, что Хазину ещё в голову кляп не пришлось захватить. Хотя…почему бы, собственно и ДА. В следующий раз, обязательно.       — Охуенная идея, мой сладкий, — Петя покосился на лампу, будто что-то прикидывал, — мы обязательно воплотим её в реальность. Но не в этот раз, — он, будто случайно, всё же провёл по пирсингу, наслаждаясь, как парень выгнулся к нему навстречу.       И это видео будет храниться лучше, чем все заначки в доме. Потому что как бы не хотелось, чтоб все знали, насколько ему повезло, насколько его мальчик горяч и охуенен, никто никогда не должен видеть его таким.       — Такой чувствительный, — не сдержавшись, Хазин склонился к самому лицу, мокро, грязно целуя, не пытаясь заглушить звонкий стон, — такой отзывчивый мальчик. Так сладко стонешь, — он почти лёг на парня, прижимаясь собственным уже колом стоящим членом к его стояку.       — Я слишком люблю слышать, как тебе хорошо со мной, — Петя прилёг рядом, почти бездумно проводя от кромки белья парня к шее и обратно, периодически задевая то одну штангу, то другую, — и безумно люблю вкус твоих губ. Именно поэтому я всё ещё не придумал, как заткнуть твой блядски пиздливый рот.       Своего парня… Сука… Ну почему это звучит настолько охуенно и заставляет волну возбуждения подкатывать снова и снова. Вроде быстро естественно, когда люди встречаются (не важно, мальчики, девочки или гуманоиды), но почему же в их случае это служит таким спусковым крючком?       Если Гречкину предлагают ебаться, он согласен. Сверху, снизу, похуй. Главное, чтобы охуенно, горячо и с кайфом.       Когда, Петя, наконец (хвала святым ежикам) уделил хоть секундное внимание, новому украшению парня, Кирилл всхлипнул. Как никак проколы отдавали тянущей болью, а вот уже она заставляла получать Киру болезненное удовольствие.       Будет охуенно обидно кончить только от этого. Хотя, кто мешает ему кончить потом ещё и ещё: от дрочки, минета, и чужого члена в заднице.       Струйка блестящей слюны стекала у Кирюши по подбородку от того, что Петя буквально трахал его рот своим языком, глубоко, сминая губы и не давая отдышаться, не забывая при этом уделять внимание соскам.       — Ещё минута, и я спущу в штаны, — с трудом, задыхаясь от собственных стонов произнёс Гречкин, натягивая наручники на изголовье, будто, и правда, мог их вырвать. Но это не простая китайская дешевка из секс-шопа, а настоящие ментовские наручники. Они выдерживали вещи и пострашнее потрахушек.       — Тебе кто-то запрещает, мой хороший? — абсолютно чёрными глазами Петя буквально следил за каждым взмахом ресниц, прячущих зелёные омуты. Звон натянувшейся цепочки немного отвлёк и отрезвил майора.       Об этом, блять, он немного не подумал.       Благо, халат на Кирилле был просторный, шёлковый, и больше выполнял декоративную функцию. Не составило труда чуть приподнять извивающейся парня и стянуть до рукавов, заправляя тонкую текучую ткань под браслеты. Хазин, конечно, не затягивал их, как требовалось, но парень в любом случае рисковал бы разбить руки в мясо при активном сопротивлении. А так, максимум — ссадины и синяки, не более.       — Или ты планировал кончить сегодня только один раз, Кирюш? — майор сам, по сути, держался на очень тонкой грани экстаза. Стоило только осознать, насколько контрастно — снова — со стороны они сейчас выглядят. Расхристанный, прикованный к изголовью кровати, практически голый, изнывающий Кира — и полностью одетый, с чертовой, так полюбившейся его мальчику портупеей сам Хазин.       Жаль, нет возможности запечатлеть. Слишком охуенно.       Если бы была премия за пытки и издевательства, майор, абсолютно точно, получил бы первую номинацию. Иначе объяснить то, как он заставлял парня извиваться на простынях, в попытках добыть себе чуть больше ласки, были не объяснить.       Неужели сам ещё мозоль о трусы на письке не натёр?       — Всё зависит, от тебя, сладкий. Как, постараешься, столько раз я и кончу, — действительно, заткнуть Кирюшин рот мог только хороший кляп.       Дернув для проверки пару раз руками, парень не услышал звон браслетов и поморщился.       — Какого хуя ты эту тряпку мне на руки намотал, блядушка с погремушку? Кайф совсем не тот, когда тебе, прокладывают «подушку безопасности», как дитятку. Ему уже за двадцать, как никак. Хочется играть по-взрослому, а не с поролоновыми накладками.       — В следующий раз пристегнешь к этой кровати меня и посмотришь, что будет с руками, — Петя ощутимо прихватил мочку уха зубами, с нажимом проходясь по обоим ноющим соскам подушечками пальцев.       Зря только ебучее воображение подкинуло картинку, где они поменялись местами. Передать полностью контроль Кириллу — одна мысль об этом прошибала дрожью насквозь.       — А пока ты в моих руках и с тобой всё будет так, как я этого захочу, — Хазин прикусил парня за ключицу и, лизнув поочерёдно оба украшения, выпрямился над ним на локте. Второй рукой он по-хозяйски провёл по светлым волосам, оттягивая, запрокидывая голову Кирилла и заглядывая в глаза, — и только мне решать, сколько и боли и удовольствия тебе дать, мой сладкий.       Объяснять Кирюше, что это для него небезопасно, всё равно, что пытаться воевать с ветром — бой будет проигран. Проще просто его скрутить и сделать, как надо, а Гречкин пусть возмущается сколько влезет.       Они, в конце-концов, собрались ебаться, а не раны друг другу зализывать.       Ну попиздит в обидках чутка, да успокоится. Во время подступающего оргазма он о браслетах даже и не вспомнит. Кстати, об оргазме…       Когда влажный язык снова прошёлся по соскам, Кирилл был готов взвыть, слишком большой контраст ощущений вызывали простые ласки. Он ерзал, вскидывая бёдра, сводя ноги вместе, пытаясь хоть как-то себе помочь разрядиться. А вот Петя… А что Петя? Он дёрнул его за волосы, чтобы посмотреть в глаза, на «самом деле» Кире так хорошо или «действительно».       А было охуенно, пиздецки хорошо…       Невозможно точно определить, что пьянило сильнее — ощущение власти над парнем или то, как он реагировал на малейшие прикосновения. Та нетерпеливость и жадность, с которой Кирилл подавался навстречу, тянулся, желая получить больше давления, да банально — хоть какое-то трение на наверняка уже ноющем члене — всё это вкупе с его стонами просто сносили крышу. Но, как бы не хотелось Хазину сорваться и душу из парня вытрахать — заласкать его сейчас до беспамятства хотелось намного сильнее.       Словам доверия никакого. А потому хотелось делом — жестами, прикосновениями, лаской — показать все чувства, которые в голове даже не сформировались, передать хоть толику затапливающих эмоций. Выразить хоть малую часть того, чему и слов-то подобрать не было возможности.       Хазин продолжал ласкать парня, гладить, куда только дотянется. Выцеловывать татуировки, контуры напряжённых мышц, вычерчивать по его тяжело вздымающейся груди одному ему понятные символы и, безусловно, дразнить. Возможно, Гречкин даже не отдавал себе отчёт, как именно подставил сам себя в эту ночь. Совершив три абсолютно охуенных в своей ебанутости выбора. Сделать пирсинг и приобрести тем самым гиперчувствительность. Рассказать об этом самому Хазину. И полностью отдать ему контроль, позволив себя обездвижить.       Но было не похоже, чтоб хоть один из них об этом пожалел.       — Мой сладкий мальчик. Такой чувственный. Так сильно хочешь кончить, — Петя прикусил ямку за ухом Кирилла, опускаясь на парня всем телом, давая возможность прижаться к себе, выгибаясь. Ладони майора подхватили парня под спину, царапая вдоль позвоночника, — так кончи, мой хороший. У нас вся ночь впереди.       Петя намеренно не прикасался к члену парня, желая сейчас довести его вот так — дразнящими ласками, томными и тягучими, как самый протяжный стон. Беря в расчёт практически очевидную нимфоманию парня, его не размажет и три оргазма подряд, а потому, в кои-то веки, Хазин решил абсолютно никуда не торопиться.       В сущности, у них впереди не только ночь — ближайшие сутки. И ничто не заставит их оторваться друг от друга.       Позорно кончить в трусы Гречкин мог позволить себе либо в ранний пубертат, либо пьяный в хлам. Сейчас же, лёжа расхристанный под майором, парень пришел к выводу, что есть и третий фактор и это — Петя. Он заставлял Киру в принципе испытывать доселе неведомые эмоции, которыми он был обделён то ли в силу своего образа жизни, то ли в силу отсутствия рядом нужного человека.       Да как и кто вообще может оставаться спокойным, когда этот ходячий секс трётся рядом?       Кирилл пытался прикинуть, как с ним работается в ментовке другим людям, но всё, что он смог представить — секс во всех локациях главка, включая стол начальника и абсолютно никакой продуктивной деятельности. Единственное, на что надеялся Кирюша, что в отделении полиции не все такие же озабоченные как он, и Хазиным никто не интересуется.       Иначе придётся ревновать его к каждому столбу. Да, не здорóво. Да, не нормально. Но кого это ебёт, если посягают на твоего парня. Даже эфемерно.       Член Гречкина пульсировал и сочился от смазки, что было прекрасно видно по расходящемуся мокрому пятну на боксерах. В отличие от Петеньки, Кира носил светлые, чем рыл сам себе яму.       Хазин не упустил это из виду и, довольно хмыкнув, накрыл парня собой, давая ему хоть какую-то возможность тереться каменным стояком. Однако этого всё ещё было недостаточно.       — Петенька, я хочу кончить… — всхлипнул Кирилл, снова вскидывая бёдра и упираясь членом майору в пах. — Но твоих ласк и поцелуев недостаточно… Хотелось жёстче, быстрее, ярче и чуточку больнее… Просто самую малость.       — Значит тебе придётся ещё помучаться, — Хазин, не сдержавшись, подался навстречу сам, ещё ближе, вжимаясь собственным стояком в жаждущий внимания член. Дрожь, пробившая майора разрядом, казалось, передалась парню, лежащему под ним. Или наоборот?       Хазин сам держался ни на много лучше, сказывалось только то, что он со свойственным упрямством полностью переключился на удовольствие партнёра. Иначе — даже его хваленая выдержка не спасла бы. Спустил бы прямо так, полностью одетый, без какой-либо внешней стимуляции. Чисто от вида и голоса Кирилла.       Как можно сочетать в себе настолько бесстыдное блядство и невинную искренность? И как такое сокровище никто не разглядел и не попытался прибрать к рукам? И почему ты решился так яро отдаться именно мне?       — Хороший такой, — одна ладонь майора слегка сомкнулась на шее парня, не столько перекрывая кислород, сколько лишь слегка вышибая, но оставляя на светлой коже полумесяцы от ногтей.       — Такой отзывчивый, — вторая рука поочерёдно слегка, но ощутимо, на тонкой грани, проехалась по обоим соскам чуть потянув каждую штангу.       — Мой Кирюша. Мой сладкий мальчик, — Петя снова глубоко поцеловал парня, жадно, кусая губы в кровь, языком размазывая её по губам обоих.       В голове у Киры возникла идея всратой стратегии. Если Хазин так тащится, когда он стонет и изнывает от желания, прося больше ласки и больше внимания, то стоит пойти от противного и, прикусив для надёжности губу, замолчать.       Мучительное ожидание и сладкое томлением конечно же, подогревали и оттягивали яркий оргазм, но всему должен быть конец. Желательно, яркий.       Однако поцелуй, смешанный с укусами и кровью, знатно сносил всё остатки разума и слабые потуги сопротивляться собственной беспомощности. Кирилл прикрыл глаза, напрочь забывая, что ещё секунду назад хотел объявить «сопротивление» и громко застонал, стоило снова ощутить, как Петя бережно, стараясь не навредить, надавливает на пирсинг. Дыхание застряло в горле.       Хотелось вцепиться майору в волосы и притянуть для нового поцелуя, но вместо этого оставалось только комкать ткань собственного халата.       — Пе-тя… Я не могу… — голос осип и Кира сам с трудом понимал, что говорит. — Пожалуйста, дай мне кончить.       Когда Кира замер на короткое мгновение, Петя даже не особо удивился. Не нужно было быть провидцем, чтобы понять, чего пытался добиться парень — более активного внимания к новым украшениям, разумеется. Но, в отличии от Гречкина, Хазин всё же предпочитал не выключать голову даже тогда, когда головка члена явно перехватывала контроль. Подобные проколы за пару часов не заживали, они и так, по сути, нехуево рисковали, и большего майор просто не собирался позволить.       Хазин, несмотря на порой зашкаливающую заботу, сам был наглухо отбитым. Потому все провокации Кирилла и находили отклик, а каждая идея имела поддержку. Петя всегда, при любой возможности, готов дать ему желаемое. Или просто дать.       — Сдаешься, Кирюш? — лизнув парня про кровоточащей губе, Петя выпрямился, удобнее устраиваясь у него на ногах, прижимая к кровати, мешая пошевелиться, — уже совсем не осталось сил терпеть, — с дьявольской ухмылкой Хазин одним плавным, блядским движением, явно почерпнутым из стриптиза, съезжает ещё ниже, прогибается в спине, склоняется ближе, так, что ткань бадлона щекочет нежную разгоряченную кожу живота.       — Как же я могу отказать тебе, когда ты так отчаянно просишь, — он поочерёдно вбирает губами каждую штангу, слегка дует на напряженные соски, царапает по рёбрам.       Он совершенно точно не способен отказать ему. И кажется, не хочет и пытаться.       Знал ли Гречкин, что майор не мог ему отказать? Нет. Догадывался ли? Определённо. Ведь каждый раз, стоило парню о чём-то Хазина попросить, особенно в постели, жалобно простонать и назвать по имени, как тот практически сразу откликался.       Да, Петя делал вид, что благосклонно идёт на поводу у своего парня и не прочь выполнить какой-то каприз, но в глубине души Кира хотел верить, что это он его упросил.       Лёгкое трение на бёдрах и влажный, горячий язык на припухших от проколов сосках, доводил Кирилл до точки. Он метался по подушке, пытался подтянуться на наручниках, чуть не порвал бедный халат, но всё это определённо стоило того. Когда Петя чуть прикусил кожу в опасной близости от штанги, Кира застонал на всю спальню, выгибаясь навстречу Хазину. Парень чувствовал, как сперма растекается в нижнем бельё, пачкая и его и, возможно, брюки майора. Но разве кого-то это ебало?       Перед глазами всё поплыло яркими пятнами. Руки затекли от статичной позы, а волосы прилипли к лицу и не было совершенно никакой, даже малейшей возможности их убрать.       Казалось, Кирюша просто проваливается в бездну, теряя связь с реальностью. Уж очень сильно измотали его такие кроватные игры.       Наручники, как оказалось, отличная игрушка. Но, все-таки, касаться партнёра в процессе — куда охуеннее. Секс — это игра, в которую стоит играть вдвоём.       — Как бы я хотел соврать, что потерял ключи, но нет, — невесомо касаясь взмокшего лица кончиками пальцев, Петя убрал мешающие пряди. Подтянулся чуть выше, размотал измочаленный халат на трясущихся руках.       Кровоподтёки останутся, но не смертельно. Просто очередным охуенным отпечатком общего безумия.