Зефир и американо

Лилит мрачно смотрела в потолок своей маленькой комнатушки. За дверью таскали друг друга за волосы ее биологические родители, что сопровождалось криком, плачем, воем и звуками ударов. Девочка шести лет устало вздохнула и поджала губы, свернувшись в позу эмбриона на кровати. Матрас был совсем потертый, сломанные пружины больно впивались в кожу сквозь дырявую наволочку, но на это она уже давно научилась не обращать внимание. Шестилетнее тело было ужасно неудобным. Особенно после здоровой и высокой фигуры тридцатилетней женщины в самом расцвете сил. Особенно страдающее от недоедания, ужасного стресса, побоев и недосыпа. Казалось бы, Лилит шесть лет всего, но мешки под глазами черными пятнами уже расцветают в отражении потрескавшегося зеркала. Вновь за дверью слышится глухой стук и болезненный женский стон. — Прекрати, ублюдок! – истошно орет мать, но пьяный отец только что-то зло и невнятно бурчит, громко стуча кулаком о стол. — А я ничего не вижу, а я ничего не слышу, а я ничего не вижу, а я ничего не слышу, ла-ла-ла-ла-ла, – бормочет себе под нос девочка, закрывая уши ладошками и напряжённо замирает, скрючившись. Фигура ребенки будто каменная, и только губы что-то беззвучно шепчат, стараясь перебить крики и эти звуки. К сожалению, Лилит не удалось полностью сохранить свою прошлую личность. Хочешь-не хочешь, а разум подстраивается под внешние условия, и возраст в шесть лет – не исключение. Да, усталость, рациональность, жизненный опыт и просто привычки из памяти не сотрешь, но вот эмоциональные реакции на то или иное воздействие извне теперь немного более детские: бежать, спрятаться, игнорировать, если я этого не вижу – этого не существует. Самый простейший и детский защитный механизм, и как бы девочка не хотела избавиться от него, при всем желании не получилось бы. Живот скручивало от голода, спазмы не давали дышать, и Лилит с силой надавила ладонями на глазные яблоки. А ведь завтра ей в первый класс идти. Но все, что сделали родители – купили портфель, прикрикнули пару раз, чтобы она не вздумала позориться, да отправили в комнату. Школа у нее будет в тридцати минутах езды на автобусе, потому что живёт Лилит в самой заднице Чикаго, бедном районе, граничащим с трущобами, поэтому до более-менее нормальной школы ехать нужно долго. За стеной, наконец-то, затихли крики. Ну, тем не менее, глухие всхлипы все ещё вырывались изо рта матери, а отец, хлопнув дверью, свалил из квартиры. Ну и слава богу. — Лилс? – девочка вздрогнула. За своими размышлениями она не услышала тихих шагов и незаметно приоткрытой двери. — М? – брюнетка перевела взгляд на мать и похолодела. Заплывший глаз, разбитая губа, волосы всклокочены, а главное – взгляд отчаянный, такой болезненный, что пальцы ног сами собой поджимаются. Ее маму звали Флоренс. Лилит считала это чудесным именем, сочетающимся с матерью и ее характером. Ее мама была такой же брюнеткой, как она сама, разве что родинки под левым глазом у Флоренс не было, а без этой детали различить их вообще стало бы невозможно: те же синяки под глазами, та же мертвенно-бледная кожа, будто бумажная, и вены, просвечивающиеся на запястьях и ладошках, та же тревожность и усталость в карих радужках – почти черных, на самом деле, таких, что сливаются со значком. Флоренс шатающимся шагом подошла к кровати Лилит и резко рухнула перед ней на колени, заставив девочку подаваться воздухом. Губы у женщины дрожали, а в глазах стояли слезы. — Прости, девочка моя... Прости, что у тебя такая никчемная мать, прошу, прости меня... И прости своего отца... Он нас любит на самом деле, правда, просто ему тяжело, – брюнетка ошарашенно смотрела на то, как ее родительница стояла перед ней на коленях и всхлипывала, размазывая слезы по лицу. У Лилит будто воздух из лёгких весь выпустили, и она никак не могла вдохнуть. Растерянность и беспомощность бетонной плитой придавили грудную клетку, и разжать челюсти стало невозможно. — Прости... Прости, пожалуйста... – простые всхлипы превратились в рыдания, а Лилит все так же не могла вымолвить и слова. Шестилетней девочке приходилось молча наблюдать за своей матерью, раскачивающаяся на коленях в попытках вымолить прощения у собственной дочери. Лилит ненавидела этот дом.