Киллуа чертовски плохо готовит и ни для кого в семье это не секрет, но с тех пор как он сбежал от родителей и начал путешествовать по миру, прошло четыре года, четыре года разлуки не только со всеми друзьями, но и со старшим братом.
— Я думал, ты со своих шестнадцати лет хоть как-то будешь прогрессировать в готовке, — послышался спокойный голос Иллуми и едва слышимая поступь за спиной недо-кулинара, — а ты, похоже, только регрессировал.
— Ой, кто бы говорил, — переступая через лужу чего-то липкого, все равно огрызался парень. — Я тебе не повар, чтобы профессионально готовить.
— Согласен, — еще раз обводя свою любимую кухню взглядом и оценивая ущерб нанесенный его уже не любимым братом, недовольно согласился старший Золдик, — поэтому скоро будешь профессиональной поломойщицей, тряпка и ведро там.
— Иллуми!.. — начал было возражать Киллуа, но, поймав пустой взгляд брата, умолк.
— Я еще и готовить то не умею… я вообще-то в уборщицы не нанимался, — бурчал он себе под нос, смотря на удаляющуюся спину старшего и только после ее полного исчезновения, неохотно поплелся в чулан за всем необходимым.
Светлая дверца аккуратно отворилась, щелкнул выключатель и слишком яркий свет ненадолго лишил парня зрения.
— Ну и где тут весь инвентарь? — получив возможность видеть вновь, спросил Киллуа у воздуха, но вот ответ пришел от Иллуми:
— В самом дальнем правом углу, рядом с пылесосом.
— Да, стало в разы понятнее, — хоть у старшего и было все разложено по полочкам, а каждая вещь имела свое строго определенное место — перфекционист, что с него взять — поиски ни в раз не улучшились, а даже наоборот — от такой чистоты и правильности хотелось заплакать и разбросать здесь всё. Но он уже и так нанялся каким-то образом в поломойщицы, весь остальной клининговый сервис его ЭГО не потянет.
— Ладно, вот вы где — длинная черная ручка «модной» швабры была вместе с ведром, окромя там, где указал Иллуми, словно крестик на карте сокровищ, — как бы мне не хотелось, но вам придется пойти со мной.
— Это им скорее не хочется с тобой идти, — по внезапному удару и тихому шипению можно было понять, что ЭГО Киллуа явно не выдержало.
— Эй, Иллуми, еще хоть слово и я твою кухню окончательно угроблю, — со злости он было хотел кинуть инвентарь поломойки в стену, но, вовремя опомнившись, аккуратно поставил его и сердито потопал к двери в комнату брата.
— Иллуми, черт бы тебя побрал, — резко открывая дверь в спальню, хотел было начать браниться Киллуа, но…
—Что? Куда он делся?! — никого в комнате не обнаружил.
— Значит, — заходя внутрь и смотря на единственное место где мог находиться его брат, ухмыльнулся парень, — решил в прятки поиграть!
— Аа… Да где он? — на него смотрел лишь пустой шкаф, абсолютно пустой.
— Ну не Нарния же у него тут, — звякнули немногочисленные вешалки и Киллуа начал простукивать деревянные стенки. Но ни другого мира, ни подземного лаза на девятом этаже дома он не обнаружил, странно.
Обход других комнат и звонки на недоступный телефон своих плодов, как можно понять, также не принесли.
— Ну не в окно же он выпрыгнул, — плюхаясь на широкую кровать старшего, пробурчал в подушку Киллуа. — Хотя кто его знает.
Одеяло под телом зашуршало, матрац послушно прогнулся и принял форму позвоночника: — Даже потолок у него слишком белый, тоска зеленая.
— И вообще сколько сейчас времени?.. Шесть вечера! Этож сколько я бродил по квартире… А до кухни так и не добрался…
Парень замолчал, теперь в квартире стояла мертвая тишина — ни гула машин, ни соседей — ничего кроме собственного сердцебиения Киллуа не мог слышать.
Если так подумать, то ему было несколько странно находиться в этой квартире, а не бежать, ехать, плыть или пытаться сменить свою локацию как можно быстрее. По сравнению со всеми месяцами этого года, он просто в Раю. И где этот Рай — в квартире собственного брата. Брат, что из семьи лучших киллеров и лицо, которое должно быть заинтересованно в его возвращении в родовое поместье.
Но нет, он всё равно в Раю, он всё равно приходит сюда из раза в раз. Он приходит и чувствует… Безопасность. Это странно, но так всегда и происходит. Здесь он может отдохнуть от этого бегства, от этого сумасшествия и вечной тревоги. Он может не спать с ножом под подушкой и искренне улыбаться. Он может быть собой с Иллуми.
«Я знаю, что ты, возможно, ненавидишь меня и даже не захочешь читать это, но если в какой-то момент ты устанешь от этого бегства и захочешь спрятаться, то приходи по этому адресу», — вот что он получил спустя год после побега, живя, как ему тогда казалось, абсолютно спокойно жизнью.
А еще через год он был на пороге этой квартиры со сломанной ногой и вывихнутым запястьем. Он бежал, он оставлял кровавый след за собой, в тот раз он правда боялся умереть. А придя к брату, он боялся что его обманут, заберут опять в ад и уже никогда не выпустят. Киллуа хотел убежать в тот же момент как умный замок пискнул, а дверь начала медленно отворяться. Но он не смог — просто потерял сознание.
Иллуми тогда выхаживал его около двух месяцев — о том случае они не разговаривали. Они в принципе не разговаривали — было о чем, но никто из них не хотел. Тогда он ушел не попрощавшись и не думая вернуться вновь, не думая еще раз увидеть своего брата, но жизнь решила по другому — Санта-Моника, Оушен Авеню и Карусель Лофф.
Он точно помнит, как почувствовал аромат масла для волос — самого ужасного и прекрасного одновременно. Он не хотел оборачивать, хотя если брат был здесь, то было всё равно. Тогда Киллуа был готов драться насмерть — он не мог подумать, что Иллуми прилетел в другую точку света, только ради разговора или просто повидаться. Он не мог и подумать, что почувствует как кто-то сядет к нему на аттракционную лошадь и осторожно обнимет со спины. Что кто-то прижмется к нему и уткнется в копну белых волос, шепча простое «не бойся».
Он и не хотел сражаться, не хотел убивать, не хотел убегать, уходить в тот день, пропадая на полгода. Он хотел забыть Иллуми, стереть из своей памяти как ненужный файл или старую картинку, но не мог. Он не мог и не сможет.
«Они тоже здесь», — он опять пропал, пропал на год, сцеловав с губ безвкусный бальзам.
Но, с некоторых пор, он не пропадает, не уходит, не убегает. Он делает вид, он выполняет план. Они делают свою работу, долгую и опасную работу. Но они справятся, справятся, как справлялись и всегда. Они есть друг у друга, а значит, они справятся вместе.
***
— Киллуа, Киллуа… Проснись, мы уходим… Уходи, Киллуа, беги!
— Иллуми! — рука хватает воздух. Что это, звук был такой отчетливый.
— Это сон… Но, — в комнате темно, но на ладони что-то есть, что-то есть и на постели. Запах металла. Это, кровь?..
— Кровь?.. нет, не снова… Это не может быть кровь!
Секунда и во всей комнате включается свет. Киллуа подавляет рвотный рефлекс. Кишки скручиваются в жгут и разливают по организму яд. Страх стал привычен, но это другое, это ужаснее, это давно забытое чувство, что вновь готово парализовать его, готово его убить.
— ИЛЛУМИ! — ему больно от собственного крика, больно от мыслей, паники, дыхания, больно от чужой крови.
Он шарит по длинным волосам, пальцы путаются, соскальзывают с шеи, пот мешает чувствовать. Но… Он есть! Пульс есть! Живой, живой, он смог… Возможно.
Сумка с вещами распотрошена, пол и стены в крови. Уже подсохшей. Сколько он тут лежит, когда пришел и пришел ли вообще…
Машина открывается не сразу, только спустя четыре попытки мерседес пикает и впускает владельцев внутрь. От его дуэта с Киллуа зависит жизнь Иллуми. Машина ревет, а водитель плюёт на правила дорожного движения.
***
*Сообщается о пожаре в жилом многоквартирном доме в центральной части Японии. Жертв и обрушений нет, причина выясняется. Просим всех граждан быть… *
— Скучно, — рука тянется к пульту, — причину вы всё равно не найдете, — звук замолкает, щелкает экран, — так зачем стараться, — парень с огромными синяками под глазами забирает свою кружку кофе и идет на террасу.
Вокруг лес. Чистый, почти нетронутый человеком, он скрывает в себе множество секретов. Помнится, Гон тоже часто рассказывал про свой лес на Китовом острове. Диком, необузданном, но со временем ставшим для него родным. Для Киллуа же лес никогда не станет чем-то родным или местом силы. Как минимум теперь.
Теперь, гуляя по лесу он будет думать не о могучих хвоях, приглушенном свисте птиц и особом воздухе, а о трупах, убийствах и жертвах. Теперь, ходя по свежевскопанной земле, в его голове не пронесется мысль о растениях и садоводстве, а о могиле и преднамеренном убийстве.
Но ведь за любую дерзость рано или поздно приходится платить и иногда некоторые забывают об этом. Но лес будет помнить всё, всех и вся. Он будет хоронить в себе секреты и похуже присутствия в нем Золдика. Он будет, иначе зачем лес нужен.
Очередной порыв ветра треплет отросшие серые волосы, щекочет плечи, остужает голову.
— Здесь красиво, — на его плечо ложится холодная рука, холоднее чем горы, что находятся совсем рядом. Прям как у мертвеца.
— Канада красивая страна, — мурашки бегут по спине от ощущения теплого дыхания на шее. Контраст слишком большой и Киллуа понимает, он понимает эту боль.
— Почему ты встал? — он не поворачивается, не пытается переубедить, он не может видеть его таким.
— Мне лучше, даже если ты в это и не веришь, — от каждого хриплого слова веет теплотой, спокойствием и едва заметной нежностью.
Киллуа ничего не отвечает, он не хочет отвечать на вопрос, который крутится у него в голове не самый первый год. Он затыкает его, как затыкал всегда, но объятия и невесомое касание губ не дают этого сделать.
— Иллуми.
— Ты любишь меня? — хоть Киллуа и старался подавить дрожь в голосе, он всё равно сорвался в самом конце, выдавая владельца с потрохами.
— Ты мой брат, как я могу не любить тебя, — больно, что-то внутри больно ноет. Что-то внутри вот-вот порвётся, и обратно его уже никто не сошьет…
— Ты же не это ожидал услышать?.. — вдруг ехидно отзывается старший, удерживая брата за плечи.
— Что?.. Нет… — как вовремя ему закрывают рот рукой.
— Вот и славно, не нужно ничего выдумывать, — ощущение горячего языка на шее становится все отчетливее, — ты и сам знаешь ответ на этот вопрос.
— Знаю… — и опять этот безвкусный бальзам, Киллуа скучал по нему.
