bellini

Bonaparte - Bonahula

Чан читает: "Иакова 4:10 Смиритесь пред Господом, и вознесет вас". - Вы охуели?! Чан вспоминает: "К Ефесянам 4:1,2 Итак я, узник в Господе, умоляю вас поступать достойно звания, в которое вы призваны, со всяким смиренномудрием и кротостью и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью". - Кто, блять, из вас, жопоруких мудозвонов, это сделал? Чан произносит: "Петра 3:8 Наконец будьте все единомысленны, сострадательны, братолюбивы, милосерды, дружелюбны, смиренномудры". - Тебе это не стенкам в туалете сказать стоит, а Минхо, - нервно смеется Феликс, с опаской глядя на лестницу, ведущую в основной зал. - Я сейчас руки всем поорываю! Перфоратор в жопу засуну! - Могу предложить барным ножиком скальп снять. В любой пиздецовой ситуации всегда найдется человек, который искренне ей наслаждается. Бартендер по определению не может быть виноват в косяках монтажников, поэтому Хёнджин, до того меланхолично листавший раскладку меню по напиткам, сейчас бодрым тушканчиком скачет за барной стойкой, с энтузиазмом что-то замешивая, и периодически поддакивает. - Барным ножом причиндалы вам всем поотрезаю! - Пиздец ты кровожадный! Беллини? - Предлагаешь вместо Траурного марша убивать их под Пуритан*? Или разыграть Оплакивание Христа**? - Предлагаю тебе выпить, - мило улыбаясь, Хёнджин вкладывает в руку Минхо флюте, наполненный мутноватой, с персиковым оттенком и ароматом жидкостью, которую тот опрокидывает залпом. Хёнджин начинает улыбаться еще шире, так, что глаза аж превращаются в две маленькие щелочки. - Разберем по порядку. У вас была специальная подложка для книги и крепления? – Минхо выжидающе смотрит на троицу провинившихся рабочих, но те молчат, лишь переглядываясь между собой. – Это вопрос, который требует ответа. - Да, были, но… - произносит парень, что помоложе и, очевидно, с плохо работающим инстинктом самосохранения. Ну или тот самый долбоеб, который во всем изначально виноват. - Но вы какого-то хуя решили, что это пиздатая идея – вместо крепления присобачить к книге кусок пенопласта на клей, - продолжает Минхо. - Кусок белого пенопласта. Покрасить который вы додумались, только когда он уже был намертво приклеен к книге. Так? - Это всего лишь какая-то старая книга, - если парень думал, что эти слова могут уменьшить величину их проеба, то это было величайшим заблуждением в его жизни. - Какая-то старая книга — это учебник по литературе твоей мамы, а это, блять, Библия 18 века! - Я не католик, но даже мне больно, - снова поддакивает сбоку Хёнджин. - Беллини? - Минхо, не глядя, протягивает руку за бокалом и вновь осушает его в два больших глотка. - Да откуда же мне было знать! - Ты давно вообще видел книги на латыни? - Я подумал, что это английский. - То есть общее состояние книги, обложка, листы — вот ничто тебя не смутило? - Мало ли на нее чай или кофе когда-то пролили. - Чай? – у Минхо начинает дергаться глаз. - Или кофе. - Беллини? - Спасибо, Хёнджин, - на этот раз Минхо не выпивает коктейль, а выплескивает его прямо в лицо парню, который наверняка уже десять раз успел пожалеть, что на свет родился. – Прости, я целился в рот. Откуда мне было знать, что я попаду не туда. Я подумал, что ты сможешь поймать. Мало ли у тебя есть опыт такого экстремального употребления коктейлей. - Раунд, - Хёнджин смеется и громко трясет шейкером, заменяя этим звуком шум восторженной толпы и аплодисментов. - А теперь съебались с глаз моих. И, блять, не дай бог вы сегодня еще где-то скосячите, - Минхо не нужно заканчивать фразу, чтобы все поняли - в случае очередной лажи озвученные ранее угрозы покажутся детским лепетом по сравнению с тем, что в реальности сотворит с ними автор проекта. - Беллини? Минхо тяжело вздыхает, но бокал с очередной, чрезмерно оперативно приготовленной порцией коктейля из рук Хёнджина принимает. - Если честно, после фразочки про старую книгу, я думал, Минхо их реально на месте всех прикончит, - гораздо более непринужденно, чем ранее, смеется Феликс, услышав, что конфликт наверху исчерпал себя и, кажется, обошлось без серьезных жертв. Чан, который последние полчаса пилил невидящим взглядом нишу в стене, где за стеклом расположилась главная драгоценность его семейной библиотеки, сидя на закрытом бачке унитаза, позволяет себе наконец выдохнуть и принять ситуацию. Да, обложка книги безнадежно испорчена. Да, клеем умудрились попортить и одну из страниц. Да, при монтаже не учли, что светодиодная лента нагревает стекло и создает разницу в температурах, из-за которой на стекле оседает конденсат, и все это в недалекой перспективе грозит появлением на книге плесени. В конце концов говно всегда случается, говно имеет разные масштабы, но если от этого говна никто не умер, то все уже не так плохо, как могло бы быть. - До открытия всего три дня, скоро все это закончится, - ободряюще похлопывает его по плечу Феликс и возвращается к прерванному занятию по художественной развеске на леску букв английского алфавита над умывальниками. Чану бы очень хотелось верить, чтобы с открытием ресторана его проблемы действительно закончатся. Но звучит это как что-то из области фантастики. - Беллини? – радостно восклицает Хёнджин, стоит макушке Чана показаться на лестнице, ведущей с нижнего этажа. - Я за рулем, - отмахивается Чан. - Ну и споить меня не так уж и просто. - Звучит как вызов, господин директор. - Примешь его на открытии. - Я ведь запомню, - Хёнджин опирается локтями на стойку и расплывается в предвкушающей улыбке. - Не сомневаюсь. Где Минхо? - Курит на улице. Чан кивает и, бросив короткий взгляд на нерадивых рабочих, пытающихся втроем слиться с интерьером и спрятаться за так до конца и не собранным винным стеллажом, тянет на себя входную дверь. Минхо обнаруживается за углом, куда не дотягивается свет уличного фонаря, и Чан находит сидящую прямо на асфальте, упершуюся спиной в забор фигуру только по горящему кончику сигареты, зажатой в зубах. - Тебе не кажется, что палку ты сегодня слегка перегнул? – Чан подходит и осторожно касается плеча Минхо. – Я знаю, это твой проект, ты хочешь, чтобы все было сделано идеально, а люди имеют свойство косячить даже в мелочах и иногда действительно заслуживают профилактических оплеух, только у всего должна быть своя мера. Ты потрясающий дизайнер, и у тебя не будет отбоя от заказчиков, но вот подрядчики скоро начнут бросать работу, стоит им услышать твое имя. - Нихуя ты не понимаешь, Чан, - Минхо агрессивно тушит окурок о землю и принципиально не смотрит на присевшего рядом друга. - Объясни мне. - Дело не во мне и моем перфекционизме. - В чем же тогда? – Минхо упрямо поджимает губы. – Мы не первый год знакомы, я пойму, даже если это какой-то абсолютно тупой переклин. Даже если ты внезапно подался в религию и непотребство, сотворенной с этой Библией, теперь оскорбляет твои чувства как верующего, - неловко пытается пошутить Чан, но лицо Минхо так и остается застывшей непроницаемой маской. - Давай сойдемся на том, что я просто устал. - Вставай, я отвезу тебя домой. - Ты, блять, видел, сколько там еще работы? - И у нас есть целых три дня, чтобы ее закончить. Времени двенадцатый час, шарики за ролики уже у всех заезжать начинают. Согласись, мы все будем гораздо более продуктивны после нормального отдыха, а не пары часов бестолкового дрема перед очередным днем, исполненным пиздеца. - А если не соглашусь? - Я скажу, что это избавит нас от косяков, совершенных по причине усталости и недосыпа. - Твоя взяла, - после минутного раздумья сдается Минхо и принимает протянутую ладонь успевшего подняться на ноги ранее Чана. Чану не хочется оставлять Минхо надолго, как и пускать его обратно в помещение ресторана - инцидент с Библией забрал на себя все внимание, и за ним как-то потерялись насущные проблемы в виде необходимости выпилить кусок шкафа в подвале, потому что туда не влезает терминал для официантов, нерасставленной мебели, не установленных колдрумов, не вкрученных в стену спинок подушек, недоделанного шкафа за баром и отсутствия над ним же люстры и злосчастного винного стеллажа. Стоит хоть чему-то из этого далеко еще неполного списка попасть в поле зрения дизайнера, Минхо мгновенно вернется к первоначальному своему мнению о том, что все нужно сделать прямо сейчас, отлагательства до завтра это не переживет. Поэтому Чан лишь просовывает голову в приоткрытую дверь, чтобы крикнуть заскучавшему за барной стойкой Хёнджину: - Я отвезу Минхо домой и вернусь. Если что у тебя ведь есть ключи? - Да, Сынмин мне передал свои. - Хорошо. Рабочие пусть закончат стеллаж и шкаф внизу и могут быть свободны, Феликсу с буквами там вроде тоже немного осталось. Если буду задерживаться, отпишусь, чтоб вы меня не ждали. Хёнджин провожает директора хитрым взглядом и очень надеется, что сегодня он уже не вернется. Только оказавшись с Минхо в замкнутом помещении салона автомобиля, Чан ощущает ароматы смешанного со спиртом персика. - Сколько ты вообще выпил? - Не знаю, спроси у Хёнджина, - жмет плечами Минхо и, закрепив ремень безопасности, отворачивается к окну. Дорога проходит в не самой комфортной тишине. Чан предпринимает пару провальных попыток разговорить Минхо, не затрагивая триггерные темы, но быстро сдается. И расстраивается, понимая, что им особо не о чем поговорить, если это не касается работы. Чану хотелось бы включить радио и мимоходом поинтересоваться, какую музыку любит Минхо, соскользнуть на тему кинематографа и спросить, какие фильмы заставляют его смеяться, а какие грустить, расслабившись, спросить, что увлекает Минхо столь же сильно, как дизайн и архитектура, потому что всех этих знаний он несправедливо лишен, хоть и носит гордое звание друга. Но атмосфера не располагает, и они молчат. Чан глушит мотор во дворе чужого дома и поворачивается к насупившемуся Минхо, который сидит так неподвижно, что кажется, будто он уснул, но нет, глаза открыты. - Знаешь, почему меня вся эта поебота так задела? – внезапно произносит он чересчур серьезным голосом. - Почему? - Потому что это твоя книга. - Так это я должен был устраивать истерику, а не ты. - Потому что это твой ресторан. - Это не первый мой ресторан, который ты проектируешь. Минхо закатывает глаза, будто после его слов Чан должен был понять какую-то охренеть насколько простую истину, которая недоступна разве что трехлетнему ребенку. Но Чан не понимает. - Потому что для тебя это место гораздо важнее, чем все остальные. - Ну так опять же для меня… - Потому что мне, блять, важен ты! – срывается на крик Минхо и переводит на Чана взгляд, пылающий праведным гневом. - Ты мне тоже очень важен, - на автомате отзывается Чан. - Но как это все взаимосвязано? - Вот бухой вроде я, а тупой ты. - Что? Сформулировать вопрос более четко Чан не успевает, как и понять, по какому принципу работает логика затуманенного венецианским коктейлем мозга Минхо, потому что тот, буквально выдрав ремень безопасности из замка, наклоняется к Чану и, для верности ухватившись пальцами за лацканы пиджака, порывисто целует. Влюбленность в Минхо, с которым они знакомы уже порядка четырех лет, с которым их связывали по большей части рабочие отношения, перешагнувшие на уровень дружеских совсем не так давно, как хотелось бы, - проблема, занявшая все мысли Чана полгода назад, как раз когда Минхо предоставил ему черновой набросок проекта «Союз писателей». Чан смотрел на горящего идеей дизайнера, который рассказывал, какие отсылки к истории союза он хочет сделать в интерьере, и понимал, что пропадает. Безвозвратно. Но Минхо тогда переживал довольно болезненный разрыв и новых отношений для себя не искал, а потом рабочая рутина затянула обоих настолько, что Чан не мог позволить себе даже намек на встречу не по вопросам проекта. Через три дня «Союз писателей» должен был открыться, даже рабочие встречи должны были закончиться, и Чан должен был остаться один на один со своими чувствами и сожалениями. - Кажется, нам надо поговорить, - произносит он, когда Минхо слегка отстраняется, чтобы найти в пока еще ошарашенном, но с уже явно прорезающейся улыбкой, лице ответ на своеобразное признание. Увиденное его явно устраивает. - А мне кажется, нам надо потрахаться. - Возможно. Но сначала поговорить. - Ага, обязательно, - с наигранной покорностью соглашается Минхо, прежде чем снова прильнуть к губам Чана. Чан думает, что да, говно случается всегда, но в редких, удивительных случаях выйти из него получается с такой выгодой, о которой ты и подумать не смел. Возможно, сейчас он даже благодарен Вселенной за ситуацию с многострадальной Библией, которая пережила без потерь две мировых войны, но не монтаж ресторана. Хотя заслуга тут совсем не ее. «Я уже не приеду сегодня. Закрой все, пожалуйста», - мелькает на заблокированном экране смартфона текст сообщения. «И еще. Спасибо». Довольный собой Хёнджин, напевая под нос «Alcohol-Free» от Twice, заканчивает протирать остатки бокалов и уже собирается выключить везде свет да со спокойной душой свалить домой, когда с лестницы доносится тихое: - А где все? От неожиданности Хёнджин дергается, ударяется бедром о ледогенератор, чуть не роняет из рук флюте и показательно хватается за сердце. - Инфаркт в двадцать три не входил в мои жизненные планы. - Прости? - оставленный рабочими беспорядок, который парень осматривает скептичным взглядом, интересует его гораздо больше, чем устроивший драму на пустом месте бартендер. - Так что, где Чан? - Феликс, да? - парень кивает. - Чан повез Минхо домой. Уже не приедет. - А эти козлы тут же под шумок и свинтили, - устало трет виски Феликс. - Ясно. Чан должен был подбросить меня до дома, но, видимо, теперь придется вызывать такси. Не подскажешь, какой тут точный адрес? Хёнджин смотрит на бокал в своих руках, на остатки персикового пюре в небольшом контейнере, который он, вместо того чтобы убрать в холодильник, планировал утащить домой, на чрезмерно - настолько, что аж дыхание перехватывает - симпатичного парня, что мнет пальцами края рукавов фирменной толстовки, и думает, почему бы и нет. Чану этот чудесный коктейль сегодня неплохо так помог разобраться с личной жизнью, Хёнджин действительно постарался, доводя Минхо строго до нужной для признания кондиции, и определенно заслужил за это небольшую награду. Хёнджин улыбается и спрашивает: - Как насчет беллини, Феликс? * "Пуритане" ("I puritani") опера Винченцо Беллини ** "Оплакивание Христа" картина Джованни Беллини