«Роза алая у ворот
Жарко вспыхивает, как в бреду;
Вот она идет, моя Мод,
Чтоб утишить мою беду;»
Косой взгляд смотрителя музея неодобрительно следовал в пустой зал прерафаэлитов вместе с ней. Однако, любопытство и осуждение ушло в момент, когда затих стук каблуков и воцарилась привычная тишина. Стены, пестрившие полотнами, притягивали неискушенные искусством глаза. Но не ее. Она точно знала, что хотела найти. Под слоем толстого стекла Джордж Уильям Уотерхаус «Душа розы» - обитель магии и пленной красоты времен. Она не видела этой картины около тридцати лет. Тем не менее четко помнила каждую мелочь: утонченную женственность Мод, грацию пальцев у мокрого камня, живописный аромат сладкой розы и почти невидимую грань меланхолии романтичного румянца за внешним спокойствием лица. Правда сейчас холст предусмотрительно хранился от злополучных актов надругательства и робко скрывал былое таинство порочащих следов и ножевых ран. Она в спешке прикрыла дрожащие губы, боясь лишним звуком нарушить царство приличия и общественно соблюдаемой тишины. Но болезненное сожаление за блеском глаз скрыть казалось не в силах. Она судорожно перебирала пальцами внутри узких старомодных туфель, пока знакомая боль от натертых ступней навязчиво возвращала в густой вихрь прошлого. Рядом с ней, всегда были вещи, таящие в себе много личных воспоминаний. Она никогда не боялась их. И не смотря на терпкий привкус печали, она осознавала трагедию собственной жизни. И больше не бежала от прошлого. Она помнила рядом Его. Как он сидел вместе с ней на банкетке и бережно держал ее руку, с трепетной негой поглаживал каждый пальчик, сжимающий вельвет. В сильном смятении она почему-то опасалась ненароком поймать его прямой взгляд, стеснительно отворачивалась и прятала краснеющие уши за рыжие кудри. Будто он этого не замечал. Полушепотом она зачитывала по памяти строки поэмы и раскрывала тайные подтексты рифм Теннисона в надежде, что он запомнит хоть что-то. Покой покинул тело, когда она стыдливо обернулась. Он не отводил от нее глаз и был готов отдать весь мир ее нежнейшей красоте, которая хотела, но смущалась просить близости. Теперь, она не могла даже помыслить о случайной встрече. Пусть и мимолетно. И даже если бы он не узнал ее. Долголетняя вина изъедает душу без остатка, без надежды. А люди лгут, когда говорят, что «время лечит». Ее сердце смиренно привыкло день ото дня не замечать всепоглощающей ноши. Она любила его. Но до сих пор не простила себя, и не желала искупления. Казалось, она никогда бы не смогла посмотреть ему в глаза, не смогла бы найти подходящих слов. Что она вообще могла ему сказать? Эта мысль круговоротами в тумане не раз скреблась о душу. Молчанием было не золото, не мудрость, только - стыд. Она могла лишь не смело надеется, что однажды он поймет ее, и не будет так строг к ее слабости. Без нее лучше. Впрочем, таких случайных встреч и обстоятельств в жизни не бывает. После долгой разлуки герои обретают счастье на последних строках романов. Или трагически погибают в смертельных объятьях друг друга на знаменитых сценах театров. Или сквозь большие экраны кинотеатров они умело скрывают удручающие послевкусие игры с судьбой при столкновении карьеры и любви, амбиций и мечты. Их пути всегда сходятся, таков закон, таков конец, и не важно каким окажется финал. Но в реальности отчего-то все не так. Она давно жила другой жизнью. Не своей. Совсем не замечала, как долго терпит сквозь однотипные будни благородной педагогической деятельности, каждодневный омут насмешливого неуважения и юношеской дерзости. Но, в отличие от коллег она никогда не держала обиды и зла. Она выражалась через искусство, через любовь. Любовь - всегда была ее любимой темой. Единственным, что она несла в свет открыто. В от сердца идущем желании делиться, показать и рассказать, она истинно верила в созидательную силу этого прекрасного высшего чувства. Но, в ответ, ее порыв часто сталкивался с издевательским гоготом, показательной детской жестокостью или в лучшем случае, со скучающими лицами полными безразличия. Она оставалась одинокой. Однако, ее романтичная натура, не переставала нежно грезить любовью. Чужие судьбы, печали и радости, выдуманные или реально существующие проходили сквозь призму повседневности бытия. С придыханием сердца Она читала одну за другой как мрачные и безнадёжно горькие истории отечественных классиков, так и сентиментальные работы современного авторства. Через тексты книг сбегать от реальности было делом совсем не сложным. История каждой героини отдавались в ней множественными оттенками проекций живущих чувств. Вместе с ними она десятки раз встречала Его образ, и вместе с ними любила, страдала, умирала, убивала, прощала и ненавидела. Она не осуждала Каренину, верила в любовь Лолиты, жалела чистую наивность Эсмеральды, защищала честь Сонечки Мармеладовой, смиряла гордость радостью с Элизабет Беннет, сочувствовала участи Татьяне Лариной и горевала над судьбой Мерседес. Она периодически заглядывала в музеи и любовалась гладкой пеленой изящества античных статуй, застывшие в скорбном выражении, они умалчивали о разбитых сердцах и боли утраты. Посещала выставки, чтобы размеренно неторопливо ходить смотреть на академические портреты мечтательных и благородных дев, кротких и задумчивых матерей. Объемные платья и вычурные шляпы, надетые раз в жизни, на единичный момент запечатлеть определенный момент сущего. И никто не скажет, какими глазами они наблюдали собственные житейские страсти, скрывая под пышными вуалями ткани запутанные параллели своих чувств. Она пришла к портрету не случайно. Она хотела сюда прийти. А лицам с полотен не было никакого дела, сколько судеб разрушила ее преступная любовь, им было все равно сколько бы не весил груз ее вины. Они не осуждали малодушие и трусость, не волновались о делах способных все испортить, навредить. Наедине с собой, без шанса угадать и заподозрить, никто не понял бы и малость всей полноты борьбы внутри ее души. Отчаяньем, что вырвалось под гнетом многих лет или под властью резкой вспышки смелости, она смогла забыть о старом страхе – быть собой. Вопрос - надолго ли? Приятно было не боятся. Она уже и забыла, какого-это. Сегодня она узнала себя в зеркале. Ее улыбка стоила всего на свете. Яркий алый оттенок вновь смог вернуть всю легкость ее губ. Дотоле, по утрам кто-то не знакомый смотрел на нее в зеркало. Она прилежно расчесывала волосы, подбирала цвет помады и поправляла платье. А кто-то другой, в отражении каждый день умывал свое лицо, наносил крем для бритья, поправлял очки, заправлял тугой ремень штанов и застегивал пуговицы однотонной рубашки. Сладкое чувство спокойствия туманило глаза, пока она трепетно вспоминала голос, произносящей «Моя Нина». Шепот томной ласки над ухом вгонял ее в краску и заставил вздрогнуть. Сердце было готово выпрыгнуть из груди, пока ее чувствительная ранимость нежно таяла от прикосновений Его рук и трения колючей щетины о шею. Она любила его одного. Бережно, пугливо. Ее «Нина» была с ним. Она осталась его Ниной. - Мужчина, с вами все в порядке?! Вам плохо? – обратилась к Ней смотритель зала. Незнакомый голос в один миг вернул ее улетающие мысли в реальность. - Все в порядке! Не беспокойтесь. – Она быстро протерла мокрые глаза и молчаливо отмахнулась от резкого суматошного внимания к себе. - Смотрите мне, мужчина! Если упадете мне тут с инфарктом, всех только распугаете!***
- Здравствуйте, Антонина Федоровна! Как вы прекрасно сегодня выглядите! - Здравствуйте, благодарю. - Раз уж я вас тут поймала, все хотела спросить! Да как-то все стеснялася. Вы же человек с образованием. Ученый и мудреный! А расскажите мне, что за особенность картины-то, что у меня на зале, ну та которая по центру, на южной стене! С ней поди какая-нить история занятная да приключилася, а я и не знаю! – смотритель принялась с назойливостью кружить вокруг увиденной жертвы. И пока потревоженная Антонина Федоровна пыталась скрыть раздражение, она неодобрительно смотрела на новую сотрудницу, имя которой все никак не могла припомнить. – Я-то человек дремучий, мне все объяснять нужно. А то не как все не пойму. Уже второй мужчина на неделе плачет перед ней. Не ловко как-то, даже. А то меня спросили. Что случилось, и как так? Что за картина с рыжей бабой! А я и растерялась, и не нашлася что ответить. Чего им плакать то с нее! - Раиса Николаевна, идите работать! Не приставайте к людям. Они приходят сюда за тишиной!