Демон моего сердца

Маркус чувствовал себя потерянным, эмоции захлёстывали его подобно великому и ужасному подводному течению, затягивая всё глубже и глубже. — Эшран… — прохрипел он. — Я пытался причинить тебе боль. Я хотел… Действительно хотел причинить тебе боль. Эшран ещё мгновение держал Маркуса за руку, прежде чем мягко опустил её и взял себя в руки. — Раньше мне снились кошмары, как и тебе в последнее время. Они приходили ко мне так часто, что я отказался от попыток заснуть. Мой организм приспособился, — проговорил он несколько отстраненно. — Иногда я терял сознание, может быть, раз или два в неделю, но никогда надолго. Эти кошмары были постоянными, и они были… — Эшран вздрогнул, стиснул челюсти и проговорил сквозь сжатые зубы: — «Внутренние». Видишь ли, это было больше, чем просто грёзы, это были воспоминания, но не мои. Маркус поднял руку и нежно коснулся кончиками пальцев шрама Эшрана, думая о времени, до того как он его получил, о месте, где началось всё плохое, что случалось с Эшраном. О человеке, которого он потерял в том месте, о человеке, чьего лица он никогда не видел, но имя никогда не забудет. — Джавер? Эшран крепко зажмурился, поджав губы. — То, что ты видишь, по крайней мере, часть этого, это воспоминания ДЖавера о том, что я с ним сделал. Маркус сглотнул и подумал о ночных кошмарах. Не во всех из них присутствовал Эшран, некоторые были просто мучениями, смеющиеся маги крови, их лица сменяли одно другое, а уровень боли бывал разным. Иногда он видел своего отца, иногда других. Он видел Алендоса, он видел человека, так похожего на Райма, он видел лысого мужчину, который называет его именем, которое Маркус так и не смог вспомнить, когда проснулся. — Я не могу, — сказал он. — Трудно удерживать образы. — Я знаю. Мне годами снились одни и те же сны Я так долго видел то, что видишь ты, что просто сдался. Я перестал придавать этому значение. Это меньше, что я заслужил за то, что я с ним сделал. Я смирился с этим. Но когда я встретил тебя, всё начало меняться. Сны начали меняться, они становились менее интенсивными всякий раз, когда я не мог заставить себя бодрствовать. Что-то внутри меня было в ярости от того, что ты заставляешь меня… — он на мгновение запнулся, подыскивая слово. Маркус нежно коснулся пальцами его щеки. — Быть счастливым? — Да. Я так думаю, — он неловко поёрзал, нахмурив брови. — Это трудно признать, и это звучит нелепо, но… Я никогда никого по настоящему не ненавидел, по-настоящему, по крайней мере, до смерти Джавера. Я не испытывал ненависти к магам на Санкристе, и когда я разочаровался, оказавшись там, я всё равно не испытывал к ним ненависти, до тех пор, пока это не произошло. Я возненавидел их так сильно, что хотел выпить их кровь. Я был слаб и сломлен, и я поддался этому. Я позволил себе ненавидеть их всех так, как до этого ненавидели другие. Как я клялся что никогда не буду. За все годы обучения я видел многих других рекрутов, девочки и мальчики, которые пробыли там намного дольше меня, и которые уже презирали магов, даже если ни разу не видели ни одного. Маркус провёл большим пальцем по изгибу скулы Эшрана, внимательно слушая. Эшран сделал осторожный, дрожащий вдох. — Когда я сказал тебе, что ты совсем не похож на Джавера, это была правда. Создатель, мне всё ещё больно говорить о нём плохо. — Всё в порядке, — сказал Маркус просто потому, что не знал, что ещё сказать. — Джавер ненавидел магов больше, чем кто-либо из моих знакомых. Когда я впервые встретил его, мне едва исполнилось тринадцать. Тренировался годами, пока я бездельничал на ферме своих родителей. Джавер был добр ко мне, он показал мне всё. Мы сразу стали лучшими друзьями, но он ненавидел магов и всю магию, и это было своего рода отвращение, которое проявилось позже. Через некоторое время я перестал спрашивать его, почему, и просто оставил это в покое. Очень многие новобранцы чувствовали то же, что и он, как и большинство инструкторов, -он наклонился к Маркусу и крепко зажмурившись, с выражением некоторой боли на лице, прошептал: — Втайне я всегда любил магию. Я никогда не боялся её так, как они, никогда не ненавидел магов. Я хотел Он продвинулся намного дальше, чем я, или кто-либо ещё. защитить их. Это было то, чего я хотел больше всего на свете. Когда я встретил тебя, я вспомнил. Он замолк и умоляюще посмотрел на Маркуса. — Я вспомнил, что чувствовал до Санкриста. Ты заставил меня вспомнить, кем я был, и я мог чувствовать, как что-то борется с этим воспоминанием. — Я не понимаю. Эшран пытался и не смог собраться с силами. — Я не помню, какими были мои последние слова Джаверу, но я помню, что он сказал мне. Я никогда не смогу забыть. В последний раз, когда я видел его, я поклялся покончить с собой, прежде чем снова причиню ему боль, — Эшран дрожал с головы до пят, и Маркус не мог не отразить его страх в тот раз, впитать его, как впитывают сам воздух его лёгкие. — Я уходил, когда он посмотрел на меня, пронизывая насквозь, как он иногда делал, и сказал: останься со мной, Эшран. Слова отразились рикошетом в сознании Маркуса, резким, болезненным эхом узнавания и предупреждения. — Я верю, — сказал Эшран низким, хрипловатым голосом, и в нём чувствовалась дрожь, -что он сохранил какую-то часть меня при себе, когда умер. Я думаю, каким-то образом его смерть породила во мне проклятие, и это сохранило нашу связь, несмотря на его уход. Как будто я никогда не покидал того места, как будто я никогда не мог уйти от него и от того, что я сделал, но также… — выражение его лица омрачилось. — От того, что делал ДЖавер. Думаю, его ненависть к магам осталась со мной. Инстинкты Маркуса напряглись. — Какие вещи? — Меня называли мягкотелым, но Джавер… Джавер был острым, как клинок, и на то были веские причины. Губы мага приоткрылись, по его сознанию пробежала некая вибрация. Он мог видеть, как лысый мужчина насмехается над ним, глядя сверху вниз, толкает в него что-то, чему там не место, и зовёт его… зовёт… Он вслепую потянулся к Эшрану, чтобы за что-нибудь ухватиться. — Дерьмо демонов, — пробормотал он. — Я не знал, что я видел. — Я должен был сказать тебе, — отозвался Эшран. — Я должен был рассказать тебе об этом, как только понял, что это действительно может быть проклятием, а не просто десятью годами горя и депрессии. — Ты любил его, но он был таким… Он был жесток к ним, к магам Санкриста? Лицо Эшрана на мгновение сморщилось. — Я так сильно любил его. Я был молод и… — он судорожно вздохнул. — Глупо наивен. Я был слаб во всех отношениях. Я не обращал внимания на то, что он делал, на то, что они все делали, но никто не был настолько плох, как Джавер. Он был самым добрым, любящим человеком, которого ты когда-либо мог встретить, если только ты не был магом. Он творил с ними ужасные вещи. Я был идиотом и трусом. Когда он умер, я был так убит горем из-за него, из-за того, что они заставили меня сделать, что верил, что всё, что он когда-либо делал с ними, было оправдано. Я почувствовал это внутри себя. Что он был прав, причинив им боль таким образом, лишив их любых прав, чтобы… терроризировать их, как он это делал, — Эшран посмотрел вверх и закусил губу. — Но теперь я вижу, что это был он. Что на самом деле он никогда не бросал меня. То, что я остался с ним, а он со мной. Джавер — моё проклятие. Маркус встряхнулся, пытаясь всё осмыслить, но получалось медленно. Это не находило отклика, не укладывалось в голове. — Но ты, — сказал Эшран и выражение его лица беспомощно прояснилось, когда он посмотрел на Маркуса. — Ты был моим светом, словно кто-то показал мне солнце после долгого пребывания в темноте. Когда мы встретились, это сильно поразило меня, сначала было слишком ярко и слишком болезненно. Я не знал, что с этим делать. Теперь учитывая всё, что я знаю, я думаю, что, возможно, какая-то часть меня стремилась освободиться от этого. — Что ты хочешь сказать? Глаза Эшрана наполнились слезами. — Я хочу сказать, что ты, по крайней мере, частично, взял с меня проклятие, Маркус. Я чувствую себя свободным впервые так долго, а ты… На тебя давит всё, что я вынес из крепости Санкрист. Помнишь, что ты сказал мне в лесу? В голове Маркуса царил сумбур, он едва мог понять, что происходит сейчас, не говоря уже о том, чтобы вспомнить точные детали того времени, когда он был… не в себе. — Я сказал тебе оставаться со мной, но больше я не чувствую… Я… Что я сказал?! Дрожь была очень лёгкой, но Маркус знал Эшрана достаточно хорошо, чтобы уловить её. — Это явно был он, вот и всё, что имеет значение. Это был не ты. Ты бы никогда не сказал мне таких вещей, — сказал Эшран, бледный и невероятно потрясённый. — Ты несёшь моё проклятие. Мне так жаль, Маркус. Маркус вспомнил, как он путешествовал внутри Эшрана, как его магия затягивала его глубоко внутрь, показывая тёмную воду внизу. Он вспомнил, как прикоснулся к ней, протянул руку и что-то потянуло, его но… это было нечто большее. — Эшран, — сказал н. — Эти сны о тебе, которые я видел, не недавние. Тебе это кажется недавним, потому что мы это не обсуждали — потому что… Но они не свежие. Янтарные глаза в упор посмотрели на него. — О чём ты говоришь? — спросил Эшран. — Я говорю, что это может быть… — слова застряли у Маркуса в горле, когда леденящий кровь крик пронзил воздух снаружи палатки. Эшран резко обернулся, рука метнулась к мечу, лежащему на земле. Кричала женщина. Оба подскочили на ноги, и Эшран откинул полог палатки, открывая проход темноте и медленно угасающему огню. Он опередил Маркуса, махнув рукой за спину, предупреждая мага, чтобы тот замедлил своё приближение. Маркус схватил свой посох и осторожно двинулся дальше, но когда глаза Эшрана посмотрели направо он немедленно вложил меч в ножны. Маркус побежал за ним. Кричала Корал. Эшран вбежал в палатку, остальные вышли из своих, насторожившись и подняв оружие. Маркус ворвался вслед за Эшраном, а Валенсия шла сразу за ними. — Рамар не просыпается, — сдавленно проговорили Корал, тряся последнего за плечо, но Рамар в самом деле никак не реагировал. Она трясла и трясла его, отчаянно похлопывая по лицу, но Рамар оставался умиротворённым и пребывал в блаженном небытие. — Тихо, — мягко сказал Эшран. — Держи дверь открытой, Корал. Маркус, помоги мне. Они вдвоём осторожно вынесли Рамара из тёмной палатки к угасающему огню, который Маркус мгновенно разжёг заново, выбросив несколько светящихся шариков для пущей убедительности. — Рамар, — позвал он, дотрагиваясь до лица друга. Оно было холоднее, чем следовало, его кожа была липкой и шокирующе бледной в свете костра. Эшран посмотрел на Маркуса, а затем на Валенсию, они втроем пережили момент абсолютного шока и ужаса, прежде чем Эшран встряхнул головой. — Он всё ещё дышит, — сказал он.