Способ быть рядом

      Старая повидавшая виды квартира вот уже некоторое время была наполнена жизнью: в ней смеялись, смотрели телевизор и разговаривали. Соседи поговаривали, что с того момента, как к ним в качестве соседок поселились две подруги, им стало будто бы спокойнее жить. А то мало ли какие шумные люди могли въехать. А эти и гостей не водили, и музыку слушали не слишком сильно. Правда было немного подозрительно, что они даже мальчиков не водили, но обе спокойно выходили по отдельности по делам, поэтому сводили к тому, что если молодые люди и есть, то это к ним ездят в гости, а не наоборот.       Кухня с потертыми желтыми обоями освещается закатными алыми лучами. Прямо на пустом столе с блеклой серенькой скатертью сидит девушка в одном черном кружевом белье. Она болтает правой ногой, закинув ее на левую и шевеля тонкими пальчиками, криво накрашенными алым лаком. Ее руки с такого же цвета маникюром держат тонкую сигарету и зажигалку. Напевая какую-то песню под нос, она прикуривает, оставляя на белоснежной бумаге отпечаток персикового блеска и прикрывая глаза. Выпускает облачко сизого дыма, когда из коридора раздается звук возихшихся в двери ключей.       — Ар, я дома! — грубый девичий голос зовёт ее по имени, и девушка широко скалится, вновь затягиваясь и молча. Только когда подруга заходит на кухню, та совершенно по-кошачьи выгибается к ней вперёд, постукивая сигаретой по столу и стряхивая пепел на пол.       — Здравствуй, милая. Как работа? У меня вот сегодня какие-то совершенно скучные парнишки были, — она щурит глаза, когда ее собеседница выхватывает ее маленькое табачное удовольствие из руки и тушит о нежную кожу бедра. Не ведя и глазом, она хватает ту за ворот рубашки, притягивая к себе и вовлекая в грубый поцелуй, кусая до крови нижнюю губу и громко выдыхая, чувствуя грубые ладони на своей шее.       — Сколько я тебе говорила, не кури дома, — грубо прерывая своеобразный любовный порыв, она хватает ее за подбородок пальцами, заставляя смотреть в глаза. Та в ответ только хихикает, пожимая плечами.       — Извини, Кира, совсем позабыла. Я такая глупая, объясни мне на пальцах, пожалуйста. А лучше простым языком, — подмигивает, получая звонкую пощечину, а затем притворно-обиженно прикладывает ладонь к покрасневшей щеке, надув губки.       — Клянусь, Ария, я из тебя эти твои выходки выбью нахер, — ее спокойное лицо выражает опасности больше, чем звериные клыки и оружие. Однако никакого страха не было. Только лёгкая улыбка легла на припухшие губы со смазанной косметикой на них.       — Ну любимая. Мы же знаем, что я тебе отомщу за это. А потом ты снова разозлишься, чем испортишь мне настроение, и мы начнем по новой. К чему торопиться? — Ария тянет холодную в отношении к ней девушку на себя, мягкими движениями распуская ее белоснежные волосы, собранные в несложную прическу для работы, нежными движениями гладя кожу головы короткими, но цепкими ноготками, потом проводя ими с уже большим усилием от затылка по шее сзади, оставляя глубокие царапины.       — Я тебе сердце выцарапаю, неженка, — мягкий вкрадчивый шепот, после которого длинные бледные пальцы с короткими ногтями схватили фиолетовые пряди, наматывая их и оттягивая назад. Теперь в шею впиваются острые зубы, будто желая откусить горячую плоть, выпить всю кровь. С пухлых губ сорвался тихий стон.       — А я тебе его зубами вырву, шалава. Запомни. Только я могу делать больно тебе и оставаться безнаказанной. Понимаешь? Ты только моя, — Кира теперь сама начинает поцелуй, такой же, каким он был от ее девушки: без капли нежности, чистые злоба и страсть. Во рту обе почувствовали железный привкус крови, но не останавливались, каждая давила все с больше силой, и вот ногти впиваются в плечи светловолосой до крови, но та только с наслаждением прикрывает глаза. Отстраняется она только когда чувствует, что рубашка будто бы сама сползает, хватая шаловливые руки за запястья и сжимая их.       — Когда-нибудь ты меня так заебешь, что я выкину тебя голой на порог, растопчу твое хрупкое эго и испорчу жизнь, — рычит на ухо, пока Ария продолжает методично раздевать ее, оставляя предмет одежды висеть на рукавах, полностью расстёгнутый.       — Тогда я убью себя. Возьму твой любимый раскладной нож, лягу в горячую ванную и сначала невинно поведу поперек по руке, пока ты будешь на работе. Моя нежная кожа разойдется как масло, выпуская первые капельки крови. Такой сладкой и недоступной больше для тебя, если я умру. Потом я осмелею и проведу глубоко вдоль, капая на разрезанные мышцы солёными слезами, а на бортики нашей прекрасной ржавой ванны — кровью, смешанной с водой. Я начну резать горячо любимые тобой бедра, отрезая куски кожи и уродуя все то, что тебе нравится. Вырежу твое имя на груди, и из последних сил воткну лезвие в сердце по самую рукоять. А ты придешь и будешь плакать от того, что подумала о том, чтобы бросить меня, — она покрывает алыми от крови поцелуями ее ключицы, опускаясь ниже к груди, игриво отодвигая белье и кусая за сосок. Не отвечая ничего, Кира лишь молчит, большими пальцами поглаживая ладони, впиваясь пальцами в запястья так, что кожа на них побелела.       — А вообще ты не сможешь. Хотя бы потому что я прочно засела в твоей голове, любовь моя. Верно? — она понимающе усмехается, — Я прямо вижу, как тебя возбуждает моя боль.       Облизывает губы, смотрит в глаза тем самым взглядом дьявола-искусителя, за который ее и полюбила светловолосая. Через небольшое молчание длиной буквально в тридцать секунд она отвечает.       — О да. Ты напоминаешь мне червя-паразита. И если ты что-то посмеешь сделать с собой, я с любовью зашью каждую твою рану, потому что потом тебе будет куда хуже и без них. Я пойму, что недостаточно сильно держусь за тебя, и верёвочка на твоих жалких душе и теле затянутся туже, — она убирает яркую прядь волос за ухо ее хозяйки почти нежным жестом.       — Ты просто невыносима. Ты знала? — она встряхнула освободившейся рукой, которая ужасно ныла, и запустила ее в волосы, то гладя, то сжимая в кулак, перебирая пряди и вырисовывая пальцами какой-то неизвестный узор на коже. В этот момент напряжение в воздухе одновременно будто бы спало, но на деле накалялась ещё больше, пока только приближаясь к точке кипения. Кира двигается ближе, касаясь кончиком носа чужого и облизывает губы Арии. Касается губами еле-еле, не давая себя поцеловать, тихо шепчет:       — Это мой способ быть с тобой рядом. — абсолютно нежный поцелуй, который все ещё имеет привкус крови, говорит о том, что нормально у них уже не выйдет никогда. Ловкие руки расстёгивают белье, стягивая одним движением бретельки вниз по плечам, оголяя угловатую грудь с бледно-коричневыми сосками, которая часто ходила вперед-назад от сбившегося к чертям собачьим дыхания. Кожа покрылась мурашками от прохлады, которая почувствовалась только почему-то сейчас, а по голове пошел туман. Горячие, почти обжигающие пальцы огладили впадинки ключиц, обхватывая шею на этот раз не удушающе, но дыхание все равно перехватывает, и Ария чувствует, как сердце бьётся где-то в ушах, вибрируя и мешая думать холодно.       — Испачкаешь стол — выпорю, сучка, — Кира толкает девушку назад, не рассчитав силы, и та падает головой на кафельный пол, переворачивая пару стульев. По светлым фиолетовым волосам расползается кровавое пятно. Она остаётся стоять на месте, с пренебрежением смотря за тем, как к ней подползает ее любовь, смотря немного растерянным, но безусловно безумным взглядом. Она поднимается на колени, хватаясь за ее бедра, будто утопающий за соломинку. Острые ногти оставляют глубокие борозды на бледной коже, которые тут же покрываются сеточкой из капель крови. Вот первая течет с самого верха вниз, щекоча кожу и перетекая на пальцы Арии. Девушка гладит ее по голове, шепчет какую-то неразборчивую чушь и размазывает по волосам темное пятно. Воздух будто мгновенно становится тяжёлым и горячим, и вот они обе стоят на коленях, будто под гипнозом смотря друг другу в глаза.       Новый поцелуй. На этот раз он напоминает охоту двух хищников друг на друга: медленные и точные движения, полные рассчета и страсти к завоеванию. Осторожность, невесомые касания и дикий взгляд через прищур. Они сейчас были такими разными, но такими одинаковыми, готовыми сорваться и напасть, при этом и желающие сдаться в такой соблазнительный плен чужих рук. С тихим выдохом падает в объятия девушки напротив Кира. Ее грубые острые черты лица будто становятся мягче, плывут, пока ее партнерша бережно ловит в объятия, широко улыбаясь, прижимаясь своим лбом к ее. Обхватывает ее лицо ладонями, пока та держится за ее локти, взглядом прося о большем настолько читаемо, что по этим большим бездонным глазам можно было писать картину «Желание».       Эти гляделки длятся недолго, и вот светловолосая уже лежит на спине, приподнимаясь на локтях, а на ее бедрах находится Ария. Она наклоняется ниже, чувствуя, как одна рука по-хозяйски опускается на ее поясницу, упирается руками в пол по обе стороны от лежачей и сладко говорит ей, почти поет:       — Если будешь смотреть на других, я тебе вырву глаза, котенок, — смотрит на нее с победой в глазах, пока рука мягко скользит вниз, спуская остатки одежды и сжимая до синяков ягодицу. Отвечают ей хриплым голосом, будто самым сложным сейчас было именно ответить, но и пропустить мимо было невозможно.       — Если я и посмотрю на кого-то, то только чтобы убить за то, что он дышит одним воздухом с тобой. А потом приду домой и нагну тебя за то, что мне станет грустно из-за чьей-то смерти. — недовольно выдыхает, когда от нее отстраняется, чтобы расстегнуть брюки и спустить их до колен.       — О, мои любимые трусы, как мило! — она проводит рукой по серой гладкой ткани на почти мужских шортиках, «проваливаясь» меж половых губ прямо через податливый и уже немного влажный материал, отчего девушка дёргается то ли от того, что нажатие ногтем пришлось на клитор, то ли от резкости ощущений.       — Не волнуйся, нетерпеливая, если ты будешь хорошей девочкой, я буду нежной. — она повторяет свое движение, но на этот раз подушечкой пальца, отчего разгоряченное тело девушки под ней выгнулась дугой, а рука её сжалась сильнее настолько, что даже коротких ногтей хватило на то, чтобы проткнуть кожу.       Прошло всего мгновение перед тем, как ситуация кардинально переменилась: Кира резко дернула девушку за волосы на себя, ударяя ее головой по носу, и пользуясь моментом вывернулась, поджимая ее под себя и хватая обе руки в свою над ее головой. В лице напротив она могла прочитать лёгкое удивление, а из сломанного, кажется, носа, на пол текла тонкая струйка крови. Ария тяжело дышала через рот, но даже так уголки ее губ было приподняты в какой-то дьявольски довольной улыбке.       — Люблю тебя, — она ставит колено между ног, раздвигая их и рассматривая одновременно хрупкое и крепкое тело, которое было только ее. Грубые ладони провели по талии, останавливаясь на груди и сжимая ее, а затем слизывая кровь с губ, подбородка и шеи. — Моя сладкая девочка, только тебя люблю. Ненавижу всех, глотки перегрызть готова, только ты будто ангел, сошедший специально ко мне.       Ария только тихо смеётся как от щекотки, тянет свои руки, гладит куда достать может, нежно касается следов своих ногтей, а потом делает новые совсем рядом, выцарапывает кривое сердце, почти треугольное с острыми краями над левой грудью, с видным удовлетворением наблюдая за своим произведением искусства. Ее горло внезапно сжимают особенно сильно, так, что в глазах темнеет, пляшут разноцветные огни, будто в лицо бензином прыснули, а затем все внезапно прекратилось так же, как началось: резкое поступление в лёгкое воздуха заставило откашляться, и вот перед затуманенным взглядом девушки, чьи фиолетовые волосы уже слиплись и промокли полностью от крови, видит перед собой свою девушку. Та откинулась к ножке стула, покрасневшая и тяжело дышащая.       — Ты кончила! Ты первая кончила! — хлопает в ладоши, пока Кира пытается прийти в себя после бурного всплеска эмоционального отклика тела на их развлечения. — Твоя очередь убираться в квартире на этой неделе! — она смеётся и ложится ей на колени, щурясь довольным котом, терется щекой о кожу. Почти мурчит даже. Переводит взгляд на стоящий на полке телевизор: в нем отражается кровавый бардак.       — Ого, похоже на камеру пыток. Мне нравится. Славно сегодня выпустили эмоции, да, крольчонок? — в ответ ее целуют в лоб, тихо посмеиваясь будто над ребенком. — Конечно, малыш. Так будет всегда, у меня на тебя самые серьезные намерения. — будто предупредительно с нажимом проводит по руке, давя на голубые следы на запястьях.