***
Я настойчиво пыталась прогнать из своей головы остатки сна, что оставил неприятный осадок и никак не желал уходить. Мне приснилось, как я умерла в прошлой жизни. Никогда не думала, что это произойдет так глупо, буквально на ровном месте. Но это случилось, и ничего уже не вернуть назад. Хотя, не сказать, чтобы я была сильно огорчена… Если бы я не умерла, то не попала бы в свой любимый сериал, да еще и в свою любимую героиню. Вчера была обычной студенткой, сегодня — дочь падишаха. Жаловаться — грех. Я села на своей роскошной постели и осмотрела просторные, залитые утренним солнцем покои, к которым за две недели, что я находилась здесь, я уже начала привыкать. Все лекари удивлялись, что я поправляюсь с изумительной скоростью. Уже несколько дней, как я потихоньку начала пробовать вставать и ходить, правда, пока из покоев не выходила, потому что была очень слаба. Но это уже был успех. Рана на голове, которую перевязывали каждый день, медленно, но заживала. Чувствовала я себя намного лучше, уже ела с аппетитом. Ещё бы, кормили дочь падишаха не дурно. Делать целыми днями было нечего, поэтому я усиленно думала, строила планы на будущее, пытаясь вспомнить, что я могла упустить из сюжета. Я очень рада, что попала именно в сериал, страшно подумать, что ждало бы меня в реальной Османской империи шестнадцатого века… Даже представлять, какая там была грязь и мерзость, мне не хотелось. А тут всё так же красиво, как и в сериале. Да и события сериала я точно знала, их легко было изменить. А если бы я вмешалась в реальную историю, кто знает, что это за собой повлекло бы. Кстати, по моим подсчетам, сейчас 1534 год. Михримах, то есть мне, двенадцать, а родилась она, насколько я помню, в 1522. Мехмед — в 1521, Селим — в 1524, Баязед — в 1525, и Джихангир — в 1531. Меня каждый день навещали матушка и отец, а пару дней назад ко мне впервые впустили братьев. Тринадцатилетний Мехмед — уже настоящий красавец, для своего возраста он очень вытянутый и жилистый, выглядит на все шестнадцать. Эх, мне даже стало грустно, что я попала в тело его сестры, а не наложницы… Ладно, проехали. Рыжеволосый Селим и милый Баязед младше меня на два и три года, ещё совсем дети. Джихангиру, которого держала на руках служанка, только три года, и я смотрела на него с сожалением. Недуг, что отравит жизнь красивого мальчика, ещё не проявил себя. В целом, в общении с братьями у меня всё было хорошо, все они очень любили меня и переживали. Я легко с ними поладила. Но на горизонте уже появилась одна существенная проблема, которая очень волновала меня и не давала спокойно спать уже несколько ночей, я должна была воспрепятствовать тому, что могло произойти и нарушить мои планы. Служанки доложили мне, что мой отец-повелитель собирается в ближайшем времени отдать приказ о казни Рустема-аги, который эти две недели находился в темнице. Это он был рядом с Михримах, когда та упала с коня, и не успел её поймать. Сулейман хочет лишить жизни того, по чьей вине едва не погибла его дочь. Мне страшно. Его смерти я не могу допустить, без участия Рустема у меня никак не выйдет добиться того, что я задумала. И тут дело даже не в том, что он мне нравится. Он действительно был самым хитрым и умным среди всех, к тому же, самым верным соратником Хюррем и Михримах, самым влиятельным и приближенным к повелителю человеком на их стороне. Рустем благодаря своему уму выручал Хюррем во всех неприятностях, в которые она попадала, и помогал ей плести большинство удачных интриг. Без него Хасеки точно не смогла бы достичь таких высот. Мы не можем потерять того, без кого пропадем. Я не позволю. Конечно, о том, что мне предстоит стать женой Рустема, я тоже думала. Без этого никак. Только так я смогу рассчитывать на его поддержку во всех моих планах, он окажется полностью на моей стороне, у него просто не будет выбора. Но заставлять его, запугивать своим статусом я не хочу. Лучше влюбить его в себя, чтобы он готов был ради меня на всё по своему желанию. Если всё пойдет по канону, на что я очень надеюсь, то мне и усилий особо прилагать не придется. Да и, не буду скрывать, перспектива выйти за Рустема мне приносит радость, я крайне довольна таким раскладом дел. Кому не понравится стать женой мужчины своей мечты? Стоит отметить, что есть ещё одна, не менее важная сторона. Хюррем. Если всё будет по сериалу, то моя матушка сама будет упрашивать меня дать согласие на этот брак, ведь именно для неё он был наиболее важен и даже необходим. При просмотре сериала мне казалось мерзким, что Хасеки была рада продать собственную дочь ради того, чтобы получить власть, не интересуясь её чувствами. Но я понимала, что на кону у неё была жизнь сыновей, поэтому жертва Михримах стала вынужденной, как бы ужасно это не было. Если я соглашусь на брак, то точно получу расположение матушки к себе, таким образом, у меня без особых усилий будут её уважение и поддержка. А это мне даже важнее, чем расположение Сулеймана. Так что, брак с Рустемом крайне выгоден, с какой стороны на него не посмотри, так ещё и меня радует. Но для того, чтобы выйти за него, надо сначала спасти от гнева моего отца, и как можно скорее, пока не поздно. У меня есть план. Больше медлить нельзя. Времени нет. — Чичек, Гюльгюн, — позвав своих служанок, я решительно откинула одеяло в сторону и свесила с кровати ноги. Голова немного закружилась, но это быстро прошло. Из смежной комнаты покоев, в которой жили служанки, сразу же появились девушки. Чичек уже несла в руках позолоченный таз с нагретой водой и полотенце — для умывания. Это, конечно, не полноценный умывальник, но сойдет. — Приготовьте мне платье и помогите одеться. Я хочу выйти сегодня из покоев, прогуляться, — закончив процедуры, командным тоном заявила я. — Госпожа, но Вы уверены, что уже можете ходить? Может быть, стоит сначала спросить у лекарши… — нерешительно начала Гюльгюн. — Не нужно давать мне советы, хатун, — строго сказала я, прожигая девушку недовольным взглядом. — Я сказала, что больше не могу здесь сидеть. Мои приказы не обсуждаются. Принесите одежду немедленно, — чувствую я себя действительно ещё не очень, но выхода нет. На кону моя судьба. Поклонившись, служанки сразу бросились выполнять, после того, как я жестом разрешила им идти. Я не смогла сдержать улыбку. Быть госпожой я определенно уже привыкла и достаточно вжилась в свою роль. К такому легко привыкнуть. Спустя несколько минут мне принесли несколько платьев на выбор. Я впервые за всё время надевала настоящее платье, до этого была только в ночных рубашках. Все, должна признать, были очень красивыми, но мой взгляд пал на нежно-розовое, с золотым узором. Не то, чтобы я любила розовый, но сегодня он создавал образ невинного, доброго ребенка с чистой душой. Мне нужно оставить именно такое впечатление о себе. Девушки помогли мне одеться, самой было тяжело. Мне неприятно, что чужие люди видят меня полностью голой и прикасаются. В хамаме на мне хотя бы была ткань. Но ничего не поделаешь. Привыкну. Мои довольно длинные светлые волосы расчесали и быстро заплели в пышную косу. Посмотрев на себя в зеркало, которое мне дали, я подумала, что выгляжу очень даже милой девочкой, и улыбнулась. То, чего я и хотела. Когда все приготовления наконец были завершены, я заставила себя собраться с силами, встать и впервые выйти в мир за пределами моих покоев. Двери передо мной распахнулись, будто сами собой, благодаря стражникам, что стояли в коридоре. Даже в такой мелочи напрягаться нет нужды. Я тяжело вздохнула, пытаясь унять волнение, и вышла. Нельзя терять ни минуты. Коридор показался довольно узким, в сериале он был более просторным. Развернуться нескольким людям тяжело. Двери за мной закрылись, я замерла и осмотрелась по сторонам, пытаясь сориентироваться. Справа от меня темный, без единого окна коридор с многочисленными дверьми продолжался, скрываясь за поворотом, конца его не было видно. Ничего интересного. Я повернула голову налево, в сторону, откуда доносился шум, множество разных голосов, в большинстве женских. Там коридор выходил в светлое помещение, в котором, очевидно, жизнь кипела вовсю. Видимо, это и есть ташлык, а голоса принадлежат наложницам, поняла я. И тут я осознала свою главную проблему. Дело в том, что мне нужно немедленно попасть к Сулейману. Но если бы ещё я знала дорогу от своих покоев до его… Упс. Об этом я как-то не подумала. Жаль, что вместе со знанием турецкого я не получила бонус в виде встроенного в голову GPS-навигатора по дворцу. И что теперь делать? Не стоять же столбом, это подозрительно. Ладно, времени нет, поэтому придется действовать интуитивно. Если что, можно списать всё на последствия травмы головы. Удобно. Рассудив так, я логично подумала, что путь к покоям султана должен идти через главную комнату гарема. Я постаралась принять как можно более уверенный вид и решительно пошла в сторону света и голосов, стараясь держать гордую осанку, как подобает настоящей дочери падишаха. За мной следовали мои служанки, чуть ли не наступая на ноги и дыша в спину. Мне не очень это нравилось, такое чувство, что меня преследуют, никакого личного пространства. Придется привыкать. Когда я вошла в ташлык, евнухи, что стояли на входе, склонились передо мной и, неожиданно для меня, одновременно прокричали, так громко, чтобы все в гареме услышали: — Внимание, Михримах Султан Хазрет-Лери! Все оживленные разговоры, смешки в ту же секунду прекратились. Несколько десятков девушек, которые были одеты в одинаковые фартуки поверх простых рубашек, сразу же поднялись со своих мест: кто сидел на лежанках, которые заменяли им кровати, кто на больших разноцветных подушках, что были вместо сидений за низкими столиками. Через мгновение все они уже замерли, стоя неподвижно, и склонили головы передо мной. Наступила тишина. Не могу не признать, от восторга меня так и распирало, хоть я пыталась не подавать виду. Забавным казалось то, что большинство девушек старше меня, им минимум пятнадцать-шестнадцать лет. Но все они обязаны склоняться передо мной, хотя я для них, по сути, малолетка. Скажу честно, мне понравилось это чувство, которое я впервые вкусила. Ощущение полной власти, понимание, что я — госпожа, а они все — мои рабыни. На секунду оно невольно помутнило разум. Я прошла по всему помещению до огромных дверей напротив. Это был единственный выход из гарема, который я видела, поэтому вариантов особо не было. Всё время, пока я шла мимо них, рабыни стояли так, не двигаясь. Мне даже стало их жаль, шея, наверное, сильно затекает… Я очень волновалась, что пойду не туда и вызову у служанок подозрения своим поведением. Но вроде бы пока они не подавали виду, что что-то не так. Я вышла за двери, покинув гарем, и остановилась. Снова бесконечный коридор. Вот блин. Теперь я точно понятия не имела, куда идти дальше, и отчаянно думала, что же делать. — Чичек, — обернулась я. — Я нехорошо себя чувствую, голова кружится. Боюсь, что перепутаю, куда идти, — быстро придумала отмазку. — Проведи меня до покоев Повелителя. — Конечно, госпожа, — вроде бы недоверия у хатун не вызвала. Я выдохнула с облегчением. Я позволила служанке идти впереди меня и пошла за ней. Путь оказался не таким уж длинным — всего несколько поворотов, запомнить не сложно. При просмотре сериала казалось, что расстояние от гарема до главных покоев намного больше. И вот, я уже стою перед самыми массивными и дорогими во дворце дверьми, по которым сразу можно понять, чьи комнаты находятся за ними. Я волновалась — что, если Сулейман отошел куда-нибудь? А если я опоздала и он уже отдал приказ? Но стражник обнадежил меня, сказав, что падишах работает у себя. Пришлось ожидать, пока его оповестили о моём приходе. Повелитель сразу же сказал, что может меня принять, и мне разрешили войти. — Свет моих очей, моя Михримах! — как только я переступила порог, Сулейман поднялся из-за своего рабочего стола, жестом показав, чтобы я стояла на месте, и быстро пересёк роскошные покои. Пораженно осматриваясь вокруг, я едва не забыла поклониться. Приблизившись ко мне, он ласково дотронулся губами к моему лбу, это было традиционным приветствием. — Зачем ты сюда пришла? Разве лекарь уже позволила тебе вставать? — его голос стал более строгим, а улыбку на лице сменило недовольство. — Простите, Повелитель, — елейным голоском сказала я, надув губки и посмотрев в глаза падишаха жалостливым взглядом, пытаясь манипулировать образом невинного ребенка. — Мне сообщили, что сегодня Вы будете заняты и не сможете ко мне зайти, а я очень соскучилась, — я начала давить на отцовские чувства. — Лекарша… Не знает ничего об этом. — И слуги так просто выпустили тебя, без разрешения лекаря? — Сулейман пытался держаться строгим и не смягчаться от моего жалобного вида. — Я накажу их, за пренебрежение твоим здоровьем! — он не злился, а переживал за меня. — Не нужно, пожалуйста, отец, они не виноваты, — я прильнула к падишаху, обняла и положила голову на сильную мужскую грудь, надеясь разжалобить его проявлением любви дочери к отцу. — Я уже достаточно хорошо себя чувствую, и это я заставила их пустить меня, очень хотела Вас увидеть, — я замерла, ожидая знака, что мой трюк сработал. Я почувствовала, как мужские руки нежно зарылись в мои золотые волосы, а после султан наклонился и ещё раз чмокнул меня в макушку. Трогательно обняв дочь, он ласково погладил меня по спине. Я обрадовалась. Значит, можно приступать к самому главному. — И, кроме того… Я должна Вам кое-что сказать, как можно скорее, — продолжаю изображать детскую наивность, хлопая красивыми голубыми глазками. — Что же, Михримах? Говори, — Сулейман удивленно поднял брови и ожидающе посмотрел на меня. — Это очень важное для меня дело, — я увидела изумление на лице мужчины, видно, что он не ожидал такого серьезного тона от двенадцатилетнего ребенка. — Это касается Рустема-аги. До меня дошли слухи, что Вы собираетесь… — Михримах, — жестким голосом оборвал меня падишах и разорвал наши объятия. Взгляд снова стал суровым. — По вине Рустема-аги ты совсем недавно была на волосок от смерти. Именно ему было поручено следить за твоей безопасностью. Это случилось только по его вине. Смерть — заслуженное для него наказание. Неужели ты не понимаешь, что могла умереть из-за этого раба? Какие тут могут быть вопросы? — он не мог понять, к чему я веду. — Повелитель, всё далеко не так, как Вы думаете, — я начала наигранно всхлипывать и снова прижалась к Сулейману, разыгрывая спектакль. Что говорить, я знала. — Вы должны узнать, что в случившемся исключительно моя вина, Рустем не должен за неё отвечать, даже если он раб, — мой голос дрожал, я старательно делала вид, будто меня убивают душевные терзания. — Я не смогу себя простить, если он умрёт из-за меня… — Михримах, — Сулейман был по-настоящему поражен моей неожиданной истерикой, у меня получилось ввести его в ступор. Он даже не решался прервать мой отчаянный поток речи. — Ты понимаешь, о чём говоришь? Как Рустем может быть невиновным? Ты в своём уме? — его голос не был грубым или сердитым, а крайне ошеломленным. — Отец, прошу, послушайте меня, — мои плечи натурально вздрагивали, и я почувствовала нерешительные объятия падишаха. — Это всё… Моя вина. В тот день… Рустем-ага пытался убедить меня, что этот жеребец полудикий, чтобы я выбрала другого… Но мне понравился только тот, и я заставила агу посадить меня именно на него, хотя он убеждал, что это опасно, — по моему голосу было слышно, как сильно я раскаиваюсь. — Если бы я знала, к чему это приведет… Я не смогу жить спокойно, если причиной смерти аги станет моя глупость. — Дочь моя, — Сулейман впервые назвал меня так, и я притихла. Он был сбит с толку тем, что услышал. — Это же всего лишь раб, которого ты видела только один раз в жизни. Почему ты так страдаешь? Даже если всё так, как ты сказала… Его жизнь ничего не стоит, по сравнению с твоей. Ты — госпожа, в тебе течет чистая кровь османской династии. Тебе должно быть всё равно на жизнь своих рабов, особенно тех, что провинились. Проявлять к ним жалость — не в твоём положении. Я ожидала этих слов. И ответ был у меня готов. — Повелитель, я не могу быть причиной смерти для человека, не важно, кто я и кто он. Ведь перед нашим Всевышним, Аллахом, все люди равны, мы все его покорные рабы. Всевышний не может убить невиновного, даже если это всего лишь раб. Забрать чужую жизнь, даже ту, которая по праву принадлежит мне — страшный грех, если эта душа невиновна, — как красиво говорила про Бога я, будучи истинной атеисткой в прошлой жизни, аж смешно. — Рустем — живой человек, его душа такая же, как и у меня. Тем более, что он сделал всё для того, чтобы переубедить меня, спасти, но против приказа госпожи пойти не мог. Мне всего двенадцать, отец, желаете ли Вы, чтобы я взяла этот грех на свою чистую душу? У Сулеймана, похоже, отобрало дар речи. Густые брови мужчины от изумления взлетели так высоко на лоб, насколько могли. Он замер, как вкопанный, не шевелясь. Повелитель не отводил от меня потрясенного взгляда, в нем была смесь шока, ярости и неверия. На секунду открыл рот, будто хотел что-то сказать, но так и закрыл. Да уж, впервые в его жизни, наверное, падишаха так уничтожили словами. Он не был готов услышать подобное от собственной дочери, которая вчера ещё была совсем неразумным ребенком. Внутри меня всё ликовало, я сделала несколько шагов назад, наслаждаясь произведенным эффектом. От того, как растерянно выглядел султан, мне внезапно стало очень смешно. Я едва смогла удержать на лице грусть и отчаяние. Что, не ожидал от меня такого, папочка? Для правдоподобности, я ещё несколько раз всхлипнула, вытерла рукавом платья воображаемые слёзы, низко склонив голову, чтобы султан не заметил, что мои глаза оставались сухими. — Что ж, Повелитель, если Вы сочли необходимым казнить своего раба, значит, это правильно. Никто не смеет сомневаться в справедливости Ваших решений, куда уж мне, ребенку. С Вашего позволения, не смею более отвлекать, — в моём тихом голосе были смирение и покорность. Пока Сулейман не пришел окончательно в себя и переваривал всё услышанное, я ещё раз поклонилась и, не дожидаясь разрешения, медленно попятилась к дверям. Я нарочно замерла, занеся руку над деревянной поверхностью, прежде чем постучать, чтобы мне открыли, тянула время, надеясь, что дар речи вернётся к падишаху, и он меня остановит. От волнения я задержала дыхание. — Ступай к себе, Михримах, ты ведь больна, тебе необходимо отдохнуть, — напряженную тишину покоев разрезал строгий мужской голос. Что-то внутри меня дрогнуло. — Я скажу лекарше, она зайдет к тебе как можно скорее. — Как прикажете, отец, — я обернулась, но глаза не подняла, ещё раз поклонилась и, не говоря больше ни слова, стремительно покинула покои. Руки сжимались в кулаки. Спустя несколько часов, когда я в своих покоях плевалась от гадкого успокоительного отвара, который заставила меня выпить лекарша, очевидно, по приказу султана, взволнованная Гюльгюн принесла новость. Повелитель помиловал Рустема-агу. Я облегченно выдохнула и не сдержала улыбки, причину которой слуги не поняли. От сердца отлегло. Я одержала свою первую победу. Это оказалось очень легко.***
— Рустем-ага, — мои изящные туфельки с маленькими каблучками громко цокали по каменной плитке садовой дорожки, окруженной густыми деревьями, которую я быстро пересекла, уверенной походкой приближаясь к деревянному сооружению, откуда доносилось громкое ржание коней и резкий характерный запах. Поверх сиренево-золотого платья на мне была более темного фиолетового цвета уличная накидка с просторным капюшоном, который я накинула на голову. Был сентябрь, но погода cтояла ближе к осенней. Я куталась в теплую ткань, ветер, шелестевший листвой, был холодным. В затянутом серыми облаками небе громко кричали птицы. — Госпожа, — мужчина, что подсыпал в лошадиные загородки овес, обернулся и, увидев, кто его окликнул, замер и низко склонился. Мне, как всегда, упорно дышали в спину Чичек и Гюльгюн, но когда я остановилась перед конюшней, подала им знак, чтобы они остались позади. Девушки, не имея выбора, послушались. Не желательно, чтобы рабыни знали все мои разговоры, кто знает, кому они могут их пересказать, даже если ничего особо секретного в моих намерениях не было. Пока. Рустем застыл на месте, не смея поднять взгляд. Я воспользовалась этим, чтобы пристально изучить его внешний вид. Простые широкие штаны и хлопковая рубашка с теплой жилеткой — привычный наряд обыкновенного конюха. Уже не юнец, но выглядит довольно молодым — сейчас ему около тридцати четырёх лет, как посчитала я. На лице небритая щетина, но бороды, которая добавляла бы возраста, нет, только начинает наклёвываться. Честно, в сериале Озан внешне казался мне привлекательным только с бородой. Более мужественным, что ли, она добавляла ему особой харизмы. Надеюсь, отрастит он её скоро. — Посмотри на меня, — твёрдым голосом приказала я. Ага нерешительно поднял голову, по его взгляду было видно, что он смущен. Я смотрела ему в глаза уверенно, без стеснения. — Я вижу, что ты хочешь сказать что-то. Говори. — Госпожа, после того, что случилось из-за моей ошибки, я готов пасть к Вашим ногам с клятвами, если это поможет хоть как-то искупить мою огромную вину… Лучше бы меня казнили, я недостоин жить после того, как Вы чуть не погибли по моей вине… Как я смею жить, смотреть на Вас… — разразился отчаянной тирадой мужчина, раскаяние в его голосе казалось вполне искренним. Внимательно смотря в его темные глаза, хоть он и избегал этого, я с удивлением обнаружила там неподдельные душевные страдания и боль, они не были фальшивыми. Его терзания почти вызвали во мне жалость, в душе я возликовала. Вид у Рустема был очень жалкий, казалось, что он действительно вот-вот станет передо мной на колени, моля о прощении. Меня это более чем обрадовало. — Довольно, Рустем, не нужно, — решительно и громко оборвала я бессвязный поток слов раскаяния и отчаянную мольбу, не желая более это слушать. — Можешь не говорить это, я и так прекрасно знаю. Во взгляде аги я прочитала растерянность и недоумение, но он покорно замолк и склонил голову. Я видела, что Рустем почти дрожит передо мной. Я едва сдержала усмешку. Взрослый мужчина трепетал перед девочкой. Глупый, это я спасла твою жизнь, а ты меня боишься? Не извиняться, а благодарить должен. — Забудь о том, что виновен передо мной. Я вижу, что ты хочешь что-то спросить, говори, — позволила я. — Госпожа, позвольте узнать, чем простой раб удостоился Вашего внимания? — от чересчур сладкого раболепия в его голосе я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Хоть это и льстило, но иногда казалось надоедливым. — Надеюсь, ты понимаешь, кому обязан тем, что сейчас стоишь здесь, живой и невредимый, а не лежишь в сырой земле, Рустем-ага, — я внимательно посмотрела на него снизу наверх в силу своего небольшого роста. В глазах мужчины я заметила проблеск непонимания. — Госпожа, я думаю, что подобные решения принимать под силу только одному человеку в мире — нашему великому Повелителю, только по его святой воле я… — неуверенно начал конюх, не решаясь поднять голову, но я его прервала. — Верно, но ты позабыл ещё об одном человеке. Мой отец любит меня больше жизни, и своими руками растерзает любого, по чьей вине с головы его единственной дочери упадёт хотя бы один волосок. Неужели ты действительно наивно полагаешь, что Повелитель сам пожелал тебя помиловать? — в моём голосе была насмешка. Я довольно усмехнулась, наблюдая, как на лице аги расцветает осознание. — Жизнью ты обязан только мне, а не Повелителю, Рустем-ага, — я сделала шаг ближе к пораженному мужчине. Я не успела опомниться, как Рустем упал на холодную землю, вымазав колени, и припал губами к грязному подолу моего платья, не брезгуя. На секунду я застыла, настолько была поражена, что он действительно это сделал. — Госпожа, я до конца жизни не смогу расплатиться с Вами за то, что Вы сделали… Я навеки Ваш покорный, верный раб… — кажется, его плечи натурально дрожали, а голос срывался. — Немедленно встань, — возмущенно приказала я, резко выдернув юбку из мужских рук и отшатнулась на несколько шагов назад. Ага незамедлительно поднялся. — Я не желаю, чтобы ты более устраивал мне подобные представления. Это лишнее. — Простите, госпожа, — пристыженно опустил глаза. — Я не могу поверить в то, что Вы помиловали меня… Ведь лишь по моей вине Вы едва не… — Довольно, Рустем, я же сказала, что не желаю это слушать, — я не сдержалась и закатила глаза. — Тебе не нужно знать причину моего поступка. И говорить, что ты мог стать виновным в моей смерти, тоже. Будем считать, что произошел несчастный случай. Виновных в нём нет. Я жива, к счастью, всё обошлось. Поговорим лучше о том, как ты сможешь меня отблагодарить, — я не отводила пристального взора от стушевавшегося Рустема, и дала понять, что ожидаю его ответ. — Всё, что Вам будет угодно, госпожа, — слова последовали незамедлительно, мужчина набрался смелости и посмотрел на меня, голос его был уверенным. — Как я уже сказал, до конца жизни буду только Вашим верным рабом… — повторил заученную фразу, которую я ожидала услышать. — Неплохо, Рустем-ага. Рада, что ты понимаешь ценность преданности. Поскольку пока ничего более ты сделать для меня не сможешь, ты будешь мне полезен. Однако, не моим рабом станешь, — снова ввела его в недоумение. Мой голос был крайне довольным, и я решила перейти к главному. — А самым приближенным и верным слугой моей Валиде, Хюррем Султан. — Вашей Валиде? — наконец, осмыслив услышанное, решился несмело переспросить. — Простите, госпожа, но я не понимаю… — Быстрее соображай, Рустем, — его недогадливость начала меня раздражать. — Ты приблизишься к ней, будешь помогать, и докладывать обо всём, что она делает, мне. Я хочу узнавать от тебя все секретные планы госпожи. И всё, что происходит во дворце, с Хюррем Султан не связанное, тоже, — выдала я всё, что собиралась. — Только так ты сможешь принести мне пользу. — Я готов, госпожа, — без раздумий ответил ага. Да у него и выбора не было, это не было предложением, от которого он мог отказаться. — О том, как лучше тебе войти в доверие Валиде, я подумаю и расскажу позже, по этому поводу можешь не переживать. Надеюсь, тебе всё понятно? — Можете не сомневаться в моей преданности с этого дня, госпожа, — сразу же заверил меня Рустем и низко поклонился, выражая полное подчинение мне. Его голос уже был твёрдым, не робким, как прежде, и мне это понравилось. Мне нужен он такой, решительный, а не падающий в ноги и пресмыкающийся от страха передо мной. Да, пока Рустем будет служить мне в благодарность за свою жизнь, но со временем начнёт это делать по своей воле, а не потому, что у него нет выбора. Я надеюсь. Только тогда я смогу доверять ему и быть уверенной, что он не предаст. — Что ж, работать с тобой приятно, Рустем-ага. Я очень надеюсь, что ты будешь радовать меня и в дальнейшем, — не дожидаясь ответа, я развернулась и быстрым шагом пошла по садовой дорожке обратно, туда, где меня всё время ждали служанки, оставив агу одного. Поднялся сильный, пронзающий холодом ветер, и с неба начали падать большие капли дождя. Похоже, начинался ливень. Пока я возвращалась во дворец, спеша, чтобы не промокнуть до нитки, на моих губах играла улыбка. Рустем уже в моих руках. Конечно, можно было надеяться на то, что события будут развиваться по канону, и рассчитывать, что он сам станет приближенным Хюррем, как было в сериале… Но куда более надёжным было сначала сделать его своим слугой, а не Хасеки. Всё же, теперь у меня есть гарантия, что ага встанет на мою сторону, а не рыжеволосой госпожи, если это, конечно, понадобится. А он был крайне важным для меня человеком. Допустить, чтобы Рустем всецело был верен не мне, а кому-то другому, пускай даже моей матушке, было слишком рискованно. Пусть он будет помогать ей, как в каноне, но я должна стоять у него на первом месте. Сейчас для него важно только то, что он обязан мне жизнью, лишь это вынуждает Рустема служить мне, а не личные интересы и желание. Ничего, я смогу убедить его в том, что он должен быть предан только мне, мужчина сам это поймет. Пока о влюбленности в меня не может идти речи, ведь я даже не юная девушка, ещё ребенок. Но когда я повзрослею, всё изменится. Я не сомневаюсь, что смогу привязать его к себе, Рустем будет добровольно готов на всё, чтобы быть со мной. Скорее бы. А пока я крайне довольна результатом. Очень важная пешка в игре у меня уже есть, и заполучить мне её удалось без особых усилий. А это только начало.