Утро в горах

Нежные, розоватые всполохи разукрасили бледное полотно предрассветного неба. Острые верхушки гор уже были частично покрыты белоснежными островками. Тут у подножия всё ещё шуршали разными оттенками изумрудного пышные кроны деревьев, гоняя свежий, прохладный, утренний воздух, заставляя Антона ежиться и сильнее кутаться в недра махрового халата, обматываясь мягким пледом. Они вернулись с вечеринки после турнира поздней ночью, уснули тоже далеко не сразу, но очень захотелось курить, поэтому организм, испытывая пагубную тягу, вырвал Шаста из мира грез в реальность. Первым делом комик глянул, сколько время, нащупав телефон где-то на полу. Почти пять утра. Парень зажмурился и тихо проматерился сквозь зубы. Надо бы действительно завязывать с сигаретами. Плохо слушающимися пальцами импровизатор долго выуживал из кармана штанов пачку с зажигалкой, стараясь проморгаться после короткого сна. Обернувшись на мирно спящего Сережу на огромной кровати, оглядев, как распущенные, смоляные волосы темными лентами разметались по подушке, Антон подхватил халат с пуфика, оставленный там после ночного душа, и спустился со второго яруса, где располагался спальный отсек в просторную, светлую гостиную с огромными, панорамными окнами. Двухэтажные номера давно нравились Шастуну. Спальни наверху казались более уютными и отрезанными от внешнего мира, будто скрытые завесой какой-то тайны, так в детстве воспринимались домики на деревьях. Он очень хотел себе такой домик, когда был в младших классах. Мечта в итоге не исполнилась. Сейчас Шаст может позволить себе огромные, разноуровневые апартаменты, но желаемого восторга данный факт не приносит, только чувство тлеющего, как фитиль почти растаявшей свечи, удовлетворения. Отодвинув стеклянную створку, в лицо комику тут же ударил практически ледяной, пронизывающий порыв ветра, который прогнал остатки сна мгновенно. Хватило пары секунд, чтобы начать дрожать от холода. Нагретое тело после пребывания в мягкой постели возле горячего армянина из-за резкого контраста испытало шок. Антон вернулся в помещение, стянул с длинного дивана цвета кофе с молоком клетчатый, плотный плед и вернулся обратно на балкон. Обмотавшись тканью так, что остался торчать только кончик носа, он уселся в плетенное кресло и кое как прикурил сигарету, блаженно закрыв веки. Первая затяжка всегда самая желанная, волнующая, пробирающая до мурашек, как первый поцелуй с человеком, от которого сносит крышу. Едкий дым приятно обжог горло, тонкой струйкой скользнув дальше внутрь. Парень открыл глаза и выпустил изо рта белесое облачко. Шастун глубоко вдохнул кристально чистый, горный, вкусный воздух, от которого тут же закололо в носу и ощутил себя так, будто совершает какое-то кощунство, отравляя эту совершенную атмосферу своим вредным пристрастием. Вершины напротив утонули в желто-оранжевом сиянии, будто кто-то позади включил огромную лампу, подсвечивая природных великанов. Небо стало приобретать более яркие оттенки голубого, а птицы с каждой минутой трещали все громче, возвещая о приходе нового дня. Шаст впервые за долгое время чувствовал себя хорошо. Спокойно. Последние пол года выдались ужасные во всех смыслах. Мир буквально покатился на дно с бешенной скоростью, зацепив по пути все планы и надежды импровизатора вместе с личной жизнью. Не ладиться у них начало уже зимой, но шок от происходящего и уязвимое состояние в такой момент вскрыло абсолютно всё, даже то, что Антон усердно давил в себе, а Ира не решалась обсудить всерьез. Таким образом получилось, что проблемы накапливались давно, но никто не хотел их не то, что решать, даже замечать. Он правда любил девушку, с ней было хорошо, комик искренне заботился и старался радовать свою вторую половину, но в какой-то отрезок совместного существования понял, что не хочет ничего кроме вот этого "хорошо". Данное определение вполне устраивало. Конечно, Шастун прекрасно осознавал, что наступит день, когда перестанет устраивать Кузнецову. Год за годом отношения все сильнее остывали, кристаллизируясь, превращаясь в твердый кусок льда. Все говорят, что это нормально. Когда люди давно вместе страсть утихает, приятное волнение сходит на нет, за то появляется чувство комфорта и надежности. Парень смотрел на тех же Позовых, которые вместе уже больше десяти лет, а они по-прежнему срались, что-то выясняя, буквально полыхая, играя вторую свадьбу, обновляя свои клятвы, собирая близких, чтобы весело отметить столь замечательное событие и не верил в эти набившие оскомину постулаты. Более того, он знал одного человека дольше, чем саму Иру и по-прежнему испытывал рядом с ним прилив самых приятных эмоций. Нет, не этих дурацких бабочек в животе. Антона каждый раз затапливало мягким теплом с ног до головы, заставляя сердце биться чуть чаще, будоража сознание. Импровизатор так долго воспринимал все эти чувства за дружбу, что сам поверил в данную отговорку. Но, кажется, Матвиенко всё понял давно, что не мешало ему оставаться отличным другом. Как говорится, когда ничего не ждешь, не будешь разочарован. Сережа не ждал. Комик мысли не допускал о каких-то иных отношениях с коллегой и вообще никак не развивал в своей голове эту тему. Было прекрасно просто наслаждаться той химией, которая образовалась между ними благодаря упорной, сплоченной работе и становилась только сильнее с течением времени. Их элементы соединились не сразу, ибо состояли из разных веществ, но взаимное доверие, словно подстроило одного под другого, изменив исходные коды самих ребят, чтобы могла появиться столь крепкая связь. Шаст как-то подспудно понимал с самого начала, что может верить этому человеку, из питерских парень выделил сразу именно брюнета кавказской наружности, остальные двое позитивных вибраций не излучали и привыкать пришлось через "не хочу". Рядом с Сережей он всегда чувствовал себя странно, Антон считал армянина другом, но ни с кем из друзей так себя не ощущал, от чего даже бесился. Потом привык, считая это отличительной чертой данных взаимоотношений, принял, как неизбежность. И только, когда с Ирой возросло напряжение, накапливаемое годами, переросшее в тотальный игнор проблем, поверхностное поддержание общения, что рождало внутреннее раздражение и отторжение, Шастун начал осознавать, что от всего этого подмывало сбежать именно к Матвиенко. Почему-то именно от него возникало желание услышать совет или шуточное наставление, да просто поговорить, повалять дурака, чтобы отвлечься. Сережа действовал, как обезболивающее от всех проблем. В голове все еще противно пульсировало после ночных возлияний. Комик давит бычок в массивной пепельнице и лениво бредет в ванну, чтобы почистить зубы. Хотелось избавиться от противного привкуса сигарет вперемешку с кислым послевкусием от выпитого алкоголя. Сергей, как обычно, спиртное не употреблял, но другу не мешал, относясь к этому совершенно спокойно. И так было во всем. Они принимали друг друга полностью, со всеми нюансами. Антон не понимал странных друзей армянина и их тусовки, внезапный порыв вести стримы, но ничего не имел против, доверяя выбору и желаниям товарища, даже поучаствовал в одной трансляции на днях вместе с Димой и Игорем в рамках поездки ребят на турнир. В отражении овального зеркала с подсветкой по его ободу сразу бросились в глаза мелкие, темные засосы в районе ключиц. Отметины на молочной, тонкой коже выглядели кричаще ярко. Шаст бегло огладывает их, довольно хмыкает и открывает кран. Пока импровизатор работал зубной щёткой, перед взором мелькали в хаотичном порядке кадры прошедшей ночи. Горячая, смуглая кожа под бледными, длинными пальцами, громкие, протяжные вздохи, вылетающие с приоткрытого, влажного рта, жадные, чужие губы на его плече и развязанные, откровенные касания ниже живота. Антон резко сплевывает белоснежную, мятную пену в раковину, прогоняя из головы настырные образы, ощущая, как в районе паха начало разливаться приятное тепло. Если спросить, Шастун не скажет точно, как и когда вдруг они перешли черту. Это произошло естественно, само собой. В один из дней на очередном сборе в офисе, когда осталась только их четверка и Стас, парень решил признаться, что окончательно расстался с Ирой и она уже даже съехала в другую квартиру, хотя, все и без того понимали, что к подобному развитию событий шло. В этот момент Матвиенко глянул на товарища так пронизывающе, не моргая, будто пытаясь понять в серьёз ли тот говорит. Ведь милые бранятся только тешатся. Но Антон выдержал этот взгляд, не отворачиваясь, словно понимая важность мгновения. С тех пор прошло чуть больше месяца и Шаст за этот короткий отрезок с Сережей ощущал себя более умиротворенно и как-то правильно, чем за долгие годы своих предыдущих отношений. Кто бы мог подумать, что на свете нет другого более заботливого человека, чем вздорный коротышка с кичкой? Двухметровый парень чувствовал себя защищенным, а подобного он не испытывал с детства. Это ли не настоящее чудо? Между ними не существовало недомолвок, обид по мелочам, глупых обязательств или ненужных компромиссов. Сергей и Антон просто были друг у друга, зная, что их всегда ждут, чтобы ни случилось и при любых обстоятельствах. Шастун обожал заваливаться к армянину после долгого, выматывающего дня, чтобы утонуть в родных объятиях и получить легкие поцелуи в синячки под глазами от усталости. Жаль, что сами синяки от поцелуев не пропадали, но становилось гораздо легче. Комик снова выходит в просторную гостиную номера, щурясь из-за ярких, рассветных лучей солнца, в которых утонуло помещение. В тонких, естественных прожекторах небесного светила парили мелкие пылинки, Шаст залюбовался ими на несколько секунд, а потом заметил часы, висящие на противоположной стене. Скоро нужно будет собираться и вылетать обратно уже в холодную Москву, но пару часов сна под мягким боком Матвиенко можно ещё успеть урвать. Импровизатор быстро влетает обратно в спальню на втором этаже, где по-прежнему царил мягкий полумрак и покой, аккуратно забирается под одеяло, с удовольствием прижимаясь к горячему телу Сережи, мимолетно мажа того губами куда-то в густую бороду. Мужчина машинально придвигается и приобнимает Антона за талию, не просыпаясь. В груди всё счастливо сводит и щемит, именно в этот чувственный момент парень понимает, что дом это не место, это родной человек рядом.