Расплата

Она всегда покидала покои короля за пару часов до рассвета, собиралась неторопливо, медленно поднимала разбросанную, порой разорванную руками брата одежду... и каждый раз Артур задавался одним и тем же вопросом: как умудряется сестрица миновать всю его охрану в таком виде? Сколько раз она приходила, молчаливая, неизменно желанная, покорная и безумная одновременно. Сумасшедшая баба. В военном лагере, в замке, на постоялом дворе - она шла, минуя все посты и никогда не находил утром Владыка Камелота своих людей пьяных без вина, очарованных древней магией, уснувших от песен темноты: рыцари клялись, что не смыкали глаз от заката до рассвета и не видели ничего, кроме ночных птиц и теней. Птицы и тени... Верные спутники его сестры-ведьмы. Она всегда старалась не стонать слишком громко, но даже если крик и срывался с ее губ, доблестные стражи не слышали ничего, в этом Артур не сомневался, как бы невероятно это не звучало. Лишь раз чары не защитили их - на выходе из покоев брата Моргана столкнулась лицом к лицу с Гвиневрой. Растрепанная, с припухшими от поцелуев губами, прикрывшая огромным черным плащом разодранное платье, ведьма исполнила идеальный дворцовый поклон перед окаменевшей королевой, и, не взглянув на Артура, покинула замок одной ей ведомыми путями, вернулась в тот монастырь, куда сослал ее отец. В тот храм, где зрела погибель Камелота. Шли годы, красота ведьмы не гасла, не гасла и страсть ее брата; а потом при дворе появился Он. Владыка Камелота не испытывал к мальчишке отеческие чувств, - по крайней мере, так ему всегда казалось, - но щенок ему очень даже нравился. Мордред был его сыном, и он был искусен, был красив, разве что не пристало мужчине так походить на женщину, пусть и самую восхитительную, самую желанную и самую родную в прямом смысле этого слова. Да, каким бы бастардом не был мальчик, он прекрасно фехтовал, его здравый цинизм порой вносил приятное разнообразие в беседы за круглым столом, и Артур посвятил его в рыцари. Кто-то возмущался - не совершил, мол, мальчишка ни единого подвига, да только слушая то, что юноша говорил на советах, король серьезно задумывался о том, что не только доблесть нужна его сторонникам. Лишь об об одном жалел вождь бриттов - рассевшаяся рядом разряженная баба с короной на голове не оценила компании бастарда своего мужа, пусть и представившегося законным сыном Моргаузы. Слишком хорошо запомнила Гвиневра лицо ведьмы, чтобы ошибиться. Сейчас, стоя по колено в крови, Артур знал - колдунья понимала, что делала, знала, к чему это приведет. Воистину, соитие с родной сестрой - страшный грех, и все, что происходит вокруг - достойная плата... Король жалел лишь об одном: умирают другие. Его вина была лишь в том, что он не любил Гвиневру: красивую, но холодную и безвкусную. Королева мечтала о прекрасном рыцаре, который ворвется в замок и спасет ее от злодея, падет на колени, будет преклонятся перед ее красотой. Не о надменном короле, который предпочтет ей собственную сестру и рассмеется в ответ на ее угрозы поведать об этом миру. Она уже знала, на что способен этот красивый жестокий мужчина, знала она и то, что для него навсегда окажется средством выгодного политического союза - и не более того. Когда в руках Тристана оказался щит, где крайне недвусмысленно изображались и королева, и король, и благородный вассал, с упомянутой королевой чуть ли не возлежащей, супруг Гвиневры даже бровью не повел, - Артуру было просто наплевать, хотя он и знал правду, которая была проста и очевидна. Гвиневра мечтала о своем собственном рыцаре, она нашла его в лице Ланселота, и король смолчал. Совершенно иначе он отреагировал, когда эта связь открылась. Это была даже не ревность: просто злоба. Женщина оскорбила монарха, нарушила закон, она должна понести наказание, и сгореть на костре, но отважный воин спас свою леди, спрятав ее в монастыре, а сам скрылся. Сколько лет Артур метался по земле, пытаясь отыскать подонка и предателя, а некогда своего лучшего друга Ланселота; король полагал, что жаждущий мести и Гвиневры рыцарь представляет серьезную угрозу его трону, и как же он ошибся... Погибель Камелота была в самом замке, а не за его пределами. ...Воды Камланны черны от крови, на ногах стоят лишь несколько рыцарей, среди которых благородный король и его выродок, Ее тень, облеченная в черную сталь. Расплата Артура, расплата короля - безумный ублюдок, захвативший власть в отсутствие законного правителя. Достойная плата за любовь. И только одного понять не может король - почему при мысли о том, что его предал сын, так сжимается сердце? Измена Гвиневры, исчезновение Мерлина, смерть отца... да, что-то подобное он испытывал тогда. С тех пор, как король узнал о предательстве сына, на грудь словно давит могильный камень, не давая вздохнуть и отравляя запахом тлена каждый миг; что-то дрогнуло внутри благороднейшего рыцаря, едва он узнал о том, что Наместник Камелота захватил власть. Священные ножны Эскалибура, обладавшие силой даже большей, чем сам меч, утеряны в горячке боя, а значит рассчитывать на то, что раны затянуться сами, не приходится, а жаль. Артур еле стоит на ногах, тело словно налилось свинцом... Все произошло быстро - король и его сын нанесли по одному удару каждый. Ублюдок, выродок, предатель, но король осознавал, что если бы он когда-то и заплакал, то только сейчас. Его расплата - это не сталь, пробившая тело; самая страшная цена - это боль и предсмертная мука на лице его единственного ребенка. Умирающий Мордред выглядит настолько жалко, что Артур против воли тянется к нему, чтобы впервые за все время их знакомства взъерошить бастарду волосы, как маленькому мальчику, каким он и является до сих пор, но купленные ценой нечеловеческих усилий мгновения жизни подходят к концу, и рыцари падают. Артур хочет что-то сказать, но губы немеют. Он вспоминает руки Морганы, ее тепло, ее запах - если бы только расплата за порочную страсть не была столь страшной... На миг короля коснулось безумное озарение, и он невольно улыбнулся. Воистину, надо было влюбиться в Мерлина.