***
13 ноября 2026. Звук молний Из-за постоянного транспорта и тепла города река полноценно замерзнет только к январю, а сейчас она отражала в своих ледяных водах свинцово-серое небо. Для потомственного итальянца такая картина должна быть невыносимо обесцвеченной, но я вырос в Петербурге и давно привык к этому. Всё-таки детство и самоощущение куда важнее крови, наш дон тому подтверждение — родившись наполовину англичанином, наполовину японцем, он по своей воле стал до глубины души итальянцем, и порой сильно гневается, если ему напоминают о родителях. - Гх, она заставила меня застегнуть ей платье! - раздражённо бормотал я Синьора Силенца Джованна до противного взбалмошная. Зная, насколько я смущаюсь от одного её присутствия, она заставила меня сделать это. И дело даже не в том, что я мог невольно прикоснуться к спине чужой женщины. Платье скреплялось не на шнуровку или крючки, а на застёжку-молнию! Это же всё равно, что заставить синьора Мисту сесть за стол четвёртым! С самого детства я ненавижу этот звук, эту форму. Видимо, досталось от матери — всегда, находя мне какую-то одёжку или сумку, она первым делом вырезала из неё все молнии, перешивая на пуговицы. Почему так ненавидела она? Не знаю, наверное потому же, почему мы уехали из Германии, где я родился, в Петербург, где нас всё равно нашли. Погружённый в эти мысли, я сидел на лестнице, ведущей с набережной к воде и ловил странные, будто не из этого мира, дежавю. - Э-э-это надо-о-олго — прозвучал за спиной скучающий детский голос. Ко мне спустился и присел на ступени Бруно Джованна, старший сын и наследник Пассионе. Ему в этом году исполнилось всего восемь лет, но отец активно брал его с собой на различные встречи, в том числе не самого легального характера. И если золотые волосы Джованны-старшего допускали различные трактовки, то ярко азиатская внешность Бруно не оставляла сомнения в его национальности — он был уже не наполовину, а на три четверти японцем. Не возмутит ли это довольно правые ряды организации? Теперь уже вряд-ли, после того договора с родом Джостаров, боковой ветвью которого является Джованна. Они, также будучи смесью английских, японских и итальянских кровей, распространили своё влияние на стандоцкаев по всему миру. Собственно, Пассионе им и нужна в первую очередь для того, чтобы устранять неуправляемых или нелояльных самому Дайске Джостару людей со стандами. От нечего делать я призвал мой Sonne — маленький, золотисто-оранжевый станд, напоминающий фею с крылышками стрекозы и такими же большими фасеточными глазами. В детстве, когда я только пробудил его, он был изумрудно-зелёным, но теперь, боевой опыт и восхищение Джорно Джованной добавили в него более горячие цвета. Цвет. Бруно не без интереса повернулся ко мне, как бы прося использовать Sonne на нём. Я понял намёк, и через секунду мальчик уже радостно раскрыл рот, восхищаясь ярко-розовой водой и своей голубой кожей. Способность моего станда — менять у человека восприятие цвета. Он может как просто перекрашивать, так и делать зрение чёрно-белым, или наоборот, болезненно-контрастным. Физически слаб, но если уметь его использовать, становится противнику серьёзной помехой. Я облегчённо выдохнул. Хоть в чём-то я не такой как он. Как я родился — вопрос к дону Джованне, но мой отец погиб за шесть лет до моего рождения. Я не унаследовал похожий на его станд, и это хорошо, потому что не выдержал бы, если и здесь, на отражении моей души, были бы эти несуразные застёжки-молнии. 13 ноября 2026***
7 марта 2013. Увидеть тишину. Я стояла перед свежей, только что засыпанной двойной могилой. Сегодня - похороны моих родителей. И это все моя вина. Я виновата, что они умерли. Я расстраивала их, приносила из школы плохие оценки, и не интересовалась ничем, кроме посиделок с друзьями и романтики. А тогда, за пару дней до их смерти, я накричала на них. "Почему твои внук и сын приезжают раз в год, а я вынуждена сидеть с тобой! У нас для этого есть слуги, которым мы платим!" "Я не поеду с вами на пикник! Это в ваше время нечего делать было, а у меня и свои интересы!" "Глупые старики..." Я тогда считала, что права. Я убежала к подруге, ничего не сообщив, выключив телефон, а матушка Сьюзи разволновалась, и её сердце не выдержало. Папа Джозеф последовал за ней. Это всё моя вина! Если бы я осталась с ними в тот вечер... Какая я малолетняя дура! Утерев слёзы, я обернулась на остальных. Тётушка (всё же, не могу называть её сестрой) Холли стояла неподвижно, уткнувшись в плечо своего сына Дайске. Чуть поодаль, с искренне скорбным видом стояли его жена со своим братом. Его дочери, правнучки Джозефа, здесь не было, как и её мужа. Для женщины на крайнем сроке беременности опасны такие печальные мероприятия. Почему бы мне просто не исчезнуть? Уж я-то могу. Только это ничего не решит. - И что ты теперь собираешься делать, Шизука? А, снова он, братец Джоске. Выглядящий как школьник-неформал в свои тридцать, и разговаривающий будто с постоянной насмешкой даже на самые серьезные темы. Вечером после похорон он задал мне такой сложный и бестактный вопрос. Что должна решить пятнадцатилетняя девочка, выросшая у стариков? Я не знаю взрослой жизни, не знаю, чего от этой жизни хочу. Я решила для себя, что просто подчинюсь решению Дайске - он теперь в роду Джостаров главный. - Прозвучит жестоко - продолжил Джоске - но я не то чтобы убиваюсь по бате. Он, да и миссис Сьюзи прожили долгую и яркую счастливую жизнь, умерли быстро и спокойно, в один день, как в сказках про настоящую любовь. Как же я его ненавижу. Взять, и выдать такое?! - Я могу понять тебя. Я ведь тоже в твоём возрасте потерял дедушку, который заменил мне отца. Притом потерял по своей вине, по своей тупости, а ты ни в чём не виновата. Конечно, не виновата. Убеждайте сколько угодно, это чувство будет грызть меня всю мою жизнь. - В тот день я понял, что лучшее, что мы можем сделать умершим - оплакать их и двигаться дальше. Вот и тебе я советую двигаться дальше, возможно уехать отсюда, найти свою жизнь и мечту. Не бойся, Джостары своих не бросают. К тому же, твоя семья это не только Джозеф и Сьюзи. Это и я, и Дайске со своими, и Джо... Тут он запнулся. - Продолжай - строго ответила я - кто ещё? Джоске явно не хотел говорить. - Ну-у, он не самый обычный человек даже по нашим меркам. А уж его образ жизни и род деятельности... С ним ты будешь в постоянной опасности. Вот оно что! Меня словно электрическим током ударило, прогоняя сомнения и апатию. Опасность. Если я буду подвергать себя всевозможной опасности, то есть жить как истинный стандоцкай, то гложащее меня чувство затихнет. Надеюсь. Я вскочила на ноги и начала расспрашить брата об этом загадочном человеке. Он нехотя отвечал, но наш разговор неожиданно прервал тихий и холодный баритон за моей спиной. Дайске. - Значит, вот, что ты решила, Шизука? Да. Просто да. Дальнейшие размышления только сбили бы меня с моего пути. Спустя две недели, 22 марта, я уже приземлилась в аэропорту другой страны, полном других людей, говорящих на другом языке. Мне лишь назвали парковочное место, где стояла недорогая потрёпанная машина и двое мужчин. Один, крепкий и мускулистый мулат, завидев меня, бросил на асфальт недокуренную сигарету и подбежал забрать мой багаж из единственного чемодана. Второй, изящный статный блондин, вышел из машины при моём появлении и открыл дверь заднего сиденья, наискосок от водителя. На секунду я взглянула в его мягкие зелёные глаза и замерла. В этих глазах было всё. Доброта человека, жаждущего спасения для ближнего и своей души. Жестокость лидера, отправляющего подчинённых на верную смерть ради победы, а чаще лишь шанса на неё. Но главное - бездонная печаль и тяжесть всех потерянных и отнятых жизней. - Присаживайтесь, не стесняйтесь - его слова вернули меня к реальности. Я последовала указанию, он закрыл дверь и вошёл с другой стороны. Тем временем мулат управился с багажом и сел за руль. Машина двинулась. - Как вас зовут, сеньорита? - голос и говор шофёра, в отличие от таковых у блондина, был звонкий и небрежный. Я, всё ещё будучи под впечатлением, промолчала - А в ответ тишина... - он задумался и щёлкнул пальцами, ему пришла в голову удачная шутка - тогда я так и буду называть вас - Тишина. Мне кажется, вам такое имя очень идёт. И он рассмеялся, вызвав лёгкую улыбку на прежде неподвижном лице своего босса. Зря смеёшься, ведь ты прав - меня и правда зовут "Тихая" Машина разогналась, увозя меня в ещё неизвестное, незримое будущее. 22 марта 2013***
- Твою ж... Хорошо, этого Айрин с Джоэль не видят. Доменико Пуччи ещё раз выругался, осматривая картину перед собой. Даже он, многое повидавший, не мог унять дрожь во внутренностях. А этот сухарь Дайске, похоже, ничего не чувствует, хотя найденный в таком состоянии человек был его близким помощником. Или делает вид, что не чувствует? На полу небольшой, утопленной в землю комнатки лежал светловолосый мужчина лет двадцати пяти. Его руки и ноги были раздроблены и раздавлены многочисленными ударами чем-то тупым и тяжёлым. Причём начали явно с самых конечностей, с ладоней и стоп, чтобы жертва вдоволь настрадалась. Жуткий почерк. - Эмпорио... - наконец, тихо шепнул Дайске имя погибшего. Мальчишка, подобранный Джостарами в одиннадцать, он был верным и старательным исследователем, одним из тех, кто должен был унаследовать ношу и силы мира стандоцкаев. За какой секрет он заслужил такую смерть? Несмотря на пытки, на застывшем лице Эмпорио была улыбка. Они ничего не узнали, кем бы эти "они" ни были. Дайске скомандовал уходить, и его напарник призвал именем - "Antigravity" - черную, завёрнутую в длинный балахон трёхметровую фигуру станда. - Ты так и оставишь его здесь? Не похороним? - Нет. Я обрушу перекрытия, и тонны бетона и земли навечно погребут его здесь - голос Дайске звучал торжественно и несколько пафосно - здесь, на месте его последнего подвига Доменико согласился. Всё равно они не могли перенести тело, точнее то, что от него осталось. В уже рушащейся комнате мужчины укрылись под балахон Antigravity и, в последнюю секунду, исчезли вместе с ним. 19 ноября 2026.