Пустота внутри тех, кто уже умирал

На взлете должно становиться привычно страшно, Но тот, кто уже умирал – ничего не боится, Тем, кто с пустотой в глазах, страх уже не важен, На взлете ты шепчешь: “Разбиться, хочу разбиться”. И нервно сжимаешь измятый листок бумаги, В нем ровные строчки стихов, как из прошлой жизни, Но ты не читаешь – тебе не хватает отваги, А снова быть смелой теперь уже кажется лишним. Помятый клочок – это все, что тебе осталось, Лететь в темноту, постараться забыть о прошлом, Агония отступила, пришла усталость, И жить по инерции даже не слишком сложно. Но лишь закрываешь глаза и ровнее дышишь, Как нити всех мыслей сплетают знакомый образ: Глаза, что чернее ночи, а в них – вспышки. Июньская лилия крошится в острые стекла. И может быть стоит записку порвать в клочья, Найти утешенье в каком-то ином взгляде, Но сердце упрямое будет хранить строчки, И воспоминанья, да только чего ради? Полет как в тумане, и в окнах – дождя стены, В холодной гостиной опять не горит люстра, “Записку сожги” – все звучит в голове рефреном, Но ты открываешь листок с самым сокровенным, Но он не хранит больше строк, в нем теперь пусто.