je suis la mort

Мишина матушка всегда отзывалась о нём как об очень нежном и влюбчивом мальчике и неизменно опасалась, что когда-нибудь это его погубит, отец же лишь со смехом отмахивался от жены, делая упор на благоразумие сына. К сожалению, материнское чутьё не ошиблось - юный офицер Семёновского полка попадает в плен зелёных глаз сослуживца практически с самой первой встречи. У Серёжи всегда обжигающе холодные руки, и Мише ужасно нравится согревать их своими поцелуями и прикосновениями. У Серёжи самая очаровательная улыбка на свете, Бестужев готов на любой глупый и безрассудный фортель, лишь бы он смеялся. От тихого "Мишель" по его коже бегут мурашки, за прикосновение прохладных губ юноша сделает всё, что Серёжа попросит. Ссылка в Малороссию становится для пылкого Мишиного сердца сильным ударом, но его естество настойчиво убеждает его, что Сергей обязательно всё решит и исправит, по-другому просто не может быть, однако, когда спустя год ничего не меняется, эта уверенность сменяется горьким отчаянием, предложение Пестеля вновь объединиться увлекает его всё сильнее с каждым днём, но вместе с тем растёт и противное ощущение, что такими помыслами он предаёт своего Серёжу, поэтому Миша не может позволить себе показывать это, скрывает всё за прежней легкомысленной улыбкой, разрываясь от внутренних противоречий. Напряжение висит в воздухе, Бестужев безошибочно это ощущает, неудержимое желание сделать что-то ради Серёжи, что угодно, лишь бы хоть немного его развеселить, чуть ли не сжигает юношу изнутри, и вот прекрасное новое фортепиано на ярмарке, на которую его занесло совершенно случайно, кажется идеальным вариантом, даже цена не останавливает Мишу от покупки. При виде фигуры, в которой знаком каждый миллиметр кожи, каждая чёрточка которого много раз обведена тонкими хрупкими пальцами, по Мишиному телу разбегается электрический заряд, он поспешно отправляет извозчика к дому Муравьёва-Апостола, а сам, едва скрывая волнение, подъезжает к Сергею. - Бог в помощь! - произносит в качестве приветствия. Серёжа оставил мундир лежать на поваленном дереве неподалёку, и практически мгновенно в голову Бестужеву закрадывается шальная мысль: одно движение, и мундир уже у него в руке, а сам он пришпоривает лошадь и устремляется вдоль речного берега, слыша сзади окрики Серёжи вперемешку с его прекрасным смехом. Миша сворачивает влево, в поля, краем глаза примечает Сергея, и вдруг останавливает лошадь и, оставив украденный таким наглым образом мундир поверх седла, спешивается и дальше уже бежит сам, тоже заливаясь смехом. Обернуться его вынуждает окрик Муравьёва, который вдруг оказывается совсем рядом, уже вновь одетый в мундир, и, улыбаясь этой сводящей с ума улыбкой, мягко увлекает Мишеля на траву. Ухо щекочет торжествующий шёпот "Поймал", а затем чужие губы медленно скользят по всему его лицу. Серёжа старается не пропустить ни одной веснушки, Миша лишь улыбается глупо, и чувство защищённости с каждой минутой захватывает его сильнее. - Ты - лучшее, что есть в моей жизни, Миш. - Серёжины зелёные глаза заглядывают в лицо Бестужева с такой практически детской наивностью, что ему становится неловко, но в то же время и приятно до дрожи. - Серёж... - Миша хочет что-то сказать, но сформулировать мысль у него не выходит, и он просто целует Муравьёва, на несколько мгновений забывая обо всём. - Кто-то сдал всех нас... - слова Пестеля звучат словно приговор, чем, в принципе, и являются. Серёжа старательно натягивает маску ледяного спокойствия, но он может пытаться обмануть кого угодно, кроме Миши - тот слишком хорошо его знает, чтобы улавливать всю бурю эмоций, кроющуюся в глубине глаз и нервных движениях рук. Когда они остаются в комнате вдвоём, Муравьёв позволяет дать волю эмоциям, закрывая голову руками и тяжело и хрипло дыша, Мишино сердце разрывается на части, но ещё хуже становится, когда он вдруг глухо, со слезами в голосе, произносит: - Мишель, родной, прости, это я виноват во всём. Спустя пару мгновений Бестужев оказывается рядом с ним, мягко, но осторожно берёт его руки в свои и начинает успокаивающе шептать: - Нет-нет-нет, Серёж, ты тут точно ни при чём, тише... - Миш, я давно должен был рассказать всю правду, но... - он запинается, но всё же продолжает. - но мне было страшно, что ты отвернёшься от меня... - Ну что за бред, Серёжа, с чего ты только взял такое? Сергей старается не смотреть на собеседника, когда, тяжело вздохнув, продолжает свою речь: - Знаешь, Смерть иногда спускается в мир людей, чтобы устроить какое-нибудь кровавое событие и удовлетворить этим свою жажду крови. - Серёж, что с тобой? Обожди, я велю позвать доктора! - Миша смотрит обеспокоенно, хочет уже встать, но Муравьёв не даёт ему, удерживает за руки, и с мольбой просит: - Мишенька, милый, пожалуйста, дослушай, умоляю. - Бестужев всё же остаётся на месте. - И когда такое происходит, Смерти необходимо человеческое тело, чтобы свободно передвигаться по земле. - и снова звенящая пауза предшествует окончанию предложения. - И вот в этот раз она выбрала меня, Миш, я и есть Смерть... Сергей умолкает, потупив взгляд и будто бы даже задержав дыхание, ожидая реакции. - Может, всё же позвать доктора, Серж? - Не веришь, значит... - он с грустной улыбкой качает головой. - Я понимаю, почему. Что ж, это даже лучше, чем я предполагал... - Серёж, я... - Миша чувствует себя до ужаса виноватым, сам не зная, почему. - Ничего, всё в порядке, просто помни, что ты в любой момент можешь уйти, хорошо? - Я не понимаю... Муравьёв поднимает полный боли взгляд на Бестужева и тихо отвечает: - Я тоже. После отмены верховного смотра члены Южного общества практически не встречаются, Мише остро не хватает Серёжи, но голос разума велит ему оставаться в полку. Словно гром среди ясного неба приходят известия об аресте Пестеля и катастрофе в Петербурге, и вместе с ними исчезают всяческие надежды на успех дела. Постоянный страх ареста висит над Бестужевым Дармокловым мечом, а тут ещё, будто бы назло, и Новый год, который непременно нужно отмечать с однополчанами. - Бестужев, нужно поговорить. - уж чего-чего, а говорить Миша сейчас хочет меньше всего, во-первых, из-за количества шампанского, выпитого за вечер, а во-вторых, после стольких недель разлуки Серёжу хочется только прижать к себе и целовать, целовать до самых синяков на губах. - Я пришёл сообщить, что дело начато, и мы выступаем. - Серёжины глаза горят странным, практически страшным огнём, Мише становится неуютно: таким он его ещё никогда не видел. - У нас очень мало времени. - Нет, дело кончено, Сергей, мы раскрыты. - слова виснут в воздухе, Бестужев тут же жалеет о сказанном, но в глубине души ощущает, что прав. - Пестель арестован, в Петербурге катастрофа! - голос срывается, и следующую фразу он произносит уже практически шёпотом: - Сейчас мы выпьем шампанского и застрелимся... - Серёжа за пару мгновений преодолевает то небольшое расстояние, разделяющее их, горячо восклицает: - Ты не смеешь! - Миша понимает, что действительно не смеет, особенно когда Серёжа, такой желанный и родной, стоит напротив и смотрит так особенно, что внутри всё переворачивается. Муравьёв понижает голос и говорит мягко, чуть ли не умоляюще: - Мишель, мне нужна твоя помощь, пожалуйста. - что-то в его лице неуловимо меняется, он отводит взгляд. - Впрочем, я сам обещал, что ты сможешь уйти, когда захочешь. Не хочу нарушать слова. Сергей отворачивается с плохо скрываемой болью, и тут Миша не выдерживает: - Что сказать солдатам? - Скажи, что Черниговский полк поднялся. - Муравьёв улыбается, но радости в его улыбке где-то в половину меньше, чем теоретически следовало бы, вместо неё - светлая грусть. - Спасибо, Миш. - Прошу, не нужно благодарности. - Бестужев наконец берёт его за руку и осторожно целует, Серёжа не сопротивляется. Мише казалось, что вид окровавленного Серёжи, лежащего на снегу, станет худшим моментом его жизни, однако оказывается, что всегда будет положение хуже - ночь перед казнью. Миша категорически не хочет умирать, тем более так - на виселице, как какой-нибудь разбойник с большой дороги. Спасает лишь Серёжа - ему как-то удаётся добиться того, что их заключают в соседние камеры, и даже каменная тюремная стена оказывается не в силах избавить Бестужева от ощущения близости родного человека. - Serge, il fait peur (1) - голос звучит хрипло и тихо, Миша надеется, что его расслышат. - Je comprends, mon amour, mais tu ne partageras plus rien. (2) - Серёжа как всегда спокоен, как, Бестужев понятия не имеет. Они редко говорили между собой на французском, но сейчас настолько интимный момент, касающийся только их двоих, что русский кажется неподходящим. - Désolé Michel, c'est de ma faute. (3) - после небольшой паузы продолжает Муравьёв. - Ne t'en veux pas, tu m'as donné le choix. (4) - Tu aurais pu refuser, mais tu ne l'as pas fait. Pourquoi ? (5) - Parce que je t'aime, idiot. (6) Серёжа разражается хриплым безрадостным смехом, шепчет «Stupide» (7) и замолкает. - А ты действительно не боишься? - Миша не может молчать, только не этой ночью. - Действительно, Миш. - от этих слов по спине Бестужева-Рюмина пробегают внезапные мурашки. - Ведь я не боюсь смерти, потому что я и есть смерть. Именно в этот момент Миша понимает, что Серёжа не шутил тогда, в Василькове, и от этого ему становится ещё страшнее. Он тихо всхлипывает, не в силах больше сдерживаться, но Муравьёв всё же слышит, и в его голосе ясно слышится испуг: - Мишель, я напугал тебя, да? - трактуя молчание как утвердительный ответ, он вдруг ударяет кулаком по стене и, сам чуть не плача, выдавливает: - Я не хотел, правда, чёрт, да я бы всё на свете отдал, чтобы ещё хоть раз к тебе прикоснуться, слышишь? Бестужев слышит и чуть ли не кожей ощущает искренность этих слов: - Верю... - Не плачь, умоляю тебя. - Постараюсь. - Миша взаправду смахивает подступившие слёзы и всеми силами удерживает их внутри - ради Серёжи. Когда их выводят во двор крепости, солнце до боли режет глаза, Миша едва передвигает ноги, отчасти из-за бессонной ночи, и слёзы наконец выступают из его глаз, стоит осуждённым замереть около подготовленной для них виселицы. Серёжа оказывается рядом и заключает его в объятия, крепкие и надёжные, как и раньше. - Миш, не показывай им свою слабость. - шепчет в ухо. - Я не могу больше... - Бестужев всхлипывает, и страх перед смертью вновь охватывает его. - Я рядом, Миш, я всегда рядом. Миша сквозь слёзы улыбается банальности этих слов, но, возможно, именно их ему и не хватает. Священник произносит над ними последнюю молитву, но Бестужев практически не слушает - всё его внимание сосредоточено только лишь на Сергее, на его пальцах, до последнего касающихся Мишиных запястий. На шее Каховского уже закрепляют петлю, и лишь тогда Миша решается поднять на Серёжу взгляд красных от слёз глаз. Тот сохраняет ледяное спокойствие, которое всегда удивляло и восхищало Бестужева, и в лучах рассветного солнца, последнего в их жизни, он кажется сошедшим с небес ангелом. Перед тем, как его охватывает темнота плотной ткани, Миша зажмуривает глаза и отпечатывает в памяти Серёжин образ - перед смертью ему больше не о чем и не о ком думать. Краткий миг боли, и Бестужев открывает глаза от ослепительно яркого света, нервно оглядывается и замечает вдруг Серёжу - живого, только лоб рассечён до крови. - Bonjour Michel! - улыбается нежно, будто бы и не стояли они только что на виселице, будто бы они вновь в далёком Василькове, и кроме них нет никого в этом мире. - Серёж, я не понимаю... - Смерть никогда не приходит одна, рядом всегда должна быть Жизнь - её вечная спутница. - Муравьёв осторожно берёт Мишины пальцы, подносит к своему запястью, и Миша чувствует его пульс, чувствует жизнь внутри, и у него выходит лишь улыбнуться неразумно. Сменяются времена, страны, режимы, а у Серёжи всё такие же холодные руки, и Мише всё ещё нравится согревать их поцелуями. (1)"Серж, мне страшно" (2)"Я понимаю, моя любовь, но ничего уже не поделашь" (3)"Прости, Мишель, это моя вина" (4)"Не вини себя, ты дал мне выбор" (5)"Ты мог отказаться, но не сделал этого. Почему?" (6)"Потому что я люблю тебя, дурачок" (7)"Глупенький"