Годовщина

Виски растекается горечью по языку, огнём по горлу, безумием по венам. Гром выдыхает и отставляет бутылку: он и сам не знает, почему решил этой ночью напиться. Почему пришёл сюда, к чёрной манящей воде. Почему не переборол себя и не остался в тёплой постели. Мухтар тоскливо воет, словно предчувствуя что-то плохое, что-то напоминающее о тех временах, когда Гром искал себя, блуждая по полупризрачным улицам Петербурга. — Тише-тише, всё в порядке, — произносит он успокаивающим тоном, гладит Мухтара по голове. Тот сбивается на едва слышный скулёж, от которого по спине стекает холодный пот. — Сейчас домой пойдём, — обещает Гром, пытаясь подняться на ноги. Собственный вес кажется неподъёмным, а кости словно превратились в желе, гнутся и стремятся уронить на холодный камень. Мухтар прижимается горячим боком, дышит загнанно, словно на охоте. Не понятно только, кто был охотником. Хриплый лай отдаётся дрожью. Гром переводит взгляд на реку. Вода расходится неровными клочьями, выпуская из себя нечто. — Здравствуй, Игорь, — здоровается чудовище, щёлкая суставами лишних рук, втягивая их в себя, принимая человеческий облик. Последними из кожи выплавляются розовые очки, закрывают холодные рыбьи глаза. Мухтар приглушённо рычит, а Гром глупо думает, что пёс его не бросит, даже если скомандовать бежать отсюда. Флегетон смотрит снисходительно, животные его не интересуют. Люди тоже не очень: только в качестве источника крови. — Я рад, что ты сегодня пришёл ко мне, — говорит он, кладя руку на плечо окаменевшего Грома. — Приятно осознавать, что именно мой зов тянет тебя до сих пор. — Что..? — задать вопрос до конца Гром не успевает, горло пересыхает до боли. — Тсссс, — отвечает Флегетон, холодными пальцами касается чужих век, опуская их вниз. — Это всего лишь сон. Твоя нынешняя жизнь — всего лишь сон. Игорь пытается сглотнуть, пытается распахнуть глаза, дышит жадно, но кислород будто не проходит внутрь. Ядовито-приторный шёпот топит с головой. — На самом деле ты умер ещё тогда, во время пожара, — говорит Флегетон. И Гром чувствует, как к нему, заляпанному своей и чужой кровью, ластятся языки пламени, обнимают, пожирая кожу и плоть. Беззвучный крик прорезает время и пространство, выворачивая душу. Перед глазами сгущается благословенная темнота. — Спасибо за угощение, — шепчет Флегетон, шагая в воду. Гром просыпается от того, что Мухтар тычется влажным носом в щёку. Вчерашняя бутылка лежит перевёрнутой, расплескав остатки виски. Гром не помнит ничего конкретного, перед глазами мелькают лишь отблески ночного кошмара. Хотя это неудивительно — они приходят каждый год. Венеция, Сибирь, пожар в психиатрической клинике… — Ира, наверное, волнуется. Нам лучше поторопиться, — Гром ласково трепет Мухтара. И не замечает, как тот пугливо поджимает хвост, косясь на воду.