Дурная привычка №2

Лучше бы он не видел. Сердце бешено колотится, а в грудь больно колет обида, тут же изливаясь в живот жаркой похотью. Альберт стоит перед дверью в кабинет и не может моргнуть. Лучше было не видеть, но раз увидел, оторваться невозможно. В полутьме кабинета Майкрофт и Моран целуются. Целуются не так, будто хотят друг друга, а как будто любят. Так же, как Альберт любит их обоих. В Майкрофте не видно привычного натиска, а Моран впервые наклоняет голову так, чтобы Майкрофту удобнее было касаться его губами. Нежно, как никогда прежде. Альберт наконец отшатывается, чудом не спотыкаясь о собственные чувства, и ныряет во тьму гостиной. Бутылку вина на тумбочке он находит не глядя. Это его дурная привычна номер один. А дурная привычка номер два вот уже месяц как переехала к ним в квартиру. Строго говоря, это квартира Альберта: он купил её, когда они с Майкрофтом решили съехаться. Майкрофт имеет хороший чин в правительстве Соединённого Королевства, но не отличается честолюбием, не берёт взяток и не ворует. У Альберта Мориарти же деньги водились всегда: на инвестициях он заработал тысячи, а с появлением криптовалют и миллионы фунтов стерлингов. Иначе и быть не могло, раз его финансовым консультантом был приёмный брат — гениальный экономист и математик. Деньги — необходимое зло. Об этом Альберт узнал ещё с детства от своих родителей, ныне по его собственной милости покойных. Альберт не верит в государственное правосудие, но смеет мечтать о равенстве. Жестокий мир не устаёт показывать: все люди равны, но те, кто с деньгами, равнее. Вот Альберт и жертвует половину доходов на благотворительность. Если дать нуждающимся деньги, быть может, чаша весов сдвинется в их сторону хоть на грамм. В любом случае, деньги не приносят Альберту счастья. Оставшиеся фунты он тратит на дорогущее вино, любимого Майкрофта и ещё одну вещь, о которой не знает его психоаналитик… В большой квартире тихо. Ни звука, кроме журчания вина по стенкам бокала. Альберт садится в массажное кресло и замирает с сосудом напитка в руке, глядя на тонущий в ночи Лондон. Он может сидеть так часами, глядя погасшими глазами в никуда, не думая ни о чём. Каждый день он собирает осколки себя в нечто целое, ради Майкрофта. Живёт ради Майкрофта, забывает мир под его поцелуями. Но вылечить Альберта Майкрофт не может: разбитая бутылка не срастётся назад, даже если её очень любить. Всё лечение его боли от мира симптоматическое. Дурные привычки помогают больше, чем лекарства. Алкоголь дурманит, давая забыться, а всемирная паутина даёт всё, что ты ей прикажешь. Альберт никогда не знал, чего ему не хватает, пока оно не нашло его само. Сначала Себастьян Моран показался просто красивым. Мощное спортивное тело, украшенное шрамами. Крупные черты лица, тяжёлый взгляд чёрных глаз и приподнятые рожками дьявола уголки идеальных губ. Сначала его инстаграма казалось достаточно. Но бесконечные сториз из ванны заставляли хотеть больше. В них не было ни капли пошлости, вода надёжно скрывала всё ниже рельефного пресса. А Моран смотрел в камеру, нагло ухмылялся и отвечал на комментарии подписчиков. Иногда он рассказывал, как служил в горячих точках, как потерял руку, как заработал каждый шрам, а вместе с ними — и звание полковника, а Альберту хотелось стиснуть пальцами его задницу. Благо, её фоток в профиле было достаточно, чтобы запомнить даже ямочки на каменных ягодицах. Альберт хотел царапать её, ломая ногти, а мог только смотреть. Нет, мало. Мало, мало, мало. Чистый серотонин — тоже наркотик. И когда он вызывает привыкание, его нужно всё больше. Следующей стадией зависимости был его «Онлифанс». Оказалось, если платить деньги, можно получить гораздо больше красивого полковника Морана. Оказалось, если платить деньги, можно увидеть то, что другим недоступно. Оказалось, если платить деньги, полковник сделает что-нибудь специально для тебя. Всё, что ты попросишь. Альберт опрокидывает бокал залпом. Так непохоже на него — пренебрегать любимым напитком. Но руки дрожат, и ему нужно успокоиться. А телефон мигает новым сообщением, и на заставке — до сих пор утреннее селфи Морана. Хмурый взгляд, щетина и голые плечи. У Альберта весь телефон забит им в разных позах и ракурсах. Остановиться значило перекрыть себе поток гормона счастья. Он так не мог. И Майкрофт не смог тоже. Майкрофт всё знал. Может, не с самого начала, но Альберт слишком любил его, чтобы скрываться. В конце концов, это просто увлечение, даром что больное и минусует многозначные суммы с их общих банковских карт. В конце концов, это просто красивый мужик-вебкамщик по ту сторону экрана. Ведь так? Ещё один бокал. Альберт открывает форточку: ему не хватает кислорода. Ему нужна холодная голова, чтобы решить, что делать. То, чего он так хотел и боялся, случилось вновь. Если попробовать вспомнить, ждал ли он, что Майкрофт может его бросить из-за пагубной привычки по имени «Моран»? Ха, не допускал и мысли. И оказался прав. Но не ждал он и того, как Майкрофт решил всё в итоге. — Дорогую игрушку ты себе выбрал. Так хочешь его? Майкрофт умеет говорить с ним, как никто. Его слова не делают больно, всегда по делу, всегда мудрые. Альберт платит за это честностью: — Да. Дико. — Будь по-твоему. Тогда невозможно было представить, что за этими словами стоит не дозволение, а действие. Майкрофт мудр и безупречен. Но безупречности ничто человеческое не чуждо. Даже дурные привычки. У Майкрофта их две: трудоголизм и Альберт Мориарти. И, о, на что он только не идёт ради второй… Что Майкрофт чувствовал тогда? Прожигало ли его раскалённым штырём насквозь так, как сейчас Альберта? Хотел ли он сломать Морану шею, когда тот впервые перешагнул порог этой квартиры? Вполне возможно, если учесть, что на следующее утро дорогая игрушка проснулась в их постели с отпечатками чужих пальцев на мускулистой шее. А ещё с царапинами на заднице, укусами на мощных плечах, засосами на груди. В любом случае, взглянув в зеркало, Моран лишь молча закурил. Ему заплатили слишком много, чтобы жаловаться. Альберт помнит, как тяжёлый взгляд желанного мужчины давил ему на грудную клетку. Как Моран прохрипел, глотнув виски: — Чёрт, я думал, вы парочка стариков-извращенцев, раз столько бабла на меня слили. А вы такие, что я бы сам вам задонатил. От этих мерзких слов у Альберта похотливо вздрогнули колени и отключилась башка. А Майкрофт усмехнулся ему из постели, глядя со своим обычным прищуром: — Приходи ещё, и получишь столько же, если снова порадуешь моего мужа. Альберту осталось лишь сверкнуть зелёными глазами из полумрака шёлковых простыней. Он знал, что Себастьян Моран придёт. В конце концов, Майкрофт попал в одну из четырёх его дурных привычек: пить, курить, много трахаться и просаживать деньги в онлайн-покер. — Вам с партнёром чего-то не хватает. Подумайте об этом на досуге, — посоветовал как-то психоаналитик. Не чего-то, а кого-то, как оказалось. Этого Альберт в его кабинете не произнесёт, но он знает и знал сразу. Чёрт с ней, с причиной. Может, Майкрофт слишком много пропадает на работе. Может, Альберт слишком сильно сходит с ума. Может, Моран просто слишком хорош. Но он стал недостающим звеном. Он стал нужнее воздуха. А за воздух пока, слава богу, не принято платить. И за Морана Альберт не отдаёт больше ни фунта — у него их просто не берут. — Оставь своим детским приютам, — Моран ржёт, но по-доброму, без издёвки. Альберт всё равно подбирается и кусает его за ухо за это. Себастьян как большой кот — красивый, грозный и чертовски милый, невозможно не помучить. Пожалуй, вот этого озорства и не хватало. С Майкрофтом так нельзя, Альберт не может заставить себя позариться на его совершенство. Запятнать колкими шутками, замарать страстными укусами того, кто должен остаться нетронутым. Его Альберт хочет сохранить, а Морана хочет (и может) растерзать. Они оба — для Альберта, а он — для них. Так думал Альберт, пока не застал Майкрофта и Морана за поцелуем на утренней кухне. Долгим, рваным и страстным настолько, что они даже не заметили свидетеля. Это был первый раз из десятка таких же. Последний — только что. Теперь Альберт думает лишь об одном. «Они никогда не целуются при мне». Мориарти допивает последний бокал вина, вытрясает из бутылки оставшиеся капли, и под ними горло его саднит так, будто всё это время он истошно кричал вслух, а не про себя. От их поцелуев его клинит. Он желает впитать это зрелище, как простыни впитывают пот жарких ночей. Он жаждет быть не случайным наблюдателем, а возлюбленным, допущенным к их секрету. Одну из нитей гормона счастья обрезали, и в недостатке начинается болезненная ломка. Они никогда не целуются при нём. Ерунда, если считать, что их не связывает ничего, кроме Альберта, общей выпивки и пары партий в покер на выходных. Открытая рана, если знать, что они прячут поцелуи у него за спиной. Так, будто он их не заслуживает. Так, будто он чужой. — Эй, ты же не выпил всё без меня? Альберт оборачивается. Моран висит на дверном косяке, не заботясь, что спортивки сползли почти до лобка. Альберт травится похотью, и она мешается с обидой и ревностью в парализующий яд. Через силу он улыбается: — Вы меня переоцениваете, полковник. Разве я мог бы так с вами поступить? В кладовой ещё припасена бутылочка, только не разбейте, как в прошлый раз. Она стоит как ваша почка. — Тьфу, блин, вспомнил тоже, — Моран в шутку сердится. — Да не переживай. Разобью — завтра отработаю. — А что завтра? — Последний стрим. — Закрываете «Онлифанс»? Внезапно как. Моран проходит к окну и плюхается на пол перед креслом. — Да я когда руку в Сирии потерял, забацал аккаунт, чтобы на нормальный протез заработать, — он поигрывает в воздухе пальцами облачённой в перчатку правой руки. — А теперь, когда у меня есть… всё, нахера мне «Онлифанс»? «Теперь, когда у меня есть вы», да? Альберту становится капельку легче. А ещё, кажется, теперь у него есть ключ к решению своей проблемы. Следующий вечер торжественно тихий и пресный. Альберт пьёт джин-тоник на кровати и треплет волосы Майкрофта, упавшего после трудового дня на его колени. Они не говорят, но когда Альберт включает стрим Морана со своего нового аккаунта, Майкрофт поворачивается, чтобы тоже смотреть. Альберт помнит мурашки по своей коже от влажного тела Морана на экране. Теперь мурашки от мыслей, что он — в их ванне, в паре комнат отсюда. В той самой ванне, где они столько занимались сексом, расплёскивая по полу воду с лепестками алых роз и примесями вина. Моран на камеру что-то говорит, смеётся и эротично курит. В комментариях бесконечно повторяется чужое «Хочу тебя», «Хочу, чтобы ты был мой». Альберт закусывает губу и вводит данные банковской карты. Он думал написать в личку, но теперь хочется в общий чат, чтобы все видели. Чтобы все напоследок узнали, чей Себастьян Моран. Кто забрал его у всех. «Поцелуйте его для меня, полковник». И пару тысяч фунтов в придачу. Этого достаточно? Усталые брови Майкрофта чуть приподнимаются. Суровые брови Морана, листающего комментарии, приподнимаются ощутимо. В обращённом в камеру замыленном взгляде раздражение, похоть, понимание и насмешка — всё разом. «Ублюдок». Моран цокает языком и, закатив глаза, послушно встаёт, не особо скрывая свою наготу. Последний стрим всё-таки, пускай насладятся. Минута, и дверь в спальню распахивается. — Какого хрена, Альберт? — Моран нависает над ним, весь мокрый, капая водой с волос на подушки. — Это мне следует спросить вас двоих, почему мне пришлось платить за то, что должен получать и так? — Альберт улыбается, не скрывая сладкой издёвки. Майкрофт поднимает голову с его колен и садится. Он единственный здесь спокоен. — Так вот, значит, как, полковник. Мы с вами думали, как бы не поранить Альберта, а он, оказывается, только этого и хотел. Побалуем его разок? — Ха! Да сколько угодно. Теперь Моран нависает уже над Майкрофтом. Нет, прижимает его к кровати. А тот, усталый после работы, о сопротивлении и не думает. Лениво, но властно тянет к себе. Альберт роняет пустой бокал — вдребезги. Самого его, давно разбитого, будто бы в этот миг собирают вновь. А рядом, совсем близко, Моран целует Майкрофта. В их приоткрытых друг для друга губах — нежность двух огромных хищников, что ласково трутся ушастыми головами вдали от глаз человека. Но стоит их таких потревожить — они незамедлительно тебя разорвут. И Альберт хочет быть разорванным. В конце концов, в их же силах собрать его потом заново. Не прерывая их поцелуя, он двигается поближе, впивается губами Майкрофту в шею, распускает пояс его халата и лезет к истерзанной шрамами груди Морана. Тот легко валит его свободной рукой, точно тигр лапой. Смотрит исподлобья. Отнимает губы от Майкрофта. Говорит: — Камера ещё включена. Если я сейчас останусь, вам обоим придётся быть очень громкими. Мои подписчики заслужили шоу напоследок, правда? — Ничуть не меньше, чем я, — успевает прошептать Альберт перед тем, как Майкрофт утягивает его в поцелуй, а Моран ловит губами яростный пульс на его шее. Кровь перегоняет гормон счастья. Это уже больше, чем зависимость. Больше и важнее для всех троих. В конце концов, иногда дурные привычки правда помогают больше, чем лекарства.