Todoroki Ken

— Бакуго! В лесу нельзя разжигать огонь! — крикнул Шото, придерживая бессознательное тело мальчика из класса Б, лежащего у него на спине. Бакуго издал полурычащий звук в глубине горла, уклоняясь за лед, призванный Шото. Зубы-лезвия пронеслись мимо него, быстрые и острые. Блондинистый подросток уже собирался повернуться, чтобы что-то крикнуть, когда все они услышали хруст веток с другой стороны кустов. — Что это было? — это не мог быть Мунфиш. Они уже какое-то время уклонялись и бежали, и двое подростков уже определили общую дальность атаки злодея. Если бы причуда злодея могла простираться так далеко, он бы не сражался с ними так долго. Еще злодеи? Учителя? Вытянув шею и напрягая тело, Шото увидел намек на знакомые белые волосы, и небольшой визг поднялся к его горлу. Его папа не мог здесь находиться. Было слишком опасно. Как его папа мог пройти через лес один в темноте? Он все еще был в лагере, когда студенты уходили. Герои не позволили бы гражданскому гулять в одиночку, когда их атаковали и когда местность, вероятно, кишела злодеями. — Папа? — крикнул Шото, чувствуя, как от беспокойства в уголке рта появляется горький привкус. — Это ты? Ему никто не ответил. Порыв ветра пронесся над его головой. Затем послышался хруст ломающихся зубов. Звук отличался от того, который слышался, когда он блокировал атаки злодея своим льдом. Это был более чистый звук, прочных как сталь зубов, разбивающихся под силой. Что-то красное, похожее на щупальце, обвилось вокруг Мунфиша, скользя между атаками злодея и извиваясь в воздухе. Когда по нему царапали зубы, казалось, будто царапали металл, а не плоть. Но эти щупальца не могли быть сделаны из железа или чего-то подобного. Они были настолько подвижны, неестественно изгибаясь и сгибались, что неопределенный страх начать наполнять грудь подростка. Они наблюдали, как из густого полога листьев и кустов выскочило еще больше щупалец, которые пронзили злодея. Одно прошло через левый плечевой сустав, а другое через правое колено. Следующее должно было попасть мужчине в живот, но отлетело от нескольких зубов. Однако это не остановило щупальца: они целиком обвили злодея и швырнули его на землю, на грубый и неровный ледяной покров. Они услышали звук, прежде чем злодей замер. Трудно было описать этот шум. Не столько крик или хрюканье, может быть, больше похоже на щелчки или какое-то дробление костей. Это не имело значение, потому что затем красный цвет начал накапливаться. Чья-то рука закрыла глаза Шото, и он чуть не уронил другого ученика и не заморозил половину леса. Его остановил запах и голос. — Шото, мне так жаль, что тебе пришлось это увидеть, — запах чернил и бумаги, старых книг, которые папа очень любил и даже взял одну или две в эту поездку. Голос его папы был по-прежнему нежным и спокойным, как обычно, но холоднее, чем тот, к которому привык Шото. — Папа? Рука осталась еще на секунду, прежде чем ее убрали. Шото снова увидел красный цвет и злодея, а также застывшее лицо Бакуго. Когда он повернулся, Шото увидел своего папу. Это был Тодороки Кен. Рубашка, которую Шото видел мужчина упаковывал, брюки, которые гладил его папа, мягкие белые волосы и лицо принадлежавшее члену его семьи. Но исчезли нежная улыбка и расшатанные нервы. Мужчина, стоящий ночью посреди леса, был не тем человеком, который нервничал, когда старшие соседи дразнили его, говоря, что ему нужно больше солнца. Этот человек, у которого на щупальце, прикрепленному к спине, был насажен злодей, был не тем, кто пек печенье в форме кошки для своих детей. — Я так рад, что вы в безопасности, — мужчина похлопал Шото и Бакуго по плечам. — Давайте вернем вас Айзаве-сенсею. Его папа все еще был худым, но его прикосновения были твёрдыми, а прямая спина — более уверенной. Было такое ощущение, будто Шото разговаривал с отцом, который всегда все решал и командовал. Хотя Шото никогда не думал спорить со своим папой, при общении с ним чувствовался некий авторитет и власть, напоминавшая ему о том времени, когда Тоя говорил непослушные слова. Гнев менял людей, в отце это только добавляло жару и криков. В папе… чувствовалась более холодная ярость, скрытая под голосом спокойствия. Изменились и его прикосновения, больше не было легких и нежных касаний. Щупальца стали темнее теперь, когда луна была наполовину скрыта движущимися облаками. Или, возможно, это кровь злодея начала высыхать. По всей длине они светились малиновым цветом, и из-за этого мерцания казалось, что они пульсируют в такт сердцебиению. — Это твоя причуда? — спросил Бакуго. Мужчина вздохнул, ведя их дальше по тропе. — Да… думаю, можно и так сказать. Здесь опасно, нам нужно торопиться. — А что насчет злодея? — Он останется здесь, — сказал папа, оглядываясь назад. В горле у него слегка пузырилось, будто он изо всех сил старался сосредоточиться и говорить. — Я не могу забрать его с собой. Но щупалец у него было более чем достаточно. Или, возможно, это была ситуация как из фильмов, где обычные люди находили силы в чрезвычайных ситуациях. Даже если эта причуда и выглядела сильной, его папа не был обучен сдерживать злодея или подавлять угрозы, одновременно защищая других. Их подняли над землей. Шото привык к ощущению обвивающих его щупалец и даже повернулся, чтобы напомнить Бакуго держать рот на замке. Прежде чем успели осознать, они увидели границу лагеря. Хотя у их учителя было странное выражение лица, вместе они были в большей безопасности. Шото видел замешательство на лицах остальных. Почему у Тодороки Кена была не ледяная причуда? Что это были за щупальца? У него и его братьев и сестры были те же вопросы, когда они были младше. У его родителей были секреты. Тодороки Кен, книжный ботаник, был не тем, кем казался. Было странно, что гражданский человек, который ни разу не обидел ни мухи, мог спарринговаться с детьми, обученными стать героями. Было странно, что всякий раз, когда их папа щелкал пальцами, его поведение менялось. Фуюми рассказывала, что видела, как их папа ломал металл голыми руками. У них были секреты. Прошлое, о котором ни один из мужчин не хотел много рассказывать. Но это было нормально. Они были семьей, и Шото знал, что его папа сделает все, чтобы защитить их. Это был его способ любить их, заботиться о них и защищать их, потому что они были семьей. И не было ничего важнее семьи.

***

— Сотриголова, — помахал детектив Цукаучи, когда про-герой подошел к нему. Прошло тринадцать часов после прибытия полиции на место происшествия. Пожарные и другие герои уже потушили лесной пожар. Теперь они разбирались с последствиями, собирали доказательства деятельности злодеев и убеждались, что катастрофа не начнется снова. — Что-нибудь есть на этот счет? — спросил Айзава. — Нет, не совсем. Похоже, оставшиеся злодеи ушли. Вероятно, они прошли через варп-врата, как и во время U.S.J. Никаких следов шин или отпечатков. — У нас под стражей два злодея. Один из них — разыскиваемый преступник Мускул, а другой всего лишь ребенок. Пока нет никаких следов Рэгдолл. Это была ужасная поездка в летний лагерь. Теперь у них на руках дети, потерявшие сознание от отравляющего газа, раненые дети и про-герои. Еще и пропавший коллега. Не говоря уже о том, что в этот беспорядок втянули гражданского. Хотя Айзава в тайне ставил в кавычки слово «гражданский» в своих мыслях. Не следовало удивляться тому, что супруг героя №2 оказался кем-то большим, чем казался. Такому человеку имело смысл хорошо разбираться в некоторых видах самообороны, поскольку Старатель так любил тренировки. Если бы СМИ узнали об этом инциденте, они были бы в восторге. Чувствительная душа, прошедшая опасный путь, выбравшая нормальность и любовь. Это был стереотип, вроде того, как по телевизору посредственный бухгалтер был тайным ниндзя или как толстый геймер когда-то был агентом ФБР или ЦРУ. Если надавить на них слишком сильно, они устроят ад. Казалось, все следовало логике, но Айзаву терзало скрытое сомнение. Жестокий, но расчетливый хищник. Именно для этого и была создана причуда Тодороки Кена. Он действовал так, как будто он был львом, отправляющимся на охоту. Его щупальца порвали злодеев, как когти зверя, готовящие мясо к пиршеству. — Я пытаюсь понять кое-что, — сказал детектив Цукаучи, указывая на грунтовую тропу. Это была маленькая и узкая тропа, вьющаяся через лес. — Согласно заявлению Бакуго Кацуки и Тодороки Шото, они видели, как Мунфиш склонился над отрубленной рукой, когда они впервые столкнулись со злодеем. Это была копия руки другого студента, поэтому травма не критична, но загадка заключается в том, что руку нигде не нашли. Он указал на дорогу, откуда они пришли, и на высокие деревья. — Бакуго и Тодороки убегали от газа, одновременно сражаясь с Мунфишем. Они также не бежали в сторону огня, так что рука не могла быть отброшена в огонь. Исходя из их истории, я не думаю, что Мунфиш смог бы подняться и бежать с рукой. Тодороки Кен сказал, что не обращал внимания, лишь хотел как можно быстрее увести детей. — Злодеи вернулись за Мунфишем, прежде чем сбежать, — они еще не нашли Мунфиша. Айзава нахмурился, пытаясь вспомнить имеющиеся у них файлы, совпадающие с описанием злодея. — Возможно, они ее забрали. Мунфиш преступник, одержимый человеческим мясом. Возможно, он не мог обойтись без этого, и его друзья забрали руку с собой. — Возможно, — детектив пожал плечами. — Надеюсь я просто слишком много надумываю. Из-за ситуации с Ному… я больше боюсь, что злодеи воспользуются этим. Это действительно было бы ужасно. Ному уже умели регенерировать. Если бы они еще и могли клонироваться… Это был бы настоящий кошмар, безусловно. — Я также хотел бы снова поговорить с Тодороки Кеном, но Старатель отказал мне. Судя по всему, психическое состояние Тодороки Кена нестабильно. Это было новостью для Айзавы. Мужчина вел себя мягко и даже перед лицом опасности действовал более уверенно, чем любой нормальный гражданский человек. Конечно, было что-то тревожное в том, как он использовал свою причуду и вел себя, когда ему угрожали. Тем не менее, никто не мог диктовать, что чувствовал человек после столкновения со стрессовыми событиями. — Его связали с психологической поддержкой пострадавших? Детектив Цукаучи покачал головой. — По словам семейного врача Тодороки, у него социальная тревожность и депрессия, возможно, какая-то форма посттравматического стрессового расстройства. У него больше нет другой семьи, кроме мужа и детей. Старатель не стал вдаваться в подробности, но и при обычных обстоятельствах они бы не встретились. Тодороки Кен был вовлечен в старое дело, над которым работал Старатель. Я все еще жду, пока мой доступ к этим записям будет одобрен в участке. Это могло бы объяснить отсутствие друзей или близких родственников. — Тогда я посмотрю, что смогу узнать от Тодороки Шото, — сказал Айзава. Это было не срочное дело, учитывая, что Лига Злодеев все еще существовала, но всегда полезно знать, были ли какие-либо причины, по которым свидетель мог не захотеть говорить. Или, возможно, они найдут что-то, что поможет им лучше и более уместно обращаться к свидетелю. Тодороки Кен сражался с двумя злодеями лицом к лицу, и если кто-то и заметит что-нибудь (например, общий символ/общую одежду на злодеях или что-то, что они могли случайно упустить), то это будет Тодороки Кен. — Спасибо. Они пошли дальше и обнаружили разбросанные повсюду куски нерастаявшего льда Тодороки Шото. Кровь и вода просачивались в землю, окрашивая ее в темно-влажно-розовый цвет. — Он действительно разобрался с Мунфишем, это точно. Думаю, слухи были правдивыми: Старатель действительно выбрал только лучшее для продолжения рода. Внешность, физические способности, манеры и личность. Старатель действительно выбирал очень тщательно. Теперь даже Айзаве было любопытно, кем был Тодороки Кен до того, как стал Тодороки.