Звёзды под кожей

      На улице жарко настолько, что плавится асфальт, оставляя над собой прозрачную полоску колышущегося марева. Даже птиц не слышно — и те нашли какое-то место, чтобы переждать зной.       Хан лежит на коленях у Лино, который прислонился спиной к раскидистому дереву, что растёт на их заднем дворе. Парни молчат, но всё и так ясно без слов — несмотря на высокую температуру воздуха, они спасаются друг другом. У Лино прохладные пальцы — занятная особенность, от которой у Джисона сносит крышу.       Зимой он часто держит Минхо за руки и греет их своим дыханием, прикасается продрогшими костяшками к своему лицу и ластится, точно кот. Вопреки внешней холодности, внутри Ли всегда бушуют пожары, способные спалить их обоих до тла. И эта порывистость, запертая под замком невозмутимости сводит Джисона с ума. Именно поэтому они могут часами пропадать в репетиционных залах, даже не касаясь друг друга, но, оказавшись наедине, заполошно целуются. Так, что это даже больше на драку походит, но им все равно.       В их любви нет середины. Полутона для слабаков и девчонок, а у Минхо никогда не было тормозов рядом с Джисоном. А тот и не против. Рядом с ним зажигаются звёзды под кожей.       Но сейчас все портит ужасно сильная жара. Под тонкой майкой по коже наперегонки бегут капельки пота, а воздух такой плотный, что дышать приходится носом и глубоко.       Минхо сидит у дерева, прикрыв глаза, и перебирает пальцами густые волосы Хана, он чувствует его размеренное дыхание у себя на коленях. Хлопковые шорты Ли задрались, и теперь любимые щеки Хани беспрепятственно касаются кожи. Лино улыбается уголком губ — ему слишком хорошо и спокойно рядом с Джисоном. Чаще всего, им даже слова не нужны, чтобы понять, что происходит друг с другом. Это как одна душа, поделенная на два — достаточно взгляда или еле уловимого движения.       Хан лежит на коленях Минхо и выщипывает по одной травинке, что не подходят по длине к основной массе газона. От касания любимых пальцев, что скользят по волосам, у него под кожей разливается искрящаяся нежность. Хан хочет подарить любимому целый мир, поэтому по ночам пишет песни. Те, которые подойдут только одному человеку, и который засияет с новой силой, если их споёт. Но Минхо не интересует весь мир, ему нужен только Хан и их маленький дом возле моря, скачущие по ним СунДуДо и немного больше свободного времени.       Хан выщипывает очередную слишком длинную на его придирчивый взгляд травинку и отправляет ее в рот, переворачиваясь к Минхо. Он с минуту смотрит на непроницаемое лицо: веки слегка подрагивают, чёрные ресницы отбрасывают густую тень, а на пухлых губах играет умиротворённо улыбка, тут же сменяющаяся хитрой ухмылкой.       — Чего пялишься? — с издёвкой спрашивает Ли и приоткрывает один глаз, щурясь.       — Больно нужно, — бубнит самодовольно Хан и закидывает руки за голову, открывая для любимого лучший вид на рельефные руки.       — Просто признай, что влюблён в меня по уши, что не можешь наглядеться, — продолжает шутить в своей привычной манере Минхо.       — А что мне за это будет? — с нескрываемой усмешкой поддразнивает его Хан.       Минхо открывает глаза и видит широченную улыбку на лице своего парня, но тут же взгляд падает на накачанные руки, и оставаться непоколебимым становится все тяжелее.       Приятная волна тепла прокатывается по позвоночнику, позвонок за позвонком, и разливается жаром по паху. Хан, прекрасно зная, как действует на Минхо его маленькое представление, как назло поигрывает мышцами и ухмыляется так, что Лино сжимает траву под своими ладонями.       — Тебе говорили, что пялиться некрасиво, хён?       Этот мелкий говнюк точно решил, что у него девять жизней, как у кота.       Минхо закусывает нижнюю губу и старается сфокусироваться только на нахальном лице. Но дело дрянь — взгляд сам скользит ниже, к шее, где под влажной от испарины кожей, бьётся венка.       — Как же ты раздражаешь своей болтовнёй, — фыркает он, пытаясь утихомирить разгорающийся пожар внутри себя, но все бестолку — член под тонкими шортами уже начал жить своей жизнью, и, судя по широченной улыбке напротив, Хан все чувствует.       — Жара такая, что только и разговаривать остаётся. Двигаться вообще не охота, — Джисон ёрзает затылком по бёдрам Минхо, нарочно выводя того из себя. Ли сам не понимает, почему не скинет эту нахальную мелочь. Хотя нет. Прекрасно знает и понимает, и больше того — хочет, чтобы их игра не заканчивалась слишком быстро.       Излюбленная пытка Хана — каждый чертов раз доказывать Лино, что он не Железный человек, напротив — соткан из жгучей страсти и трепетной чувственности. И Минхо каждый чертов раз сдаётся, выигрывая гораздо больше, чем проиграл.       — Тогда не трать силы попусту, иначе я найду, чем заткнуть твой рот, — от такой открытой угрозы щёки Минхо становятся пунцовыми, а губы расползаются в самой хищной улыбке, которую он сейчас в состоянии выдать, чтобы не выглядеть безумно влюбленным идиотом.       — Спорим, не успеешь, — парирует тут же Хан. Он тихо смеётся и поднимается, быстро становится на ноги. Смешно отряхивается, вертя круглой задницей чуть ли ни у самого лица Лино, и тот замечает, что возбуждён не он один. Его собственный член каменеет и болезненно упирается в ширинку.       Поясницу обжигает жаром, а дышать ровно становится все труднее. Он с трудом сглатывает слюну, внезапно наполнившую рот, будто перед ним не его изученный вдоль и поперёк парень, а восхитительный десерт, который он никогда не пробовал.       Джисон нагло заставляет Ли встать, и в считанные мгновения оказывается сзади, тянет Минхо за край футболки на себя и впечатывается грудью в его спину. Тот тяжело дышит и оборачивается, хочет найти губами губы Хана, но он опережает его. Поцелуй выходит смазанным и влажным, но даже этого хватает, чтобы потерять голову.       Одна рука Джисона ложится поперёк груди Минхо, пока вторая жадной змеей ползёт к ширинке шорт. Пальцы легко расправляются с молнией, крадутся через резинку нижнего белья и наконец находят твёрдый и горячий член. Минхо не сдерживает тихого стона и прижимается задницей к паху Хана, медленно трется о него. В отместку Джисон вытаскивает руку, и под протестующие звуки хлопает ладонью по бедру нетерпеливого любовника.       — Просто побудь несколько минут послушным, милый, — Хан шепчет в самое ухо, поглаживая Минхо по животу под футболкой. Мышцы под ладонями сокращаются и Джисон снова тянется вниз, желая продолжить начатое.       — Как же ты меня бесишь, — шипит Лино, содрогаясь всем телом, когда большой палец Джисона оказывается на головке, медленно обводя ее по кругу.       — И это тебя заводит, — издевается Хан сквозь улыбку, затем наклоняется к влажной шее и мягко целует под волосами.       Очередная волна дрожи пронзает Лино, и Джисон проводит кулаком вниз и вверх, сжимая член у основания. Голова Минхо запрокидывается назад, на плечо Хана, а из его горла вырываются самые сладкие ноты, ублажая слух. Воздух вокруг них плавится с немыслимой силой, едва уловимый шелест листвы не дарит желанных прохлады и ветра.       Спину Джисона несильно царапает кора дерева, но ему всё равно — любимый всецело в его власти, двигает бёдрами в такт движениям руки, вцепившись пальцами в Хана. Смазка сочится так сильно, что становятся слышны пошлые хлюпающие звуки, а у Минхо от этого сносит крышу. Он рвано дышит, скованный цепями рук, умирает каждый раз от мокрых поцелуев на своей шее, и боготворит голос, шепчущий прямо в ухо. Лучшая мелодия, созданная Ханом когда-либо. Минхо хочется больше, ближе, чтобы кожа к коже и никакой дурацкой одежды, но он ещё наверстает упущенное, а пока река удовольствия подхватывает его своим течением и несёт куда-то за границу Вселенной.       Горячее дыхание Хана, грязные словечки, которые он шепчет на ухо, заставляют двигать бёдрами интенсивнее. Лино жмурится, словно от яркого солнца, но его глаза закрыты, брови сведены к переносице, а влажные губы распахнуты. Он жадно хватает воздух ртом, но выходит лишь громко стонать от интенсивных движений кулака. Вторая рука Хана бесстыдно теребит соски Минхо через ткань футболки, и ему кажется, что он вот-вот сойдёт с ума от заполняющих его ощущений. Это больше, чем физический контакт — это чувства, разливающиеся звездами под кожей, вспыхивающие каждый раз всё ярче и ярче.       Лино знает, что совсем скоро кончит, член напрягается, а рука Хана издевательски останавливается у основания — пальцы сжимают его на грани болезненности и убийственного удовольствия. Чужие зубы прикусывают кожу на загривке, и в этот момент Минхо глухо стонет, изливаясь. Джисон держит крепко, не отпускает и не даёт упасть прямо на запачканную траву. Только покрывает шею невесомыми поцелуями, от которых мурашки пробегают по всему позвоночнику.       — Ну вот, доволен? Я теперь весь мокрый, и…       — Грязный, — подхватывает Хан и издевательски смеётся, поправляя на любимом бельё и шорты.       — Завались, пожалуйста. Не порть момент, — Лино облизывает иссохшие губы и делает неуклюжую попытку освободиться из объятий. Сердце бешено подпрыгивает у самой глотки, а в груди цветами распускается тепло.       — Ладно, теперь нам точно нужно домой, — Джисон хватает Лино за запястье, под кожей которого бешено бьется пульс. Это заставляет губы Хана растянуться в довольной ухмылке. Он всё сделал правильно, и от этого осознания в животе порхают бабочки.       Гримаса недовольства на лице напротив быстро тает, сменяясь смущением. Лино опускает взгляд, но руки не отпускает, позволяет вести себя в сторону их небольшого дома.       Оказываясь внутри, они снова целуются, будто не виделись вечность, но это уже не лавина, погребающая под собой всё живое, это чистосердечное признание в обоюдной капитуляции.       — В душ? — чуть отстраняясь, шепчет Минхо в губы напротив.       — В душ, — не секунды не колеблясь, соглашается Хан.