ты хуже всех, кого я знал

Хёнджин впивается в чужие губы с остервенением и ледяной ревностью, едва Минхо появляется на пороге их квартиры, удерживает его за предплечья, как тряпичную куклу, и надрывно стонет прямо в поцелуй — от горечи и жгучей боли сердце в груди пропускает удар. За горечью блондина накрывает страх, заставляя уже до боли сжать чужие руки и вдавить безвольное тело старшего в закрытую дверь, навалившись сверху всем телом. Минхо неосторожно ударяется затылком — чужие губы заставляют дышать носом (получается с трудом — всё ещё плохо дышит после болезни), из-за чего у парня начинает кружиться голова. Как раньше не будет уже никогда — Хёнджин это понял ровно в тот момент, когда Минхо стал отдаляться от него, перестал рассказывать всё самое сокровенное и стал задерживаться на работе. Очевидно как дважды два — четыре, — для Минхо Хёнджин перестал быть «тем самым» и ему просто нашли замену. Минхо, однако, так не считает. Для Минхо Хёнджин всегда был «тем самым». Всегда был особенным. Он словно подсвечивался среди общей толпы его друзей и знакомых подобно тому, как светится в темноте леса светлячок, но сейчас всё резко переменилось. И дело не в Хёнджине. Минхо не сопротивляется — бесполезно. Позволяет Хвану делать с собой всё, что тот захочет, и в этот момент думает только об одном — почему Хёнджин такой проницательный? Разве он давал ему повод заподозрить себя в измене? Минхо ничего не обещал Хёнджину. Никогда. И в этом, наверное, его удача — младший самостоятельно присвоил старшему качества, которыми тот не обладал, и в своей голове придумал правила, которым якобы должен был следовать Минхо, а если не следовал, то старшего ждали истерики, которые, к слову, совершенно не действовали, а только раздражали и отбивали всяческое желание разобраться в вопросе. Хёнджин наконец-таки отрывается от его губ и смотрит старшему в глаза — там безмолвный холод, от которого наворачиваются слёзы и дрожь по телу заставляет резко отвернуться. Минхо выпускает из рук рюкзак. Тот шумно падает на паркет, вырывая Хёнджина из горьких мыслей, и Хван едва ли успевает опомниться, развернувшись к старшему лицом, когда его толкают в грудь со всей силы, заставляя пошатнуться и чуть ли не упасть. Хёнджин перестаёт понимать что-либо вообще, когда Ли толкает его ещё раз, добиваясь своего — парень пятится назад и, запутавшись в собственных ногах, падает, приземляясь на задницу. Шок сменяет страх — Минхо садится рядом с ним на корточки, улыбаясь с сожалением и грустью, и проводит кончиками пальцев по его холодной щеке. Раньше подобным образом Минхо утешал младшего, сейчас же это выглядит как привычка, нежели как действительно искреннее желание утешить, и Хёнджину мерзко от одной только мысли — бьёт по чужой руке и отползает от старшего назад. — Ненавижу тебя, — не в бровь, а в глаз. И Минхо почти бы поверил, если бы не задрожавший голос и появившиеся вдруг слёзы на чужих глазах. Дрожать перед Минхо для Хёнджина — унижение, особенно сейчас, когда старший нависает над ним подобно грозовой туче, притянув младшего за лодыжку под себя. Минхо наклоняется к открытой шее — в нос блондину резко ударяет запах пота, сигарет и горького чёрного чая. Хёнджин морщится и ощущает, как начинают ещё сильнее слезиться глаза. Его ведёт, медленно сводит с ума и заставляет краснеть буквально всё, что так или иначе связано с Минхо, и как бы сильно он не пытался убедить себя в том, что тот перестал владеть его душой и телом, каждый раз как первый — Хван слабеет под чужим натиском. А Минхо едва ли приходится стараться. Ли неожиданно меняется в лице и встает с колен на ноги. — Я устал что-то. В душ пойду. Захочешь составить компанию — приходи. «Понимать как: не придёшь — выпотрошу», — думает Хёнджин про себя, поднимая на старшего глаза и замечая едва заметную ухмылку, и сглатывает ком тревоги. Минхо уходит в спальню за чистым бельем, пижамой и полотенцами. Хёнджин, всё ещё пребывая под действием шока, подниматься не спешит — в миллиардный раз пытается понять плачевность ситуации и собственные чувства, но терпит очередную неудачу и сдается, едва ли начав борьбу. Ноги сами ведут его в ванную, пока сердце в груди разрывается на части. «Скорее бежать. Бежать, бежать, бежать! Подальше отсюда, далеко и надолго, не оглядываясь и не вспоминая». Какофония из ревущих подобно сирене мыслей вызывает звон в ушах и сбивает дыхание, заставляет сжать зубы от неприятных ощущений и мелко задрожать — Хёнджин, словно завороженный, открывает дверь в маленькую, подготовленную будто специально для него преисподнюю с личным Дьяволом в виде Минхо. Хван, войдя внутрь ванной комнаты, щёлкает замком и поворачивается лицом к зеркалу в попытке отсрочить свою гибель. Перед смертью не надышишься — факт, и Хёнджин делает несколько глубоких вдохов и выдохов, стараясь себя успокоить, пока раздевается и складывает вещи в стиральную машинку под голодным и пристальным взглядом Минхо. — Лежу здесь минут десять уже, вода почти остыла, какого хрена так долго? — В нотах чужого низкого голоса слышится возмущение. Хёнджин не отвечает — слишком погружён в свои мысли, — делает всё на автопилоте, глупо извиняется, едва понимая зачем и для чего, перешагивает бортик ванной и тут же падает, неудачно поставив ногу. — Недотёпа. Боже… — Раздражённо проговаривает старший без единого намёка на сочувствие и цыкает. Ли притягивает Хвана к себе, когда тот худо-бедно усаживается спиной к нему, и обвивает свои руки вокруг талии младшего. Чёртов Минхо уже возбужден — Хёнджин буквально ощущает это. Хочется завыть и расплакаться от безысходности, но Хёнджин остается неподвижным даже когда чувствует горячее прикосновение чужих губ к коже на скате плеча и затем — укус; даже когда ладонь старшего скользит от груди вниз по напряженному животу, надавливая на рёбра, и даже когда Минхо притягивает младшего ещё ближе к себе, практически вдавливаясь в него собственным телом. Хёнджин мычит, но не отстраняется (было бы куда), надеясь на то, что Минхо правильно истрактует его сигналы. Тщетно. Младшему искренне надоело терпеть это — терпеть чужое халатное отношение, попытки старшего закрыть глаза на явные проблемы и, более того, Хёнджин не намерен мириться с тем фактом, что у Минхо после измены ещё есть наглость и смелость на то, чтобы строить из себя порядочного парня. Омерзительно. Младшему искренне надоело терпеть это — Хёнджин резко хватает Минхо за предплечье и отдёргивает его руку от себя, тут же порывисто встаёт, но старший так же неожиданно тянет его обратно к себе. Хван падает, расплёскивая чуть ли не половину воды из ванной, и ощущает, как встаёт уже Ли, продолжая сжимать его запястье, перешагивает бортик и утягивает младшего за собой. У Хёнджина паника, в голове пусто, а от страха начинают слезиться глаза — Минхо, открыв дверь, дёргает его за собой, направляясь прямо в спальню. Блондин падает спиной под действием чужой силы на бережно застеленную кровать, больно ударяясь лопатками о раскрытую книгу, которую сам же там и оставил — шипит, и не успевает опомниться, когда глаза Минхо оказываются в нескольких сантиметрах от его. — Надоело, да? Так ты подумал? — Не говорит, а шипит прямо в губы, издеваясь. Хёнджин сглатывает и вздрагивает от ощущения крепкой хватки на своем бедре. Тут же отворачивает голову в сторону и опускает взгляд, чуть отползая назад, подальше от Минхо, который по поведению стал похож на хищное животное — тигра или пантеру, — но уж точно не человека. Слишком резкий и агрессивный в действиях. Пугает. — Почему смазка на кровати? Почему не убрал? Блять. — Забыл… Я… — Вот и хорошо. Минхо тянется к изголовью кровати, ловко подхватывает бутылёк с покрывала и привстаёт — колени по разным сторонам от чужих бёдер, что создаёт некое подобие устойчивости. Под испуганным взглядом Хёнджина на чужие пальцы льётся неуместно огромное количество лубриканта — Минхо попросту задумался и ничего более. Думал о том, что Джисон, его новая игрушка, пусть и удобный, но совершенно бесполезный, если сравнивать с Хёнджином. Милый, но пустой и маленький, по-мышиному серый, потому что на его фоне Минхо уж слишком выделяется, что не может не тешить самолюбие последнего. На фоне Джисона Минхо сияет, словно единственная и самая яркая звезда на небосводе, выделяется, как самый яркий бриллиант. Но с Хёнджином иначе. Это Хёнджин является тем самым бриллиантом, который хочется показывать всем, которым с гордостью будешь хвастаться любому, кто спросит или обратит на него своё внимание. Для Минхо Хёнджин именно поэтому был особенным. Яркость Хёнджина заставляла окружающих думать о том, что и Минхо такой же необычный и сияющий изнутри, иначе они бы не были вместе. Но Минхо знал — пустышкой всегда был он, и даже несмотря на раздутое до небес эго, в глубине души он ненавидел себя за существование, хоть и осознавал это лишь изредка. Смазка капает на покрывало, и Минхо наконец-таки фокусирует взгляд на чужом лице. Красивый. Его. — Я передумал. Минхо вдруг опускается на голени младшего и насухо вытирает пальцы, густо облитые смазкой, о покрывало. Хёнджин, наблюдая это, морщится от осознания — покрывало придётся стирать. Дышать становится тяжело, когда на губах оказываются чужие подушечки пальцев, не останавливающиеся ни на секунду — Минхо ведёт пальцами по чужим губам, оттягивает нижнюю и оглаживает гладкую эмаль зубов, а когда Хёнджин пытается сделать вдох, тут же проталкивает указательный на одну фалангу. Хёнджин надрывно и коротко стонет, жмуря глаза, и чувствует, как Минхо придвигается ближе и садится фактическим ему на живот. — Мне нравится такое положение дел. Минхо не отказывает себе в том, чтобы пальцами исследовать чужой рот и мокрыми подушечками из раза в раз проводить по губам младшего — от подобного сводит внутренности от возбуждения, а наблюдать за страдальческим выражением лица Хвана чуть ли не заставляет Ли кончить. — Джисон удобен в плане секса, потому что ты не позволяешь мне многое… Минхо особенно глубоко проталкивает свои пальцы в чужой рот, надавливая на корень языка, чем заставляет Хёнджина поперхнуться. — Но я горжусь тобой и очень дорожу… Минхо берёт младшего за подбородок и направляет его вверх — нужно убедиться, что его слышат. Глаза у Хёнджина уже успели наполниться слезами. Идеально. — Из всех ты для меня — особенный. И Хван вот-вот заплачет, но не успевает, от неожиданности распахивая глаза, когда в уголок рта упирается головка чужого члена, заставляя раскрыть рот шире — младший повинуется и прикрывает глаза от ощущения тяжести на языке. — Умница. Минхо ласково ведёт всё ещё мокрыми от слюны пальцами по чужой щеке, пока младший пропускает его член глубже, останавливается у виска и зачёсывает блондинистые волосы Хвана назад, пропуская пряди сквозь пальцы, и хватается за слегка отросшие тёмные корни, чтобы в эту же секунду сделать резкий толчок и достать до задней стенки чужой глотки. Хёнджин давит рвотный рефлекс, но не может подавить слёзы — те тонкими дорожками срываются с глаз, текут по щекам и собираются вместе с выделяющейся слюной на подбородке. — Может быть… Толчок. — Когда-нибудь… Толчок. — Что-нибудь изменится в моем отношении… Минхо вновь упирается членом младшему в глотку, когда Хван думает лишь о том, чтобы не удавиться под этой пыткой. — Но сейчас меня устраивает абсолютно всё и я буквально ебал твой рот, Хёнджин-и. Мне абсолютно похуй, — гадкий шёпот. Хван закатывает глаза и ощущает, что ещё секунда и он как минимум отключится от реальности, не успев даже кончить. Однако у старшего на него свои планы. Минхо покидает чужой рот и, пошлёпав младшего по щекам, дотягивается до стакана с водой на тумбе — давняя привычка обоих оставлять воду на утро, и выплёскивает его содержимое младшему на лицо. Хван трезвеет мгновенно. — А теперь — самое время. Щелчок крышки тюбика, громкие звуки от выходящего из него же воздуха — Минхо слишком агрессивно надавливает на пластик, и ощущение холодной влажной субстанции между ягодиц — Ли не церемонится и небрежно размазывает лубрикант по колечку чужих мышц, совершенно не взирая на то, что Хёнджин рефлекторно сжимается от неприятных ощущений, и проталкивает два пальца внутрь, проигнорировав сопротивление чужого тела. Блондин коротко вскрикивает от неожиданности и тут же прикусывает губу, подавляя стон, когда старший оглаживает гладкие стенки внутри. — Ты уже растянут, Хёнджин, блять… Какого хера? Движения становятся более резкими, к двум пальцам добавляется третий, и Хёнджин не сдерживается, стонет в голос и хватается за чужое плечо, впиваясь в кожу ногтями в попытках остановить — Ли давит на простату. Стон смешивается с рыданием, когда пальцы заменяет член. Слёзы вновь катятся из глаз, и младший фактически забывает о том, как произносить человеческие слова и попросить остановиться. Тщетно, потому что хочется ощутить этот фейерверк из эмоций и чувств ещё и ещё. Минхо подхватывает ногу Хёнджина под коленом и, отводя её ещё дальше в сторону, толкается сильнее и уже до конца — Хван закатывает глаза и скулит, кусая нижнюю губу до крови, и впивается ногтями в карамельную кожу старшего с каждым толчком ещё сильнее. Потому что больше не может, потому что это — предел, и волна эйфории вот-вот захлестнёт его сознание, когда вдруг старший, почувствовав приближение собственного оргазма, выходит из чужого тела и зажимает член Хвана у основания, не давая кончить. — Минхо, блять!.. Отчаянный крик переходит в рыдания, когда Ли соприкасается собственным членом с членом Хёнджина и, обхватив их вместе в кольцо, начинает ритмично двигать рукой, с каждым движением ускоряясь всё сильнее. Оргазм ударяет в голову так резко, что у младшего всё бледнеет перед глазами, и он воет сквозь сжатые зубы, когда Минхо делает последние движения рукой и отпускает захват. Почувствовать перемещение Ли между своих бёдер — нет, член старшего внутри себя — да. Хёнджин шипит, когда Минхо ускоряется внутри, потому что слишком быстро, слишком грубо и одновременно сладко от чужого садизма — просто невыносимо. — Сильнее, — почти шёпотом. Минхо не успевает заметить приближение оргазма — кончает от звуков чужого голоса и показавшейся улыбки на губах младшего. 1:1. Когда-нибудь и Хёнджин изменится в своём отношении к старшему, потому что осознаёт — не его использовали и мучали всё это время, а он, и именно Минхо был той самой игрушкой в его руках. Безвольной и жалкой, как ни крути.