Падение.

      — Пожалуйста, хорошо отдохните. Я приду завтра утром, чтобы дать вам лекарство.       — Вы очень милы, дорогуша, — подмигнул Франциск, стараясь улыбнуться. Он довольно хмыкнул и проследил взглядом за покрасневшей молоденькой медсестрой, которая поспешно удалилась.       Его улыбка застыла на дрожащем тенте походной палатки. Огненные вскрики артиллерийского оружия безостановочно сотрясали землю кровавыми залпами. Они дрожали, и колеблющееся жёлтое свечение отбрасывало в палатке искажённые тени. Франциск посмотрел на свою висящую руку и белую икру, зафиксированные совсем недавно гипсом. Повязка на его лбу ужасно давила и создавала ощущение невероятной тяжести, будто из него вот-вот вытрясут остатки воспалённого мозга.       Франция устало покосился с полуприкрытыми глазами на карту сражений, висящую у кровати, и с тихим стоном опустил веки. Пурпурный океан во взгляде застывал плавучими льдинами, а запах алкоголя и дезинфецирующих средств вызывали у него головокружение, будто постоянно напоминая о полученных травмах. Генералы и командиры иногда приходили, чтобы дать кажущиеся глупыми обещания держаться до конца и быть сильными, полные уверенности в себя и перспективу победителей. Франциск добродушно улыбался и с трудом кивал головой, но сам не особо верил в благополучный исход. Огонь мести в глазах братьев Байльшмидт, намеревающихся захватить весь Париж, и гнойно пахнущий военный городок вызывали у Франции неподдельное отвращение. Он с ненавистью смотрел на ноющие плоть и кости, пытаясь сосредоточиться на линии обороны, отмеченную на карте алой полосой, немного отходящей вправо на пару миллиметров от истины. Нервно поджав губы, Франциск рассеянно думал, не понимая, от чего ему так больно: от фронтовых неудач или горя народа?       — Можете удалиться, больше нет необходимости в карауле.       — Да, сэр.       Знакомый голос донёсся снаружи, и шаги охранников постепенно исчезли. Франциск отвернул голову от стенки, чтобы посмотреть на вошедшего Артура, нерешительно стоящего около навеса. Артур, вероятно, заходил переодеться. Форма была чистой и новой. Ни капли крови или грязи. Когда чёрные военные ботинки ступил на гравий, он слегка прогнулся и хрустнул. Франция увидел повязку на правой руке Кёркленда, тянующуюся от запястья до плеча и обёрнутую вокруг ладони. Англия был серьёзен и угрюм, сердито хмуря брови при взгляде на лежащего Франциска.       Высокая фигура приблизилась к Франции при брезжащем свете.       — Ты очень сильно упал. Как так получилось, что ты свалился в эту грёбанную траншею? — одновременно тихо и грубо спросил Артур, возбуждённо сминая рукава формы.       Франциск пристально взглянул Англии в глаза. Некрасиво поэтичное изумрудное озеро невесомо почернело, подыгрывая испорченному настроению Кёркленда. Он выглядел усталым и выцветшим, но всё ещё надеющимся и бойким, будто хвастаясь своей жёсткой волей.       — Адъютант неожиданно обнял меня и резко толкнул вниз. Состояние было критическим. Бедный парень не ожидал, что рана будет настолько тяжёлой, — хрипло посмеялся Бонфуа, — Но всё в порядке, милый. Я не собираюсь умирать прежде этого беса Людвига.       Франциск говорил легко и непринуждённо, будто пять часов назад он не лежал на операционном столе и не изнывал от тупой боли.       — Всё ещё больно? — учтиво поинтересовался Артур, проводя кончиками здоровой руки по перебинтованной ноге Франции.       — В порядке… — Бонфуа наблюдал за движениями Англии, который пересел поближе к нему на кровати. Её размер был намного урезан в соответствии с условиями, поэтому Артур хоть и находился на почтительном расстоянии, все равно был слишком близким, чтобы слышать его простуженное дыхание.       Кончики его пальцев нежно потёрли повязку на горячем лбу Франции, разрезанную на несколько неаккуратные куски ткани и обмотанную вокруг черепа. Франциск почувствовал неприятный зуд и мокрые от пота и недавней лихорадки волосы, утратившие свои насыщенность и шелковистость.       Артур был слишком близок к нему.       Они смотрели друг на друга в тусклом и мерцающем свете, их глаза слипались, а воздух казался навязчиво липким.       Кроме них здесь больше никого нет.       Никаких лишних раздражающих звуков.       За исключением быстрого стука сердца и хлопков артиллерии снаружи.       — Будь осторожен, в следующий раз братья Туду будут смеяться над тобой за этот взгляд, — насмешливо произнёс Англия.       — Я не думал, что ты заметишь, — закашлялся Франциск. Он никак не мог ожидать, что через секунду Артур схватит его за лицо и притянет к себе для поцелуя. Он не мог пошевелить руками, поэтому сопротивляться у него не было сил. Он чувствовал только грубую ткань бинта, прилегающую к его щекам.       Англия просто поцеловал его. Кончик его языка был тёплым и мягким, и он лизнул губы Франциска нежно, словно котёнок, слизывающий воду. Его губы были разбитые и сухие, но поцелуй от этого не становился менее приятным. Франция широко распахнул глаза, удивлённо уставился на расслабленного англичанина и замер. Он не мог оттолкнуть Артура, отчаянно вцепившегося в ворот его больничной рубашки, поэтому молча принял поцелуй.       Дыхание срывалось, и разум извивался между желанием как следует отколотить безумного Англию и необходимостью прижать к себе несносного Артура, чтобы тот не смог вырваться. Франциск смотрел на дрожащие ресницы Кёркленда; его сердце болело и невыносимо металось из стороны в сторону, а поток сердцебиения был настолько сумасшедшим, что уже нечем было заглушать гулкие хлопки в грудной клетке. Бонфуа закрыл глаза. Артур, казалось, хотел что-то сказать, его губы шептали неумелые нежности, но Франция так и не расслышал его лепет.       Франциск легонько оттолкнул англичанина, тяжело дыша. Артур смущённо и одновременно сердито смотрел на покрасневшее от духоты лицо ненавистного француза, намереваясь быстро уйти. На этот раз Франция, пересилив боль, привстал на локтях и дотянулся до губ Англии, вновь утягивая его на кровать. Артур, должно быть, недавно пил чай, потому что кончик его языка был чуть присахарен и отдавал чайными нотками. Франциск почувствовал подозрительную легкость. Пусть им сейчас было вдвоём хорошо: они всё равно забудут этот момент через пару лет.       Франциск хотел отхлестать Артура; не только за своевольные действия, но и за отменные поцелуи. Было неприятно щекотно, и Франция утомлённо выдохнул, когда неугомонный Кёркленд перестал мучить его, прикованного к постельной койке с ужасно ломающей болью.       Они целовались под грохот войны, пока солдаты двух национальностей прогуливались возле палатки. Когда Бонфуа понял это, он встревоженно оглянулся, понимая, что они всё ещё под прицелом огня. Но, по крайней мере, они скрасят возможно последние минуты своих жизней этим интимным моментом.       Артур руководствовался страстью, и обнимал Францию чересчур крепко, слегка сдавливая рёбра. Повязка на его ладони тёрла лицо Франциска, а кончики тонких пальцев невесомо поглаживали горячую мочку уха любовника. Время как будто замедлилось. Грохот артиллерии снаружи, топот солдат и ветер, пропитанный запахом жжёного металла — ничего больше не существовало. Восприятие было поверхностным, и вся вселенная сгустилась в человеке, который сейчас целовал его.       Хотя Франциск неохотно признавал это, но трущиеся бёдра Англии об его штанины доставляли ему неимоверное удовольствие. Кровь вскипела от настырного зудения в области сердца. Его рука все ещё обнимала Артура за шею, а перебинтованная нога слегка скатилась с койки, повиснув в воздухе. Трудно подавить возбуждение от одного лишь поцелуя, отчего Франция чувствовал, как полыхают его уши. Похоть и любовь — часть одного целого, но именно сейчас Франциск чересчур стесняется напористого Англию. Естественно, после волнительного взгляда, бывшего чуть ранее.       — Милый Артур… Уходи, я хочу побыть наедине.       Свет шёл со спины Англии, но даже так его изумрудные глаза выглядели невероятно глубокими и спокойными. Он ничего не сказал, начав медленно снимать повязку со своей руки. Белоснежные бинты кругами валялись около кровати. Франциск примерно догадывался, что хочет сделать Артур. Его дыхание было тяжёлым и беззвучным и на миг промелькнувшая в тусклом свете окровавленая повязка служила уродливой отметиной этой войны.       Рука Артура выглядела болезненно — на светлой коже виднелся безобразный шрам, и Франциск знал, что этому виной острый затвор ствола.       — Тебе не нужно этого делать. Будет больно, если ты случайно заденешь рану.       — Заткнись, — Артур кладёт одну руку на плечо Франциска, а другой распахивает плотное одеяло, ловко высвобождая из штанов его член.       Франциск раздражённо шипит. Ладони Артура были сухими и мягкими, его аккуратные движения приносили мнимое удовольствие. Англия быстро подался вперёд и перекрыл губами низкие вздохи Франции. Это казалось слишком абсурдным, разум Франциска подсказывал, что ещё чуть-чуть — и он окончательно расплавится в теплых ладонях англичанина от сомнительных ощущений. Он ненавидит сейчас только одно — свою недееспособность. В другой ситуации он бы крепко обнял Артура, прижал бы к себе и целовал бы его, пока тот не сошёл бы с ума.       Грохот артиллерийского огня ещё не прерывался. Франциск беспокоится. Бог знает, вдруг какой-нибудь командир забежит в спешке в палатку? Интимный момент, способный прерваться в любое время, невероятно накалял чувства до предела. Кажется, будто это наслаждение ещё тяжелей, чем боль от ноющей ноги.       Артур очень искусен. Он тоже мужчина. Он также знает, как правильно доставлять удовольствие. Его тонкие красивые пальцы уверенно обхватывают крепкий член. Он быстро трёт ладонью напряженную плоть взад-вперед, ненароком задевая изящным мизинчиком головку. Франция и Англия оба боятся. Предъэкулят медленно стекает по покрасневшим рукам Артура, растираясь по его ране, отчего он сконфуженно морщится. Кровь вперемешку со спермой. Франциск ещё никогда не чувствовал себя настолько извращенцем.       Артур не позволял Франции смотреть вниз. Пламенные вздохи терялись в особо жарких поцелуях. Англия не страшился боли. Такая боль напоминала ему, что он все еще жив. Лицо Франциска было чрезвычайно красным то-ли от быстрой стимуляции Англии, то-ли от начинавшегося приступа лихорадки. Ему казалось, что он скоро кончит. Тонкий шрам около раны терся об его член — Франции стало любопытно, умрёт ли Артур от потери крови. Несомненно Кёркленду было больно. Франциск отвернулся от очередного поцелуя Англии, встречаясь взглядом с чужими затуманенными глазами.       — Всё в порядке, — выдыхает Артур.       — Убери руку, милый, я не хочу тебя испачкать, — Франциск смотрит в сторону паха, замечая капли крови от раны Артура, своим цветом похожими на красную сливу. Англия неловко отводит ладонь в сторону, и рёв артиллерии резко становится ещё громче. В трепыхающемся свете лампы, Франция видит, как Кёркленд, наклонившись к нему, медленно облизывает кончик члена и чересчур нежно для себя целует плоть, осторожно поднимая свои глаза на Франциска.       — Тогда я сделаю так.       Тёплый и податливый рот заменяет ладони. До конца Артур взять не может, но от того сладостней становятся ощущения. Его кончик языка отточенно посасывает верхнюю часть члена, из-за неожиданности Франция дергает волосами в сторону и кладёт свою руку на поясницу англичанина, слегка сжимая её. Нежданная волна экстаза накрыла его. Он закрыл глаза, через полуоткрытые веки наблюдая за сплевывающим на пол Артуром, растрепанным и грязным от их любовных утех. Англия громко кашляет, его тошнит, но он доволен. Это Франция видит даже сквозь пелену внешней напыщенности.       Франциск ласково проводит подушечкой пальца по красным губам Артура, смахивая капельки спермы, после чего Англия уже сам слизывает их. В тёмной палатке нет даже холодной воды, чтобы прополоскать горло, но англичанина это не смущает — он слегка улыбается и тщательно вытирает щеки и рот ладонями. Снаружи несколько солдат синхронно гаркнули: «Мистер Кёркленд», но Артур, все ещё сидящий между ног Франции, казалось, не обращает на них никакого внимания. Франциск долго смотрел на Англию, медленно встающего и нарочито небрежно поправляющего ему одеяло. Он наклоняется ко лбу француза, оставляя лёгкий поцелуй, и отстраняется.       — Поправляйся скорее, идиот, не проиграй этой паре картофельных братьев.       «Ты слишком нежный, милый Артур». Франция молча наблюдает за тем, как Англия живо сползает с койки и твёрдым шагом направляется в сторону выхода. Звук его шагов исчез, растворившись в реве чьего-то мотора. Жар на его лице ещё не рассеялся. Бонфуа прикусывает внешнюю сторону верхней губы, стараясь успокоить свое сердцебиение.       «Черт, я действительно хочу его обнять».       Ещё один дальний хлопок. Франциск мелко вздрагивает, глядя на еще недавно качавшуюся от ветра керосиновую лампу, сейчас лежащую на полу. Он чувствует свое скорое падение.