С Рождеством!

      Снег тихо падал с неба, покрывая землю белым искрящимся покрывалом. Холодные белые хлопья щекотно задевали лицо, заставляя вздрагивать и поспешно опускать голову ниже. Киллуа натянул на нос вязаный голубой шарф и поглубже запихал руки в карманы. Он не любил зиму. Морозно, скользко, так и норовишь упасть где-нибудь на улицах. А еще Рождество. Праздник, который создан для теплых уютных встреч с родными и близкими, для спокойных посиделок за столом и у камина, с треском поленьев и ароматом хвои в комнатах. За что же парню его любить? Сегодня Киллуа лишь острее ощущал собственное одиночество. Город празднично подмигивал сотнями разноцветных огней, витрины магазинов призывно светились, буквально умоляя заглянуть внутрь и успеть купить запоздалый подарок. Люди вокруг спешили. Спешили к тем, кто их ждет, к тем, кто любит и будет очень рад увидеть сегодня и обнять. С утра отключив телефон и наскоро позавтракав, Киллуа бесцельно бродил по городу, заходя в торговые центры, сливался с толпами, но выделялся из них своим хмурым выражением лица. Хотелось, чтобы стрелки часов двигались быстрее, вечер сменил день, а после наступила новая дата, в которую все ощущалось бы не столь остро. Со своей семьей праздновать Рождество совершенно не хотелось. Правда, была у Киллуа семья другая, та, которую он считал настоящей… Вернее, осмеливался считать где-то в глубине души, но ни за что не высказываясь об этом вслух. И сегодня он предпочел никому не мешать – у того же Гона наверняка столько хлопот – этот-то не приеминет устроить настоящую вечеринку. Леорио непременно ему поможет. Что творилось в голове у Курапики, Киллуа не знал, но думал, что и тот не откажется принять приглашение. А он бы своим мрачным видом и нелюбовью к Рождеству только напрягал бы всех своим присутствием. Ну его к черту, объявится через несколько дней… Черная тоска когтистой лапой сжала сердце парня. Он привык к одиночеству, но почему-то именно сегодня, именно в этот чертовый день, до безумия сильно хотелось не оставаться одному. Одна снежинка опустилась прямо на кончик носа, опалив холодом, и тут же растаяв от тепла человеческой кожи. Киллуа чихнул. Эта часть города, куда он забрел, была ему мало знакома. Аккуратные побеленные домики с красными черепичными крышами и украшенными фасадами дверей. Практически на каждой висел красивый новогодний венок. Пушистые зеленые лапы елей виднелись в окнах, занесенные нетронутым снегом дворы таинственно блестели в сгущающихся сумерках. А деревья, стройными рядами высаженные вдоль тротуаров, пестрели яркими лентами, фонариками и фигурками ангелов. Людей на улицах заметно поубавилось. «Отлично, уже вечер, значит, осталось потерпеть совсем немного», - подумал про себя Киллуа, приметив себе цель и теперь протаптывая дорожку к ней по снегу. Кофе из автомата и круассан помогли утолить голод – парень бродил по городу весь день, даже не позаботившись об обеде или ужине, а потому сейчас желудок настойчиво требовал тотчас же покормить его. В дополнение к кофе не хватало сигареты – дым бы очень красиво поднимался в ясном морозном воздухе к высокому небу. Но искать магазины, где бы сейчас ему продали сигареты, парню не хотелось. Киллуа курил редко, только по настроению, особенно настроению мрачному. А именно оно сейчас и окутывало его.       Звон дверного колокольчика неподалеку привлек его внимания, но вот от звука радостного мальчишеского голоса захотелось провалиться под землю. Это еще что за проделки судьбы?! Киллуа неверяще уставился на дверь магазина. - Спасибо, мистер! Вы мне очень помогли! Гон, в ярко-желтой куртке, вприпрыжку спускался по ступенькам, держа подмышкой какой-то пакет. Извечные встопорщенные волосы, нелепые взмахи руками, добродушная улыбка на губах – Киллуа сразу показалось, будто Гон сходу заполнил собою весь квартал. Проник везде, окутал теплом, как то делает по утрам с нашим миром восходящее солнце. - Ой… - потрясенно замерев, парень уставился на Киллуа во все глаза. Заметил. В первую секунду тонкие брови нахмурились, сойдясь на переносице, но уже в следующее мгновение Гон летел к нему, наплевав и на сугробы, и на слой тонкого скользкого льда на тротуарах. От своей судьбы бежать бесполезно – как-то обреченно подумалось Киллуа. Гон подбежал к нему, все же поскользнувшись, и потому, едва не врезавшись всем корпусом. Оглядел жадно с ног до головы, удостоверяясь, что это все же он, набрал в грудь побольше воздуха и все же выпалил: - Киллуа! Вот ты где! Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться! На квартире тебя не было, в кофейне не было, нигде не было – я тебя потерял! И последние слова оказались сказаны таким суровым, оскорбленным и обвиняющим тоном, что никак не соответствовал радостному блеску в глазах, что Киллуа не удержался – расхохотался. Отсмеявшись, легко щелкнул Гона по лбу и показал язык. Просто так, уже из вредности. - Никуда от тебя не спрячешься, как ты вообще меня нашел? - Никого я не искал, вернее, специально тебя не искал, а вот кое-что другое – да. В итоге нашел и нужную вещь, и тебя заодно. Дурак ты, Киллуа, почему на звонки не отвечал? Почему телефон недоступен? А как же праздник? Улыбка моментально исчезла с губ Киллуа. Он тоскливо огляделся по сторонам. Ну вот, так он и знал. Сейчас Гон начнет его убеждать пойти с ним, веселиться до ночи на вечеринке, изображать бурную радость. Но вот чего хочется самому парню – даже не спросит, потому что даже не подумает об этом. По крайней мере, сейчас. У его семьи, солнца, друга, спасителя, возлюбленного – широкая улыбка и крепкие объятия. Гон всегда очень крепко и по-настоящему обнимает, сам того не замечая. Если уж и проводить Рождество, то только с ним. Только с Гоном Киллуа сегодня не будет себя чувствовать одиноким или лишним. Но поди попробуй объясни это ему… - Дался тебе этот праздник… - недовольно заворчав, Киллуа сделал попытку уйти, но Гон сразу же преградил дорогу, уставился вопросительно. – Не хочу ничего, и вообще, у меня свои дела. Сегодня как-нибудь постарайтесь без меня, я завтра вернусь. Только без обид, хорошо? - Нет, не хорошо. Я же вижу, что тебе грустно, Киллуа, - совершенно не заботясь о реакции окружающих, Гон легко боднул его лбом. – И не оставлю тебя одного в таком состоянии. Вообще, я хотел отдать тебе его в полночь, но раз такое дело… Вот, держи, - и с улыбкой протянул парню небольшой блестящий пакет. Внутри что-то звякнуло. А Киллуа отчего-то мигом похолодел. - Это что такое? Догадка вертелась на языке, но признаться в этом самому себе было выше его же сил. - Как что, подарок. Я хотел найти именно такую штуку, поэтому забрел аж в этот отдаленный район, в остальных магазинах все не то попадалось. С праздником, Киллуа! Гон купил ему подарок. Гон ходил по городу, чтобы найти для Киллуа что-то особенное. Страх противно змеился по позвоночнику, стекая вниз по ногам. Киллуа никто и никогда не дарил подарки. Киллуа никогда ничего не дарил тот, кого он любит. Он совершенно потерялся в радостно-пугающей смеси ощущений и испытывал острое желание сбежать. Но вместо этого протянул руку и взял пакет, молча развернул его. Внутри оказалась коробочка, нелепо перевязанная голубой, под цвет его шарфа, лентой. А в ней – маленькая деревянная шкатулка с ручкой, по периметру украшенная мерцающими фиолетовыми камнями. Цвет – точь-в-точь глаза Киллуа. - Открой ее, пожалуйста, и заведи. Это музыкальная шкатулка, хочу, чтобы ты послушал, - Гон улыбался так тепло, что Киллуа вдруг удивился – почему мороз в воздухе только крепчает, хотя все должно к черту растаять. Все еще не в силах выдавить из себя хоть слово, Киллуа последовал совету Гона, сделал то, о чем его просили. И потерялся окончательно. Тихая звенящая мелодия, будто нечто далекое, из прошлого, которого не существовало. Музыка лилась из маленькой вещицы, а Киллуа чувствовал тепло дома, которого у него никогда не было. Тепло маминых рук, что обнимают так заботливо. Звонкий смех друзей детства. Что-то нежное, щемящее, коснулось его сердца. И над всем этим – витиеватая гравировка на маленькой крышке. «Вместе навсегда». Казалось бы, приевшееся и пошлое, но из рук его Гона – столь приятное и необходимое. Моргать становилось тяжело, отчего-то глазам стало слишком мокро. Точно, это дурацкий снег налип на ресницы и теперь тает. Дурацкий снег и такая же дурацкая зима. Киллуа шмыгнул носом и отвел взгляд. - У меня нет ничего, чтобы подарить тебе в ответ. Я не хотел этого праздника и вообще… Ах черт, все не то говорю. Спасибо, Гон. И Киллуа несмело улыбнулся. Шкатулка нагрелась в его ладонях, и он бережно убрал подарок обратно в коробочку, сунул ее в карман куртки и застегнул – чтобы уж наверняка не выпала. Теперь рукам будет холодно, но это совершенно неважно. - Ты не любишь Рождество, да? – участливо поинтересовался тот, становясь ближе так, что теперь их плечи соприкасались, - поэтому избегал встречи со всеми? - Вроде того, - неохотно ответил Киллуа, мрачнея и становясь похожим на нахохлившегося воробья, - тем более у тебя слишком много забот сегодня, не хотел отвлекать. Гон недоуменно посмотрел на него, но, словно что-то вдруг поняв, фыркнул. И в ту же секунду порывисто обнял оторопевшего от шока Киллуа, ткнулся лицом в мягкие волосы, с запутавшимися в них снежинками. Тот, ошалев от неожиданности, принялся было отбиваться, но быстро затих. - Дурак, люди же смотрят, ты чего делаешь?! – яростно краснея, зашипел Киллуа. - Никто не смотрит даже, да и поздно уже – люди уже по домам разошлись. И сам ты дурак, раз целый день провел в грустных мыслях, а даже не спросил меня, чего я сам хочу в это Рождество! - Вечеринки ты хочешь, сам же сколько раз про нее говорил! - Только вот я тебе с самого утра пытался дозвониться, чтобы сказать, что планы поменялись, у Леорио работа в больнице в ночную смену, и Курапика тоже не может. Я весь день тебя искал, и подарок, и уже подумал, что придется провести сочельник в одиночестве, так и не сумев связаться с тобой… Напоследок неловко ткнувшись губами куда-то в ухо Киллуа, Гон затих, все так же крепко держа в объятиях, будто боялся, что Золдик куда-нибудь убежит. Но тот был настолько шокирован признанием, что просто стоял, безвольно опустив руки, и пялился куда-то за плечо Гона, в темнеющее небо. Его Гон только что признался ему, что хотел быть с ним в Рождество вдвоем… А он сам чуть было не разрушил все собственными руками. Горло перехватило спазмом. - Киллуа, а, Киллуа… - отстранившись, Гон взял его замерзшие ладони в свои и легко подул на них, согревая, - не хочешь отпраздновать это Рождество со мной? Милый, чудесный Гон, который совершенно не умеет копить обиды… Еще немного, и Киллуа точно позорно расплачется от нахлынувших чувств, нужно было срочно что-то предпринять. Он быстро закивал, соглашаясь. - Если ты не сердишься на меня, то да, конечно да, я с радостью. Но уже поздно, мы ничего не приготовили, а еще у меня нет подарка, и вообще… Ты чего так улыбаешься? Вместо ответа, продолжая лукаво улыбаться, Гон показал взглядом куда-то вверх. Подняв голову, Киллуа, поперхнувшись воздухом, закашлялся. И покраснел до корней волос. На дереве, незаметно, запутавшись в ветвях, висел неприметный шарик омелы, аккурат над головами парней. Киллуа, не веря самому себе, хотел было громко возмутиться, но увидев блеск в глазах Гона и слабый румянец на смуглой коже, тут же передумал. - Ты… ты невозможный дурак, - он прочистил горло и украдкой оглянулся по сторонам – никого. - Завтра я обязательно куплю тебе то, что ты хочешь, потому что это никакой не подарок, и вообще очень странно заниматься подобным на улицах, но раз ты хочешь… Подавшись вперед, Киллуа неловко поцеловал Гона, едва касаясь губами. Вкус лимонада и соленой карамели. Зажмурившись на мгновение, тщетно стараясь унять бешено бьющееся сердце, он обхватил лицо Гона ладонями, и поцеловал еще раз. Дольше, нежнее, чтобы и прикусить аккуратно, и лизнуть, и падать-падать вниз, вслед за сорвавшимся сердцем, падать с головой в исполнившееся желание. Киллуа не сразу понял, что упали они в буквальном смысле, прямо в высокий сугроб. Гон смеялся, и снежинки блестели у него на ресницах. И с неба крупными хлопьями валил снег. - С Рождеством, Гон! Улыбнувшись, Киллуа легонько потерся кончиком носа о чужую щеку. Тепло и мокро. Гон в ответ только стиснул его сильнее, обхватив, кажется, даже ногами. Возможно, этот праздник Киллуа будет все же вспоминать с улыбкой. Наконец, и в его жизни случилось настоящее Рождество.