Остатки жизненных сил на 21:00
Второй фронт: Сукуна Р. 79%; Сатору Г. 77%
Первый фронт: Анриэтта Х. 80%; Сугуру Г. 100%
(музыкальное сопровождение:
free animal - foreign air)
Первый фронт
Одна кража жизни за другой. Превосходное мастерство, умение сбалансированно использовать самые сложные техники, мне были подвластны даже запретные — я добилась несравнимых высот в том деле, которое необратимо вело к Смерти. Так грациозно, так властно, так искусно. Я демонстрировала своё ремесло, забываясь, что бессмертие тоже зависело от моих жизненных способностей. Когда проклятые силы подойдут к концу — я сгорю в том же пламени, которое устроила. Голос в голове гудел: «Не смей подводить Двуликого, наш план, саму себя. Вспомни, что на кону стоит буквально всё, к чему ты шла. Ни шагу назад. Отступать некуда с тех пор, как ты решила что-то менять. Прошлое, настоящее, будущее — всё сейчас в твоих руках. Дыши. Шаг вперёд и ни одного назад». Чем дольше будет бой, тем хуже окажутся последствия. С каждой активацией способности я помнила, что всему запретному должны быть пределы: Смерть не пришла в этот раз — придёт в другой. Я боялась получить удар с двух сторон: рой проклятий на одной чаше весов, на второй — приближение кары небес за то, что я так опрометчиво плевала на их законы. Помнила, что нельзя использовать кражу жизни на постоянной основе. Видела перед глазами гниль вместо крови. Аида, которая столкнулась с последствиями, держалась неплохо, но я очень хорошо понимала, что я — не Рёмен. Если Смерть придёт, я не выиграю её в догонялки. Масла в огонь подливал Гето со своими пустыми фразами: — Лишиться всего тебе было мало, Харада? Его тупое представление поддерживали остальные твари: — Да разве пристало такой особе сражаться? Стоило мне с огромным трудом выбраться из стен канализации, как на меня посыпались сотни техник, которые не представлялось возможным использовать в замкнутом пространстве. В попытках сосредоточиться на поединке, я сохраняла молчание. — Ты ещё подружиться ей предложи! — рассмеялся Дзюго на замечание Махито. — Я не вожу дружбу с проклятиями! — воскликнула, но тут же осеклась. — Конечно, тебе больше ублажать их нравиться, — отозвался дух, заставив меня отпрянуть. Я беспокоилась, что их грязь передавалась касаниями. Заметив перемену в моём лице, какая-то тварь добавила: — Не кривись так, как будто это не правда. Видно же, как в мыслях ты беспокоишься за короля проклятий. Интересно, он держал тебя поблизости, потому что ты украла часть его силы или потому что охотно раздвигала ноги, когда он желал? Я заткнула грязный рот проклятия одним метким ударом. В следующий миг его тело обернулось пеплом. — Раньше мы предлагали тебе примкнуть к нам, да только вот кому ты нужна теперь такая слабая и никчёмная? Перекрикивая гул проклятий, я обратилась к вожаку, безмятежно устроившемуся вдали от пылающего эпицентра: — А ты хорош, наделил всех духов своими силами, — прокомментировала я, оскалившись. Все техники, какими обладал Сугуру, теперь использовались Махито, Дзюго, Тэйроном и его другими копиями. Что толку, если все имели одну и ту же недюжинную силу особого уровня. Под их личинами скрывалась маска Сугуру. Он захватил над ними полный контроль, а те этого даже не заметили. — Сдайся, Анриэтта. Я не буду слишком жесток, — усмехнулся маг, — позволю вам с Двуликим мирно жить где-нибудь в стенах Преисподней. — Я там уже была. Знаешь, не понравилось. — Вот как? — Да. Скоро сам убедишься в этом. Чужие атаки поступали со всех сторон, зрачки только и успевали метаться от одного противника к другому. Сколько их здесь: два, три десятка, сотня? Вокруг столпилась дюжина врагов. Никто не планировал уступать в борьбе за жизнь: я изгоняла проклятий пачками, те в свою очередь наступали сильнее. В сражении не было правил: запретные техники, удары под дых, нападение толпой. С самого начала я понимала, что бой не будет лёгким: нападала, защищалась и снова атаковала, не давая себе и секунды на передышку. Демонстрировала обширные резервы проклятой силы, показывала всё, на что было способно моё стальное, выкованное в самом Аду, тело. — А ты изменилась, Анриэтта. — Почему-то каждый считал необходимым сказать мне это при встрече. — Никак в толк взять не могу, почему ты так цепляешься за Двуликого. Неужели стала забывать, кто он? — Он был моим врагом и им же остаётся. — Сугуру равнодушно вскинул одну бровь, не совсем понимая, почему я говорила об этом с такой лёгкостью. — Не понимаешь, к чему я клоню, да? Сейчас именно твоя очередь. — Сукуна — тысячелетнее проклятие, одумайся. Я промазала с ударом по противнику, услышав голос Сугуру. — Как ты его только что назвал? Никто не знал имени Двуликого, его происхождения, клан, принадлежность к магам. Мне должно быть послышалось, к ушам прилила кровь или слова являлись простой галлюцинацией — проекцией моего рассудка, зацикленного на одном проклятии. — Сукуна Рёмен, разве не так зовут твоего дружка? — повторил Гето, развеяв мои сомнения. Справляясь со ступором, в последний момент мне удалось отразить удар противника. Отвлекаться было нельзя, но осведомлённость Сугуру уже выходила за границы. Узнал меня, тайну Двуликого, был готов к нападению: как ему удалось спланировать свои действия? — Откуда тебе известно его имя? Я теряла бдительность, начиная беспокоиться о мужчине. Всё шло не так, как предполагалось. Планы изменились не в ту сторону, на которую мы рассчитывали. — Сколько ты собиралась водить дружбу с магами и проклятиями? Удобно, согласен, но долго водить нас за нос не получилось, Анриэтта. Чья-то техника ударила мне в спину, из-за чего я ненадолго потеряла равновесие. — О чём ты!? — крикнула через всё поле битвы. К гландам подкатывала тошнота. — Ни о чём, — ласково отозвался маг, — просто хочу сказать, что додуматься до объединения с врагами могла не ты одна. Я молилась, чтобы сказанное было ложью, обычной попыткой запугать. Гето заручился поддержкой от Годжо? Я не могла себе такое представить даже в кошмарных снах. Что происходило по другую сторону? Сатору тоже знал о нападении заранее? Неужели враги поймали в ловушку именно нас? — Что сейчас с Сукуной? — тревога съедала меня по частям. Гето долгое время молчал, позволяя мне отражать поступающие атаки, после чего спокойно порекомендовал: — Побойся за себя. Я пыталась узнать ещё что-то, но дух не отвечал, отдав на растерзание проклятиям. Если планом Сугуру было свести меня с ума, то у него хорошо получалось. Мне нужна была победа — я давно жаждала получить всю свою силу в полной мере. Нужно было только протянуть руку, и я тянула её так сильно, что почти касалась кончиками пальцев. Сражалась с противниками изо всех сил, несмотря на их численное превосходство. С самого начала понимала, что бой не будет лёгким: нападала, защищалась и снова атаковала, но в середине боя в голову врезалось тупое осознание — мне не победить. Я касалась кончиками пальцев финишной ленты, но ногти лишь беспомощно скреблись по объекту без возможности полноценно захватить. Я поняла: врагов не просто много, их не сотня, а бесчисленное множество. Я держалась больше часа, хотя в бою сложно определить время. Двигалась километровыми шагами, преодолевая препятствия наперекор судьбы, раскидывала врагов направо и налево, но сейчас я осознала, что больше не двигаюсь с места — мне не дают пройти уже тридцать минут, и я бессмысленно топчусь на квадрате земли. Лёгкость, с которой я начинала, постепенно сменялась тяжестью. Движения были уже не такие резкие, рефлексы потуплялись, давали множественные осечки, из-за которых мне наносили всё новые и новые удары. Толпа окружала, и с каждой секундой круг становился теснее. Сколько времени прошло с начала боя? — я терялась в догадках, терялась в собственных силах, использовала не те техники. Хуже не такие же измотанные враги, которых я истребляла один за другим, а то, что на их место приходят новые — с новыми силами. Я же не имела способности к их обновлению, хотя гадко понимала: «Они бы сейчас очень помогли». Ещё одна запретная техника сорвалась с кончиков пальцев: «Песнь дьявола». Казалось, что время должно замереть практически полностью, но оно не остановилось. Враги продолжали двигаться, разве что чуть медленнее. Пределы пространственно-временного движения перестали работать мне на руку — они играли против меня. Голос хрипел, со лба рекой стекал холодный пот. Использование запретных техник не проходило без следа — я это знала. В глазах мутнело, к мокрому лицу липли волосы. Я оборонительно выставила руку вперёд, чисто как факт, хотя полностью понимала, что это бессмысленно. Она мне не поможет — мне уже ничто не поможет. «Открой второе дыхание», — проносилось у меня в голове, но что делать с остальными органами, которые также перестали работать? Я не видела перед собой врагов, в глазах ещё с середины боя начало мутнеть, а потом я использовала запретные техники снова и снова... Я не видела перед собой никого, хотя кажется, что врагов стало значительно меньше. Мне не поможет то самое «второе дыхание», потому что оно уже далеко не второе, возможно, тринадцатое... я сбилась со счёта ещё на четвёртом, когда противники в очередной раз контратаковали, а я, собрав с земли ошмётки, уже какие-то безжизненные частицы своего тела, всё равно поднялась на ноги. Сначала в глазах двоилось, потом проклятия приобрели третьих близнецов, расходясь всё шире и шире, пока не начали сливаться с остальными. Пока вся картинка перед глазами не начала сливаться в один сплошной серый фон. Голова крутилась за звуками чисто на автомате, вестибулярный аппарат трещал по швам. Казалось, вслед за повёрнутой головой крутилось и всё тело (но откуда бы у него столько сил?). Я сделала ещё вдох, и руки, которые и без того кренились к полу, упали. Я сделала шаг и всё. Мой личный проигрыш. Мутная картинка перед глазами потухла. Тело безвольной куклой рухнуло вниз. На какой-то миг мне показалось, что я просто уснула, но как только отголоски рассудка начали проявляться — поняла, — это не сон. Это провал. Новое поражение. «Почему мне так не везёт в борьбе за власть?», — ответа на этот вопрос я не находила. Мне казалось, уже никогда не узнаю. Сейчас меня, наконец, добьют за проклятые амбиции. У меня не было сил препятствовать этому, я злилась на саму себя: за боль, за усталость, за слабость. Беспомощная злоба, у которой не было шанса высвободиться, находила своё заточение в моём теле. Била изнутри, заставляя помимо пыли, глотать чувство поражения. Моё тело не двигалось. Я хорошо знала свои пределы, знала, что достигла их уже давно, но сейчас мне хотелось добить не сколько себя, сколько свои проклятые мысли. Как там Сукуна? Наши враги действительно объединились? Я молилась, чтобы сказанное Сугуру было ложью. Меня тошнило от собственных дум: «Почему я сейчас на пороге Смерти думаю о проклятом духе?». Гето был прав, когда говорил, что я обзавелась открытой раной, что всё это время кровоточила. Было бы глупо не воспользоваться моей слабостью, не надавить на ножевое отверстие. К несчастью, враги оказались достаточно умны. Боль была мучительной. Почему-то мне захотелось сказать Двуликому, что он слишком хорош в моей голове, и этот образ оттуда не выходит, сколько бы я не пыталась. Что он застрял там — въелся, его не отодрать даже сильной кислотой. Я знала, что Двуликий мог врать, но он не оставил мне и шанса ему не верить. Все слова Сукуны так глубоко проникали мне в мозг, что они стали там жить, разожгли костёр (не в голове, а в самом сердце) и разложили вещи, оставляя на стеллажах моих воспоминаний свои автопортреты. «Перед Смертью мы вспоминаем дорогих нам людей», — бред. Поскорее бы это закончилось. Сейчас меня убьют и всё, но Смерть почему-то шла предательски медленно.Четвёртый фронт
— Госпожа Судьба, ошибка за вами, — сообщил посол Его святейшества. — Уладьте это недоразумение, пока есть время. Вены у жительницы небес набухли, демонстрируя раздражение. — А по поводу того, кто эту ошибку приказал мне совершить, Его Святейшество ничего не сказало? Пока в смертном мире всё шло не гладко — в высших измерениях поднимались волнения. Кому взять ответственность за содеянные грехи? Найдётся ли кто-то готовый покаяться — признаться в том, что совершил? Невиновных можно было пересчитать по пальцам одной руки, и среди участвующих в войне их не было — бремя вины лежало на всех: Судьбы, Его Святейшества, Аиды, Дьявола. Список можно продолжать до бесконечности, но суть от этого не меняется: пока виноватые будут молчать, опасаясь за собственные жизни, несметное количество смертных лишатся головы. Посол уклончиво отозвался: — Речь про то, что вы вовремя не устранили угрозу, а не про приказ господина... — Хорошо ему свесить на меня всех псин, ну конечно! Так Его Святейшеству и передай, что за всё содеянное с плеч слетит не только моя голова! — Записал. Хотите добавить ещё что-то? — беспристрастно отозвался посол, словно сказанное его не касалось. Судьба тяжко вздохнула. — Веретено событий сломалось. Перо замерло посреди недописанных строчек. Посол вскинул ужаснувшийся взгляд. — Что!? А как же будущее? — Нет его больше.Второй фронт
Небесная битва. Реверс
(музыкальное сопровождение:
finish line - skillet)
Годжо с детства приписали звание сильнейшего и растили, как воина. Благодаря острому уму и сообразительности, он повышал свои навыки до совершенно иного уровня. Сатору частенько демонстрировал их своим противникам и не боялся проигрыша. Силён. Амбициозен. Безумен, когда дело касалось боя. Слишком самоуверен для того, кто бросил вызов Сукуне. Маг с давних пор изменил своё отношение к битвам на более беспечное. Это не значило, что он недооценивал врага, но это не мешало ему находиться в расслабленной позиции. Годжо как никто другой знал, кто перед ним находится. Это напоминало ему случай, когда он вместе с Гето принимал участие в битве с Фушигуро Тоджи. Сатору проиграл в ней, но выиграл в войне. Проигрыш для него — начальный шаг к победе. Здесь будет по аналогии. — Ты столько искал меня, чтобы сказать мой век выдастся последним? — Изящное лицо мага украшала бесподобная ухмылка. Он был спокоен и следовал своему плану. — Скучно. Карта действий залилась кровью из разбившегося стакана. Оба готовились к этому судьбоносному бою. Косые скулы океана поднялись в бешенстве от гнева бога грома. Кости истолчены в прах мягкими волнами. У обоих присутствующих была общая ядовитая черта — делать то, что им запрещают. И если у Сатору это поддавалось контролю, то у второго не было рамок. — Покажем, что значит произвол? Впрочем, предложение мага было лишь условностью: ствол снят с предохранителя, дуло направлено на цель, нажат спусковой крючок. Вместе с выстрелом проклятие ворвалось в бой, не мелочась в ударах. В каждое движение он вкладывал мощь, которая другим обычно подгибала ноги, но эта битва не кренила бы чашу мировых весов, будь она обычной и будь преграда перед ним лёгкой. Безмятежное лицо мага шло вразрез с окружающей бурей. Он отбросил честь, он втоптал в грязь гордость. В этот день каждый обнажал свою душу, и чтобы защитить своё, был готов прибегнуть к самым низменным поступкам. Двуликому на честь изначально было плевать. Это почти танец в самом безбожном её проявлении: попытка нанести удар, замах, расчёт проклятой энергии и грубой силы, промах. Маг, натренированный в боях, слишком легко уворачивался. На его лице неизменная уверенность в победе. Проклятие, натренированное в зале с Аидой, превращало уклонение в новый удар. В зрачках желание стереть чужую улыбку своими руками, втоптать репутацию сильнейшего в грязь. Действия Годжо лишь подстрекали пыл Двуликого, чьи кулаки уже давно скулили от жажды кровопролития. Высвобождались самые порочные желания, проверялось, насколько ты сам волен удержаться от них, стоя на пути к чему-то непостижимому. Рёмен почти рычал от жажды, что постоянно его иссушала. Где-то на отголосках разума Сукуны щебетало, что тому нужно как можно скорее возвращаться, кажется, нужно помочь Анриэтте... Но мысли с грохотом задвигались куда подальше. Это борьба с внутренними инстинктами, которым мужчина не мог долго противостоять, будучи на половину состояв из них. Его нынешнему состоянию способствовал блондин, специально провоцируя, пробуждая задор. Своей ухмылкой заставлял отвлечься от бури, и от войны миров, и от... — Танцуешь ты неплохо, но, может, продемонстрируешь настоящую силу? — слишком жадно оскалился Рёмен, в то время как его глаза пылали огнём. Цикл ударов не прекращался. Сатору внимательно следил за каждым нападением и не переставал уворачиваться. — Ох, ну если ты сам просишь… — Весельчак сменил улыбку на серию тяжелых атак, последовавших с удивительной скоростью. Ему нравилось вести эту игру, где не существовало правил. Где всё шло именно так, как надо. Судьбе пришлось раз сто переписать свиток времени и с ужасом следить за хаосом. Равновесие нарушено. Правила стёрты. Демоны расправили крылья. Ангелы заточили ножи. Сукуна заблокировал семь атак подряд, затем поняв, что его пытаются отвлечь, пригнулся. Чужая нога пролетела над головой Двуликого, и он, попятившись, ткнул незримого нападающего локтем в грудь. Проклятие не могло понять, почему ещё не оставило уйму синяков на теле соперника. — Забыл уже? Это твоя ошибка. — Особая техника мага, которая позволяла ему ограничить физический контакт, благодаря контролю атомов на молекулярном уровне. Ему определённо было любопытно, как же сейчас поступит то самое могущественное проклятие, о котором ходило множество слухов. Маг намеревался узнать, какая доля из сказанного являлась правдой. Сукуна с самодовольством оскалился: — И твоя, что напомнил. Маг видел всякую эмоцию на лице Сукуны, но эта говорила о том, что сейчас Годжо поступил опрометчиво. Едва он успел уловить движение руки проклятия, как его тут же отбросило ударной волной на дальнее расстояние. Сбивая собой деревья и обжигая спину, Сатору вырвался в воздух и с прямым интересом смотрел на своего противника. Большая часть леса была разрушена. Лес стал местом побоища двух сильнейших — могилой для одного из них. Теперь он понял, о чём говорили старейшины, когда речь заходила о Двуликом демоне и серьезной угрозе, которую тот нёс. Маг почувствовал это в могуществе пылкого огня. Сукуна сжигал всё на своём пути и не мог совладать с яростью. — Это что-то новенькое. Проблема в том, что Годжо не мог окончить бой своими сильнейшими техниками. Он замер в воздухе и пытался понять, что произошло. Бесконечность не сработала? Вряд ли. Видимо Сукуна обладал дезактивирующей способностью. Сатору гадал, на что ещё способен Рёмен. Строить теории сейчас было тяжело, но маг с радостью проверит каждую позже. — Запомни это чувство, — порекомендовал Сукуна, готовясь к новому нападению. Пока маг думал над чужими силами, для Двуликого оставалось загадкой, почему Сатору не торопился с атаками. — Тяжело запоминать такие мелочи, знаешь ли. — Хорошо, что ты понимаешь свои возможности. Годжо ждал, используя время, чтобы проигрывать в уме сценарии, считать вероятности. Он искал пробелы и слабые места в своём замысле. Внедрялся новый модуль. Закрытые двери открывались. Осталось узнать, что они за собой прятали. Небо затянуто серыми тучами, были слышны громовые раскаты. Стрелка часов близилась к задуманному. Смерть никогда не опаздывала. Вот только что блеснула молния на несколько секунд. Дождь начал срываться мелкими каплями. — С каких пор ты стал отираться рядом с магами? Это какой-то особый фетиш короля проклятий? Сукуна использовал всё тот же трюк, оттолкнув мага огненной волной, как бейсбольный шарик. — Может тогда поговорим о твоих фетишах? Особый ранг подался в учителя, у сильнейших ныне появилось рвение защищать слабых? — Тебе виднее, — ответил Сатору с издёвкой. Они находились в парах метрах друг от друга, зависнув в небе, словно законы гравитации были пустым звуком. Глаза Двуликого пылали красным, а проклятая метка придавала сил. Каждый удар окрылял, — мужчине давно не терпелось ощутить вкус крови. Только сейчас тот не замечал, как тонул в этих вкусах, ведясь на поводу у врага. Эти минуты ему дорого обойдутся. Раскусить хитроумный план мага было не так-то просто, но Судьба уже видела результаты на втором поле боя. — Готов к настоящему веселью? — У Двуликого, однако не было причин сдерживаться. — Начнём. — Под свой объёмный бас, он сложил ладони в печать, которую моментально узнал блондин. Судьба взвыла от отчаяния: «Остановитесь!». Она видела ужас последствий. Боги первые узнали то, что должно произойти, ощущая необходимость действий. Волна надвигающейся Смерти накрыла в первую очередь именно их, а всё, что происходило на земле, было отголосками их крика. Сокрушительные техники лишь подстрекали к уничтожению баланса мира. — Расширение территории. — Рёмен прикрыл веки, обращая свои движения в приближение шторма. — Демоническая гробница. — Расширение территории. — Расслабленная улыбка стала граничить с безумной. Маг был похож на чокнутого маньяка, который заманил свою жертву в ловушку. Вся власть происходящего была в его замкнутых руках. — Необъятная бездна. Пока Судьба сжимала ладони в кулаки, Смерть рвала карты. Возможно, это карма распорядилась так, что два столь могущественных мага не могли существовать вместе. Однако вовсе не она тянула их друг к другу, а желание каждого утвердить статус сильнейших. Их силы столкнулись, уничтожая по мельчайшим молекулам пространство. Маг чувствовал, что одерживал верх, но воля Двуликого к борьбе оставалась сильна. Годжо на это рассчитывал и был весьма рад результату. Безумие свойственно им двоим. Ничто не могло сравниться с их пылкостью. Два обезумевших врага достигли пика и держались до последнего. С ними говорила эпоха, говорила Судьба. Смерть шла за жертвами. Сфера бытия в мириадах трещин и под небом мутным, пустым, зловещим — заживо гниют сотни тысяч тел. Ослепляющая вспышка отбросила их по разные стороны. Всё исчезло. Полное опустошение, пронизывающее до костей. Оно давило на голову, заплетало язык. Маги были готовы плеваться желчью, доминируя над гордостью. Шумное дыхание оглушало, сердце отбивало гулкое непонимание. Пропорция ума и логики пошла трещинами. — Зачем ты это сделал?! — в злобном замешательстве бросил обвинение Двуликий, стараясь встать на ноги. Сил осталось меньше половины. Всё ушло на демоническую гробницу. — Забыл? — произнёс Годжо, смотря на оппонента с полуоткрытых век и победной ухмылкой. — О чем? — Об Анриэтте. — Его словесный холод прошиб мгновенным морозом по коже и дичайшим ударом под дых. — Это твоя ошибка. Быть Сатору значило запирать на замок свои чувства, не позволяя кому-то о них рассказать. Сукуна попал в цель, когда затронул его учеников, но Годжо виду не подал. Перед тем, как напасть, он изучил врага. Проанализировал его поведение и ход мыслей. Анриэтту и Двуликого явно что-то объединяло, но вопрос в том, выдержит ли мир союз мага и проклятия? Первые пару секунд смятения, непонимания, а затем в голову ударило болезненное осознание. Что-то в груди проклятия сжалось. Он пытался списать это на эффект от опустошения резерва одним махом, но чувствовал, что это никак с ним не связано. Волна осознания накрывала с силой, которая заставляла Двуликого округлить глаза. Он не мог чувствовать вину за совершённое: в битве он всегда находил покой для ноющих кулаков, но почему-то именно сейчас они не испытывали удовлетворения. — Что на первом фронте? — серьёзно спросил он, в миг мрачнея. Рёмен находил силы держать боевую позицию, когда секунду назад казалось энергии не осталось вовсе. Маг загадочно молчал, на его лице цвела ухмылка. Он уже осуществил свою часть плана, провёл врага, отвлёк достаточно, чтобы позволить Гето разобраться с Харадой. Убить их союз непросто, но оказалось связь не так близка на расстоянии. Рёмен никогда не готовился к бою, не брал в заложники — он найдёт способ, как сделать больно, не прибегая к дополнительным заморочкам, в конце концов у него нет болевых точек. Не было. Ему не хотелось признавать, что Ри стала его слабостью — она бы возненавидела его за это, но боль причиняла сама душевная связь, которая стала между ними нерушимой. Сукуна соврал бы, сказав, что эта связь была ему отвратительна, проблема в другом: тот жар, что плавил кожу, то сбитое дыхание. От желания видеть женщину сводило челюсть сильнее, чем от того, что звало его в бой. Это не только секс, в ней было что-то особенное. Рёмен устал думать, что это не нежность, будь она проклята, не отвратная ему любовь, будь она тоже проклята. Сама Анриэтта вкупе со своим желанием властвовать, со своим желанием жить, — именно она ранила и трепетала мужскую душу в то же время, и пусть горит седьмым пламенем у Владыки Тьмы. Двуликий не мог умереть здесь. Не могла и Анриэтта. Плевать, какую засаду ей подготовили маги, ведь в конце концов она должна...«Я подчиню тебя»
«Да, точно», — Рёмен глупо усмехнулся, вспомнив знакомые слова, от чего-то засевшее глубоко внутри. — «Именно поэтому». Аида всегда наставляла, что сильнее духовных уз не было ничего и сколько бы Двуликий не пытался это отрицать, на столько же она была права. Всё это время он стоял на своём фронте, желая довести дело с этим магом до конца, не показать свою ноющую боль, которая была где-то в районе рёбер от ножевого удара. Он ведь, как выразился маг, сильнейших дух, король проклятий, — Двуликий не успел заметить, как стал заложником собственного образа, подчиняясь уже не инстинктам, а тому, кем хотел показаться. Тысячи противоречивых мыслей — враг прямо перед ним, нельзя просто взять и сбежать, как будто у Двуликого есть что-то гораздо важнее. Но всё именно так — там, вдали от него сейчас сражалась его душа, танцевала с врагами в кровопролитном реверансе, — и у Сукуны щемило сердце при одной мысли, что с ней что-то не так. Он обещал ей помочь в нужный момент. Двуликий боялся не успеть. Боялся, что уже опоздал. Маг смотрел на проклятие долго, издеваясь, наслаждаясь каждым противоречивым чувством на мужском лице, как своей новой победой. Небо разрезали молнии, звенел гром, от которого сотрясались сами Небеса. Мелкий дождь сменился на ливень — сигнал к бедствию. Плачь Поднебесья, слёзы Судьбы, мука для всех, кто писал жизнь. Сегодня день Смерти. Отметьте это в своём календаре, смертные. Она придёт за каждым, уже обнажив ножны. Волосы мужчин мокли, чёлки прилипали ко лбам. Начинающийся ливень заглушал тихое посмеивание блондина. — Это лишь моё мнение, но нет проклятия страшнее любви, — пробормотал маг, не удосуживаясь поднять своё тело с земли. Рёмен томил ровно минуту несмотря на то, что и так потерял достаточно времени, а затем сорвался на бег.Четвёртый фронт
Молнии бога грома свистели в Небесном мире, разрезая измерения. Яркие вспышки попадали на землю смертных, где в это время шли кровопролитные бойни. Бог выполнял своё дело: предупреждал о грядущих последствиях, кричал остановиться, пока не стало поздно. Но «поздно» уже было. Бог зря надрывал свои голосовые связки, обращая слова в гром. Пара часов войны приближала всех к началу чего-то необратимого. Оно шло медленно, но стремительно. Бойтесь боги, бойся тот, кто мёртв, бейтесь даже те, кто ещё может влачить своё бренное тело по смертной земле. Грядёт Смерть. Она не наносит ножевые — она забирает самое ценное. Смерть приносит своим жертвам конфеты со вкусом потери и не предоставляет права выбора: «Ешь, пока дают. Дыши, пока разрешаю». Жадность не порок, а значит она заберёт всё, что ты имеешь. — О великий Господь, дай сил выстоять в этой борьбе. Сохрани дарованную мне силу небесного происхождения. Меня не убей. Сжалься над детьми своими грешными. Задержи идущую Смерть. И боги всё повторяли: — Аминь. Аминь. Аминь. Как только весть дошла до Владыки небесного мира, тот потребовал Судьбу незамедлительно явиться, в конце концов речь шла про поломку веретена событий! Это то же самое, если бы у человека отказало сердце. Нужна было срочная реанимация и отыскать источник проблемы. — Это ты довела до такого! Сложно было уничтожить угрозу сразу? Женщина преклонного возраста выслушивала причитания Его Святейшества, толком не успев пройти внутрь. Владыку одолевал гнев — высшая степень злости. О вспышках сильнейшего недовольства свидетельствовал перевёрнуый вверх дном кабинет: массивный стол из дерева, разрушенный до основания, валялся посреди комнаты, а в его щепках можно было найти остальную канцелярию. Судьба была уверена, что её письмо лежало где-то в центре этого хаоса. Его Святейшество обладало такой же престарелой внешностью, как и у Судьбы: отчётливо заметные носогубные складки, морщины, впадина между бровей. У обоих её владельцев был скверный характер. — Если бы не пособничество Преисподней, ту женщину давно настигла бы Смерть, что я могла сделать? На ней метка Дьявола. Лицо Его Святейшества скривилось в пренебрежении. — И что? — тот явно не видел проблемы в услышанном. — Что!? Мы не можем вмешиваться в их дела. Господин всплеснул руками. — Да кто сказал эту чушь? Судьба, сколько тебе уже тысячелетий, почему я всему должен учить тебя? Женщина силилась с внутренним гневом. — Закон так сказал! Преисподняя... Комнату на краткий миг сотрясло громом. — Следи за языком! Женщину отбросило мощной пощёчиной по скуле. Господин при этом не шелохнулся. — Преисподняя то, Преисподняя это. Твоя жизнь принадлежит Небесам. Мне принадлежит. Не терпится отправиться к мёртвым — только скажи. «Уничтожу», — ядовито крутилось у Судьбы на языке, когда она гневно смотрела на Бога. Её ладонь прижималась к щеке, чтобы хоть как-то унять резкую боль. Терпеть такие унижения она была не готова, неважно, кто перед ней — Дьявол, Бог, любой другой житель верховного мира. У Судьбы хозяина не было, — по крайней мере так считала женщина. Среди живущих на Небесах существовала общая высокомерная черта — не признавать чужого авторитета. О слове «преданность» никто не слышал, такой уж своенравный характер у жителей небесного происхождения. Его Святейшество дёрнуло плечами, сцепив руки за широкой спиной. Светлая борода, доходящая до пояса, дрогнула вслед за гневно поджатой губой: — Главное, чтобы всё до Суда не дошло, — процедил Бог. Судьба взвыла и с силой схватилась за корни своих волос. Белоснежные пряди были нервно выдернуты, опадая на пол клочьями. — Очнись, старик, что ты несёшь!? — Женщина не могла сдержать беспомощного вопля. — Ты думаешь, веретено могло сломаться само собой, так, по-твоему, это происходит!? Суд. Уже. Знает. Обо всём! Господин бросил пронизывающий взгляд на поданную. Грели ужасные времена. На пятки наступали последствия корыстного выбора. Ища выход из сложившейся ситуации, Его Святейшество брякнуло: — Ты успела хоть что-нибудь сделать? Судьба скривилась, но ответила с привычной гордостью: — В отличие от тебя я была занята делом. До того, как веретено сломалось, я успела убрать одного из них. Брови Владыки ненадолго приподнялись, в серых глазах сверкнул ни то огонь, ни то сталь. — Похвально. Кто скоро умрёт? Его Святейшество говорило: обрадуй меня. И Судьба не подвела: — Если судить по часам тот человек уже мёртв. Женщина забывала, что время на Небесах шло быстрее, но сути этого не меняло. Смерть дышала кому-то в спину. Она была очень близка к смертному миру.Третий фронт
Преисподняя всегда походила на хаос, но в последнее время превосходила саму себя в связи с бушующей нечистью. Дьявол отдал приказ направить все силы на их успокоение, но в качестве исключения из правил нашлась особо строптивая, не желающая подчиняться. Женщина бесцеремонно ворвалась в кабинет Дьявола. Всё ничего, когда вопрос не мог терпеть отлагательств. — Как это понимать? — громко и достаточно чётко спросила Аида с порога. Дьявол сидел спиной ко входу возле камина. Он потягивал бокал сухого, словно заранее зная о скором скверном разговоре. — Ты о чём? — без спешки спросил он, как ни в чём не бывало. — Ты прекрасно знаешь, о чём я, — строго перебила женщина. — Имена Сукуны и Анриэтты исчезли из книги особого контроля. — И что тебе не нравится? Это рано или поздно должно было произойти. Лицо Аиды исказилось в презрении. Она знала то, что держать под защитой тех двоих вечно не выйдет, но пропажа имён именно в этот момент, когда во всех мирах шла война — было ударом в спину. Неприятной сменой обстоятельств. Женщина прошла вглубь кабинета. — Значит ты знал, что это произошло, — силилась Рёмен с собственным раздражением. Ей не нравилось, когда что-то шло не по её плану. И тем более не нравилось узнавать об этом последней. В воздухе повисло немое требование, когда Аида сложила руки под грудью: «Ну и когда ты собирался мне рассказать?». Не имея проблем с улавливанием чужих недосказанностей, Дьявол отозвался: — Не забывай, с кем разговариваешь. Владыка был никому ничем не обязан. Делиться информацией с подчинённой тем более не входило в его планы. Мужчина сохранял спокойствие, но благодаря всё ещё стоящей напротив женщине, его терпение было под угрозой. — Не затыкай мне рот, когда дело касается нашей сделки. Пока я здесь, имена тех двоих должны оставаться в книге. Аида вела к тому, что Небеса не упустят возможность изменить жизнь Анриэтте или её сыну. Прописать появление Смерти на веретене событий не составило бы много времени, о чём женщина и беспокоилась. Она ещё не знала, что её опасения давно сбылись, и Дьявол решил не вводить Рёмен в заблуждение: — Можешь не переживать об их жизнях, — проговорил мужчина, осушая бокал одним залпом. — Они оба не доживут до рассвета. — С чего ты решил? — нахмурившись, спросила женщина. — Судьба уже переписала историю одного из них. Аида заняла кресло напротив. Действительно, о чьих жизнях можно было беспокоиться после того, как будущее изменилось быстрее, чем любой предполагал. Когда Аида подала голос, в её тоне заскрежетала сталь: — Анриэтта и Сукуна имеют нерушимую связь, если кто-то из них умрёт — второй без раздумий отправится следом. Утешительных новостей было мало. — Ты хорошо постаралась, когда образовывала эту связь, — усмехнулся Дьявол, прямым тексом говоря женщине, что виновата в этом была только она одна. Командир переборщила, пытаясь добиться близости своего сына с кем-то. Просчиталась, и это будет иметь последствия. Впервые Рёмен была зла на то, что так хорошо выполняла свою работу. Преследуя цель, она старалась не допустить Смерти одного из них, наоборот, защищала всеми силами. Даже душу отдала, чтобы записать их имена в книгу особого контроля. И что толку? — Каким образом они исчезли со страниц? Аида знала, что это не мог быть Дьявол. Он бы не стал по своей прихоти вставлять палки в колёса женщине, которая и так без особой охоты ему служила в этих стенах. Рёмен слишком хорошо знала, что Владыке было плевать на чужие жизни. Мужчина был занят своими делами, чтобы вообще помнить о существовании Сукуны или Анриэтты. Ну, конечно же, если бы Аида не напоминала. Дьявол поднялся со своего места, чтобы подлить в бокал белой жидкости. Алкоголь в Преисподней был на любителя. Мёртвые не переживали о своей жизни, когда пили этот ядерный кошмар. Владыка тьмы делал всё без особой спешки. Честно говоря, этот диалог его утомлял. — Не заставляй меня ждать, — проговорила женщина. Последняя капля упала в бокал. Слова Рёмен стали последней каплей. — Аида, — в царящей тишине Дьявол прозвучал как гром. Он смерил её взглядом, лишний раз напоминая, что воля Рёмен — лишь прихоть Дьявола. Она дышала здесь, потому что он разрешал. Жила, потому что он того хотел. Говорила только благодаря его милосердию. Владыка мог сломать Аиде трахею и был бы в этом безусловно прав. Он мог бы отрубить ей голову на адской гильотине. Он мог бы сделать всё то, о чём женщина забывала и ей приходилось напоминать. Само это действие Владыку утомляло. Он успел пожалеть о своём выборе сотню, если не тысячу, раз. И вот снова, смотря в глаза той, кто не могла его увидеть, он не понимал, почему до сих пор не сделал что-либо из вышеперечисленного, а лучше бы всё сразу. Дьявол не понимал, почему не решается. Куда пропадало желание уничтожить ту, кто подрывала его авторитет, когда он слышал требовательный голос женщины, который побуждал к её убийству. Аида его душевных терзаний не видела или предпочитала не замечать. — Что? — она спросила без тени страха в голосовых связках. Даже тон её не дрожал, как это привычно бывало с каждым при виде Дьявола. Однажды он точно прибьёт её и выставит отрубленную голову напоказ тем, кто так же осмелится с ним разговаривать. Владыка устало вздохнул, где-то на затворках разума понимая, что это время пока не успело прийти. — Им назначен Суд. Когда Страшный суд мобилизируется меняется абсолютно всё: исчезает будущее, чужие имена стираются, пропадают боги и люди. Аида была права с тем, когда считала, что убрать Сукуну или Анриэтту не прихоть Дьявола — это было желание Суда. Начало конца. Приближение необратимого. Злость на женском лице сменилась разочарованием. Рёмен накрыла лоб рукой. В голове разрасталась тупая боль от мигрени. Как это могло произойти? Почему она это допустила, почему не просчитала все возможные сценарии? В таком сложном многоступенчатом плане сложно не допускать ошибок, но Аида была раздражена из-за одной единственной. Решающей ошибки. — Ты знаешь, кого Судьба успела вписать? Это могу быть я? — ища пути решения, спросила командир. — Ты уже мертва. Головная боль накатывала сильнее. — Значит, Анриэтта…? Винеция, стоящая всё это время за дверью, стиснула кулаки. Новости подгибали колени каждому. Суд — процесс, который невозможно отменить. Если кто-то привлёк его внимание, значит конец близок. — Прости, Ри. Теперь даже я не знаю, как тебе помочь. — Страж преисподней села под дверью в кабинет Владыки тьмы. Она напрочь забыла о докладе по уничтожению нечисти. — Живи, глупая. Найди как себя спасти, в конце концов тебе всегда это удавалось сделать.Остатки жизненных сил на 00:00
Второй фронт: Сукуна Р. 41%; Сатору Г. 33%
Первый фронт: Анриэтта Х. 0%; Сугуру Г. 64%