Possessive

      От громкого смеха, раздающегося отовсюду, а также смеси запахов всевозможных духов голова быстро начинает болеть. Рикс раздраженно разминает шею, злясь, что не может уйти. Он здесь не для развлечений, а для охраны. Конечно, Кассий не будет против, если его гладиаторы пригубят вино или найдут себе спутников на ближайшую ночь, но уходить с торжественного приема в честь дня рождения его старшей дочери строжайше запрещено.       Рикс смотрит в сторону, замечая, как Гарс говорит сразу с двумя ослепительными красавицами, и невольно усмехается. Вот уж кто точно не скучает, отсчитывая часы до окончания вечера. Чувствуя легкую зависть, поскольку он сам не мог позволить себе расслабиться и провести время с тем, с кем хотел, Рикс поворачивается к столику с вином.       Возле него стоит чуть более расслабленная, чем обычно, Сторция, которая приглядывает за танцующей Паулиной. На гладиатрикс темно-зеленое платье, волосы уложены в затейливую прическу – без своей брони девушка выглядит неожиданно хрупкой, а в голове Рикса проносится мысль о том, что, если бы тут был Граут, он бы не смог отвести взгляд.       Кстати о Грауте…              Где он?       И где юноша, которого тот должен охранять?       Сам Рикс старается следить за Августой, которая о чем-то весело щебечет с окружающими ее мужчинами и женщинами в великолепных нарядах неподалеку от центрального входа. Но просто так стоять скучно, и он надеялся встретить Лабеля… Пусть они не смогут общаться – по крайней мере, так, как им обоим хотелось бы – но никто не запретит им смотреть друг на друга.       С губ срывается разочарованный вздох. Рикс был уверен, что Лабель будет на приеме, им нравилось дразнить друг друга взглядами, каждый раз балансируя на грани. Страх быть пойманными Кассием или кем-то из сестер не останавливал, а делал фантазии изощреннее. Сколько раз Рикс украдкой касался предплечий, ладоней, буквально ощущая, как плещется горячая кровь под тонкой кожей? Сколько раз подсовывал записки на клочках бумаги, боясь писать их на датападе – знал, что ланиста уж точно не погладит его по голове, узнав о подобных «письмах» – и наблюдал за тем, как расширяются зрачки Лабеля, когда юноша вчитывался в написанное? Сколько раз уверенно сжимал бледные бедра, задирая опостылевшую тунику то в покоях своего опьяняюще привлекательного господина, то прямо в коридоре, забившись в нишу между колоннами?       «Перестань, Рикс», – гладиатор трясет головой, чтобы избавиться от чересчур ярких воспоминаний. Совсем не то, о чем стоит думать, когда Лабеля рядом нет.       – Выглядишь напряженным, – Хотч появляется внезапно, как и всегда, сжимая смуглыми пальцами ножку бокала. – Есть повод нервничать?       – Нет.       – Заметил кого-то подозрительного? Или чье-либо отсутствие?       Рикс удивленно смотрит на друга, запоздало замечая саркастичную усмешку на его лице. Редкостный засранец.       – О чем это ты?       – Я о твоем… А, забудь. Молодой господин уже явился, успев найти себе явно интересную компанию.       Не сразу поняв смысл его слов, Рикс рефлекторно поворачивается и молниеносно кладет руку на рукоять гладия. Лабель, изменивший своим вкусам и впервые надевший паллий не нежно-голубого, а насыщенного пурпурного цвета, по-кошачьи степенно входит в зал через вторые двери в сопровождении незнакомого Риксу мужчины, который берет бокал вина у одного из снующих по всему периметру мальчишек, и с нескрываемым обожанием во взгляде смотрит на сына ланисты, протягивая ему напиток.         – Это один из высокопоставленных гостей, поэтому не вздумай устроить здесь смертоубийство, – Хотч от души веселится над выражением лица Рикса. – Скорее всего, они обсуждают что-то политическое и ужасно скучное…       Лабель запрокидывает голову и смеется. Неискренне, но мелодично. А затем их с Риксом взгляды сталкиваются, и чертики в серо-голубых глазах становятся слишком очевидными, чтобы не замечать их.       «Хочешь поиграть?» – Рикс гневно смотрит в его бесстыдные глаза, абсолютно уверенный, что прямо сейчас этот дьявол читает его мысли. Будто в подтверждение этому Лабель едва заметно кивает и касается губами края бокала, вливая в себя жгучее алое вино.       – Так, мне становится неловко, – Хотч гогочет и пихает Рикса в бок. – Не буду мешать тебе поедать взглядом любимого сыночка Кассия.       – Заткнись уже, а? – Рикс предупреждающе сжимает гладий, но Хотч лишь снова смеется, залпом осушая бокал. – Да, лучше пей. Когда твой рот занят, от тебя меньше проблем.       – Лабель тебе тоже так говорит?       Увернувшись от кулака, Хотч, продолжая издевательски посмеиваться, уходит в сторону, а Рикс глубоко дышит носом, пытаясь успокоиться. Внутри все клокочет. Он никогда бы не подумал, что может так… ревновать?       Неужели это действительно ревность?       С Тори он испытывал такое лишь однажды, когда один из его придурочных соседей решил, что ущипнуть рыжеволосую красавицу за ягодицу – отличная идея. После неудачливый герой-любовник получил здоровенный синяк под глазом и свои поползновения в сторону Тори прекратил. А сам Рикс больше никогда не переживал по этому поводу.       Решив проверить себя, Рикс представляет всего на секунду, как рука этого незнакомца, который непринужденно беседует о чем-то с Лабелем, оказывается… нет, даже не на заднице, а всего лишь на бедре. Перед глазами мгновенно возникает кровавая пелена, а в ушах неприятно гудит. Зверь внутри рвется наружу, ломая грудную клетку и желая по-собственнически закрыть Лабеля собой, отбросив мерзавца как можно дальше.       Повернувшись, Рикс смотрит, как Лабель ведет плечом, рассказывая что-то своему спутнику. Рукав его легкой туники задирается, обнажая мраморное предплечье, на котором так красиво смотрятся красные следы зубов.       Рикс знает.       Незнакомец вместе с Лабелем делают круг по залу, останавливаясь всего в метре от дежурящего Рикса. Гладиатору приходится собрать в кулак все свое самообладание.       «Нужно дышать. Дыши, твою мать».       – Да, условно это называлось республикой, но все мы знаем, что в те архаичные дикие времена вся власть была в руках у Цезаря, – мужчина поджимает губы, пока Лабель, делая незаинтересованное лицо, крутит бокал в руке и наблюдает, как вино почти перетекает через край.       – Однако при Цезаре Рим, не побоюсь этого слова, расцвел.       – Что вы знаете о Цезаре, юно… доминус? – прикусив язык, мужчина пытается загладить неловкость улыбкой, но становится слишком поздно. Рикс хорошо видит, как в светлых глазах Лабеля появляется лед.       – Достаточно, чтобы не быть глупцом и здраво оценивать его достижения, – Лабель тоже улыбается, холодно и отстраненно. На такую вопиющую грубость его собеседник лишь хохочет.       – Вы очаровательны в своей любви к Цезарю. Будь на вашем месте кто-то не из семьи Флавиев, мне пришлось бы… Впрочем, это неважно. Но ваши речи приятно слушать, также, как и любоваться вашим прелестным лицом.       – Я не говорил, что люблю Цезаря, но я говорил о том, что его нельзя недооценивать, – Лабель щурится, упираясь языком во внутреннюю сторону щеки. Рикс знает этот жест, равно как и понимает, что это происходит каждый раз, когда сын ланисты нервничает. – Вспомните, где оказались его враги.       – Вспомните, где оказался сам Цезарь в итоге, – подмигнув, мужчина откашливается. – Я уверен, что мне удалось бы переубедить вас при более длительной беседе… и при других обстоятельствах. Здесь слишком много людей.       Он будто бы невзначай ведет пальцами по изящному запястью Лабеля, и тот едва заметно стискивает зубы, но все же улыбается.       «Что ты придумал на этот раз?»       Сжав руки в кулаки, Рикс смотрит поверх их голов, чтобы отвлечься от желания причинить вред этому высокомерному павлину с манией величия. Смотрит на Августу, вспоминая, что вообще-то является ее телохранителем, ловит ее ядовитый взгляд на себе и чувствует, как по позвоночнику ползут мурашки, когда домина весело усмехается и ведет большим пальцем по своей шее.       Чертовка все понимает.       – Не думаю, что вам удалось бы переубедить меня, но с удовольствием поговорил бы с вами еще раз, – Риксу кажется, что голос Лабеля звучит довольно. С чего бы вдруг? Гладиатор переводит на него взгляд и видит, как уголки его губ приподнимаются на долю секунды.       – Мне нужно отойти к вашему отцу, доминус, – мужчина почтительно кланяется, пока Лабель, явно забавляясь, смотрит на него сверху вниз. – Был рад приятному разговору и надеюсь вас еще увидеть сегодня.       – Вероятнее всего, уже нет. Болит голова, – Лабель вежливо кивает, склоняя голову не слишком низко, чтобы продемонстрировать свое положение. Его идеально отточенные манеры прямо сейчас невозможно сильно бесят Рикса.       – Что ж, очень жаль. Вы были украшением сегодняшнего вечера. Хорошего вам отдыха.       Лабель снова вежливо кивает отходящему мужчине, давая понять, что разговор окончен. Поворачивается прямо к Риксу и допивает остатки вина.       – Ты… – начинает Рикс, но Лабель едва заметно качает головой, косясь глазами куда-то вбок, обходит колонну и удаляется за дверь, оставляя за собой шлейф древесного парфюма.

* * *

      Еле дождавшись окончания вечера, Рикс поднимается наверх, прислоняя руку к сенсору на знакомой двери. Лабель сам добавил в его чип возможность беспрепятственно заходить в его покои, и это было более чем удобно.       Зайдя в комнату, Рикс замечает Лабеля у раскрытого окна. Его бледный профиль на фоне ночной синевы выделяется ярче обычного.               – Доброй ночи, – мелодичный голос доминуса разрывает тишину. – Ты зол.       – Ты это понял по…       – По тому, как ты смотрел на меня в течение вечера.       Рикс не отвечает, щелкая застежкой портупеи, и она вместе с оружием звонко шлепается на пол.       – Гладиатор должен заботиться о своем клинке, – Лабель издевательски хмыкает и отворачивается, проводя пальцами по стеклу. Это возвращает Рикса к воспоминаниям о их первой близости, которая ничем не кончилась, потому что они были еще слишком напуганы произошедшей бойней и внезапно нахлынувшими чувствами. Потом было много прекрасных ночей в объятиях друг друга, но те, самые первые неловкие касания клеймом отпечатались в душе Рикса.       – Да? Ты знаешь свод наших законов? – подойдя к наглецу, Рикс двумя пальцами поддевает его широкий ремень, притягивая чуть ближе к себе. Лабель сразу же распрямляется и будто бы не дышит.       – Я много чего знаю. И тебе не мешало бы.       – Правда? – Рикс тянет за ремень сильнее и наклоняется, проводя носом по шее, которая мгновенно покрывается мурашками. Запах Лабеля, свежий и горький, ударяет в ноздри, заставляя рот в предвкушении наполниться вязкой слюной. – Включил режим зануды?       – Я его никогда не отключаю.       – Врешь. Ты становишься мягким и податливым, когда я втрахиваю тебя в постель, и забываешь умничать.       Лабель не отвечает, однако его зрачки расширяются, и это говорит Риксу куда больше любых слов.       – Так что за мр… мужчина терся рядом с тобой весь вечер? – Рикс расстегивает этот чертов пояс, откидывая его куда-то в сторону кровати, и ведет обеими руками по талии, грубо и жестко, не столько лаская, сколько ощупывая свое. Лабель лишь улыбается, наслаждаясь этим животным обожанием.       – Проконсул Севир. Мерзкий человечишка, возомнивший себя крупной шахматной фигурой. Отец запретил к нему приближаться, но… – Лабель цокает, явно недовольный таким решением Кассия. – Но я знал, что он предпочитает мужчин, поэтому не мог не воспользоваться возможностью побеседовать с ним о политике, прикидываясь идиотом. Обычно у нас Августа отвечает за все отвлекающие маневры.       – И это того стоило? Узнал что-то полезное? – Рикс буквально сдирает ненавистный паллий. Стоящий перед ним Лабель даже в одной короткой белоснежной тунике остается преисполненным благородства, точно девственный бог, сошедший на грязную землю. – Тебе больше идет голубой. Красный слишком…       – Жгучий? – Лабель снова улыбается и обводит большим пальцем челюсть Рикса. – Узнал. Теперь у нас всех больше причин подозревать его в сговоре против Цезаря. Уверен, что хочешь сейчас обсуждать политику? Может, оставишь это для разговора с другими фрументариями?       – Ты все равно не должен был… Впрочем, какая разница, – задрав края туники, но не снимая ее, чтобы оттянуть удовольствие, Рикс оглаживает светлые бедра, притягивая к себе и надавливая коленом между. Срывает с нежных розовых губ тихий стон, от которого перед глазами начинает плыть. – Ты все равно всегда делаешь то, что хочешь.              – Так хорошо меня знаешь, даже удивительно, – Лабель смеется, пожалуй, чересчур нагло, и Рикс в отместку впивается ногтями в упругие ягодицы, ловя этот нахальный смех, сменяющийся еще одним стоном, губами. Ему нравится, когда Лабель нарывается, когда его саркастичные шутки начинают граничить с грубостью – это знак, известный лишь им двоим, приглашение поучаствовать в очередной увлекательной сексуальной игре, где нет победителей и проигравших.       – Я знаю тебя лучше, чем кто-либо другой, – рыкает Рикс, и это не просто слова.       Это правда.       Он один знает, что Лабель упирается языком в зубы, когда не получает желаемое, и при этом его выражение лица становится по-детски сердитым. Знает, что тот обожает добавлять в чай пять полных ложек сахара, но при этом никогда не кладет его в кофе. Знает, как его зрачки заполняют всю радужку, когда Лабель приближается к оргазму, и как меняется его голос в этот момент. Знает, что Лабель чувствует бессилие в предрассветный час, когда ему не спится, и он уходит из дома, чтобы прогуляться по Блору. Знает, какими огромными и прозрачными бывают его слезы, когда боль в груди становится невыносимой, и каким счастливым и хрустальным становится его смех, как только грусть выпускает его сердце из своих когтей.       – О чем задумался? – Лабель льнет к нему грудью, отстегивая броню, и наклоняется, оставляя несколько прохладно-колких поцелуев на шее. – Сейчас не время для печали. Vivamus atque amemus.       – О тебе. И ты прав, – Рикс послушно опускает руки, помогая раздеть себя, а потом одним отточенным движением спускает тунику к ногам Лабеля. В восхищении смотрит на гладкое мраморное тело перед собой, принадлежащее ему одному. – Я чувствую себя Пигмалионом.       – А я твоя Галатея? – опустив руки, Лабель с невинным бесстыдством смотрит прямо ему в глаза. А затем с таким же желанием, которое даже не пытается скрыть, рассматривает тело Рикса. – Помнишь наш первый раз? Я учил тебя искусству любви. Тому, о чем читал в книгах.       – Не делай вид, что ты намного опытнее меня, доминус, потому что мы оба знаем, что это не так, – усмехнувшись, Рикс легко подталкивает Лабеля к просторной кровати и не удерживается от легкого щипка за аппетитно округлое бедро. – И не пытайся задобрить меня своими сладкими речами. Ты флиртовал с этим проконсулом, зная, что я буду…       – Ревновать? – смеясь, Лабель ложится на прохладные простыни, но они не могут остудить жар его тела.       – И вовсе я не ревновал, – снова начиная злиться, Рикс нависает сверху и кусает заостренный подбородок, завороженно наблюдая за тем, как наливается кровью темная отметина. У них с Лабелем был негласный договор – оставлять укусы только в тех местах, которые не будут видны другим. И Рикс всегда придерживался этого правила, потому что совершенно не хотел объясняться с Кассием, но сейчас он просто не может удержаться.       – Врешь.       – Нет.       – Врешь, – упиваясь осознанием своей правоты, Лабель оглаживает укушенный подбородок. Он тоже злится, и эта вспышка злобы заводит лишь сильнее.       – Нет. Bibe semen meum, – шипит Рикс, пристыженный и недовольный тем, что его так быстро раскусили.       – С удовольствием, но только после того, как ты признаешь, что ревновал.       – Хорошо, ревновал. Доволен?       Рикс, наконец, целует эти сладкие губы, изогнутые в усмешке, и почти сразу же спускается поцелуями ниже, к тонкой и чувствительной шее. Эти поцелуи, сейчас больше похожие на уколы, заставляют Лабеля метаться по постели, пытаясь увернуться.       Удовольствие, граничащее с болью.       Их любимая смесь.       – Я подготовился, – жарко шепчет Лабель, обхватывая ногами мускулистые бедра гладиатора и бессовестно потираясь задницей о его пах. – Ты можешь…       – С чего вдруг? Кажется, кто-то обещал мне отсосать, поэтому потерпишь, – на этот раз уже Рикс не удерживается от самодовольной ухмылки, когда наблюдает за растерянностью на любимом лице.       Он ждет, что Лабель начнет возмущаться, продлевая их игру, но вместо этого тот вылезает из-под него, становясь на колени посреди кровати, и прикрывает глаза, зашториваясь бесконечно длинными черными ресницами.       – Хорошо, – его голос тягуч и сладок, словно мед.       – Включил послушного мальчика? Мне нравится, – Рикс шумно сглатывает и ложится перед ним, подкладывая под голову подушку, чтобы лучше видеть. Ему нравится наблюдать за тем, как меняется Лабель, доставляя ему удовольствие ртом, как сбиваются его волосы, а грешные губы становятся цвета алой вишни.       Лабель не отвечает. Облизывается, щурится слегка, дует на головку и ведет мокрым языком по выпирающей венке. В уголках его губ скапливается слюна, и Рикс еле сдерживается, чтобы не запустить пальцы в угольно-черные пряди и не насадить на свой член одним резким движением.       – Больше, Лабель, – судорожно выдохнув, Рикс сжимает край тонкого покрывала. – Ты сегодня провинился.       Выпрямившись ненадолго, чтобы принять более удобное положение, Лабель поднимает на него глаза и ухмыляется. Виноватым он точно не выглядит, скорее, максимально расслабленным и распаленным одновременно.       Склонившись, Лабель снова берет в рот, глубже, и перед глазами Рикса все плывет с такой силой, что приходится откинуться на подушку полностью. Тысячи электрических импульсов пронзают тело с каждым новым мазком шершавого языка по чувствительной коже. Риксу кажется, что он проваливается в какой-то сумасшедший водоворот, дышать становится все тяжелее, но он заставляет себя поднять голову, чтобы посмотреть на то, с какой старательностью Лабель втягивает щеки, лаская его ртом.       – Ла… Лабель, – собственный голос кажется чужим.       Юноша перед ним поднимает на него затуманенные потемневшие глаза, в которых плещется целая Вселенная.       Невозможно, восхитительно красивый.       – Вот так, – Рикс приподнимается на локте, оглаживая свободной рукой напряженный подбородок Лабеля. – Постарайся еще немного.       Лабель выглядит так, будто хочет усмехнуться, но в последнюю секунду передумывает и увеличивает темп, беря член Рикса в рот до самого горла. Его светлые пальцы порхающими движениями оглаживают нежную кожу внутренней стороны бедер, поднимаются к яйцам и сжимают их, выталкивая из груди Рикса гортанный стон. Он заставляет себя сдерживаться, хотя хочется отбросить все ужимки и просто втрахать всю свою сегодняшнюю злость в рот наглеца, размазывая по припухшим губам собственное семя.              Не сегодня.       Рикс не хочет заканчивать так быстро, поэтому сжимает черные волосы у основания, наматывая длинные пряди на кулак, и заставляет Лабеля, застонав, отстраниться.       – Сука! Что ты делаешь? – Лабель смотрит на него, как на сумасшедшего. Его брови недовольно сдвинуты, глаза возбужденно горят, а кадык дергается, когда он сглатывает, облизывая влажные губы. В этот момент он похож на караваджовского ангела, который в последний момент осознал, что держит на своих руках не святого, а демона.       – Не злись, хоть ты, конечно, горяч, – успокаивающе ведя по его плечу, Рикс целует надменно поджатые губы и встает с кровати, чтобы поднять свою портупею с пола. Откидывает ненужный клинок и возвращается к Лабелю, подходя к нему сзади. – Сложи руки.       На щеках Лабеля появляется соблазнительный румянец, но он все равно дерзко вскидывает подбородок, выпуская ледяные молнии из глаз.       «Поздно. Я вижу твою похоть».       – Я не хочу.       – Хочешь, – Рикс кажется самому себе искусителем, когда опускается на постель сзади Лабеля и неожиданно нежными поцелуями покрывает его трогательно выпирающие лопатки. – Ты любишь подчиняться. Мы оба знаем это.       Лабель молчит, лишь сильнее выпрямляет спину.       – И я люблю в тебе это. То, как гордый на публике сын ланисты ночами выкрикивает мое имя и принимает меня. Всегда только меня. Потому что ты мой, Лабель, – Рикс мягко целует чувствительную ямочку за правым ухом, затем спускается ниже, ведя языком по горьковатой от парфюма шее. Снова поднимается вверх, зарываясь носом в коротко стриженные сзади черные волосы, впитывает в себя каждой истосковавшейся клеткой тела дурманящий запах, тонет в нем.       «Лишь бы это длилось всегда. Целую вечность».       Лабель ведет плечом и после нескольких секунд колебаний заводит руки назад.       Сдается, предлагая власть над собой, и кто Рикс такой, чтобы отказываться от столь щедрого предложения?       – Ты не ответил. Ты мой, – слова даются с трудом, пока Рикс возится с кожаными ремешками, застегивая их на запястьях.       – Да, я твой… твой господин, – Лабель усмехается, не удерживаясь от язвительного комментария даже сейчас.       – Неправильный ответ, – проведя указательным пальцем от связанных рук вниз, к копчику, Рикс надавливает слегка на него, а затем легко шлепает по нежной ягодице. – Подумай еще раз.       – Я уже ответил.       Снова шлепок, на этот раз гораздо сильнее. Лабель дергается, простанывая его имя.       – Нарываешься на порку? – Рикс кусает его за ухо, оттягивая мочку.       – Я твой, – повернув голову вбок, Лабель томно выдыхает, всматриваясь в лицо Рикса. Его серо-голубые глаза, подернутые поволокой, кажутся самым сексуальным зрелищем на свете. – Только твой.       – Так звучит лучше, – улыбнувшись, Рикс приподнимает его лицо за узкий подбородок, касается носом острой скулы. Вдыхает запах изнеженной кожи, не знающей суровости природных стихий и тяжести болезней, гладкой, словно тончайшие лепестки еще не распустившегося цветка. Истинное совершенство.       – Homines quo plura habent, eo cupiunt ampliora, – Риксу кажется, что это он говорит про себя, но Лабель легко кивает головой, соглашаясь с ним.       – Как долго ты будешь меня мучить? – в его звонком голосе проскальзывает хрипотца. Рикс любит, когда доминус становится таким нетерпеливым и нуждающимся.       – Уже сдаешься? – Рикс усмехается, и усмешка перерастает в откровенный смешок, когда Лабель изворачивается и клацает зубами в миллиметре от его пальцев. – Какое недостойное поведение для будущего ланисты.       Не дожидаясь очередных возражений, Рикс обхватывает Лабеля за талию и помогает ему лечь грудью на подушки. Осматривает связанные руки, проверяя надежность крепления, и приподнимется, глядя на лежащего перед ним юношу сверху вниз. Член болезненно ноет. Иногда Рикс думает, что уже не может хотеть сильнее, но Лабель раз за разом открывает в нем новые грани. Мог ли он вообще когда-то предположить, что близость с мужчиной будет для него во сто крат прекраснее близости с женщиной?       – Рикс, – сдавленно стонет Лабель, потираясь пахом о простыни. – Est modus in rebus.       – Потерпи, – отзывается Рикс и плавно скользит ребром ладони между молочными ягодицами. – Надо же, ты действительно такой… открытый. Знал, что я приду?       Ответом ему служит жалобный стон.       Рикс все же тянется за стеклянным флаконом. Им обоим нравится сладкое миндальное масло, кружащее головы, и именно этот аромат идеально сочетается с запахом их тел, во время секса звучащим еще сильнее.       На минимальную подготовку уходит целая минута, полная томительного ожидания. Рикс надавливает пальцами на вход, наклоняется, чтобы поцеловать Лабеля в шейный позвонок, а затем толкается в столь желанное отверстие уже членом, наполняя его собой в полной мере. Лабель вскрикивает под ним, и столько удовольствия слышится в этом крике, что Риксу приходится собраться, чтобы не закончить позорно быстро.       – Такой хороший, – закатив глаза от наслаждения, Рикс выходит почти полностью, чтобы с новыми силами толкнуться в горячую узость.       – Блять! – судя по едва слышному шипению, Лабель зажимает зубами подушку. Риксу это совсем не нравится – звукоизоляция покоев доминуса идеально подходит для громких занятий любовью.       Он хочет слышать каждый звук.       Поэтому он за волосы отдирает Лабеля от подушки, несильно ударяя его по губам, и почти сразу же проникает двумя пальцами в его рот. Рикс знает, как сильно Лабель обожает его грубость в постели, хоть никогда и не говорит об этом вслух.       – Займи свой рот не ругательствами, а чем-то полезным.       Обхватив губами его пальцы, Лабель послушно сосет, прогибаясь сильнее с каждым новым толчком. Его стройное натренированное тело так идеально принимает Рикса, будто было выточено великим Мастером из мрамора специально для него.       И Рикс готов в это поверить.       Он меняет угол проникновения, придерживая второй рукой юношу за бедро, сжимая его до болезненных отпечатков. Шлепки их тел друг о друга вкупе с хныкающими давящимися стонами Лабеля ласкают слух Рикса подобно музыке.       – Рикс, – Лабель всхлипывает, дергая связанными руками. Вены на его предплечьях вздуваются от напряжения.       Вытащив пальцы из его рта, Рикс покрывает поцелуями шею и спину Лабеля, не сбавляя темп. Ему хочется услышать его крики. Хочется, чтобы тот сорвал голос от того, как ему хорошо.       – Я так близко, – Лабель снова падает на подушку, дергаясь всем телом, сжимая член Рикса изнутри особенно сильно.       Эти слова останавливают Рикса. Он делает еще пару глубоких толчков и выходит, не обращая никакого внимания на разочарованный вздох Лабеля. Притягивает его к себе, оказываясь, наконец-то, к нему лицом, раскрывает языком искусанные губы в порочном поцелуе. Сосет сладкий с привкусом вина язык, играясь подушечками пальцев с возбужденными сосками, а затем отстраняется окончательно.       – Почему? – спутанная и влажная от пота челка закрывает Лабелю глаза, и Рикс убирает ее со лба, не удержавшись и пощекотав мизинцем складочку между бровей. Тот хмурится лишь сильнее.       – Потому что хочу, чтобы ты немного поработал, – улыбнувшись, Рикс подхватывает Лабеля за талию и ложится, сажая его на свои бедра. Трется немного о соблазнительную упругость, после чего входит одним плавным движением, простанывая в унисон с распаленным Лабелем. – Если хочешь кончить, тебе придется двигаться.       Закинув руки за голову и показывая всем видом, что не собирается ему помогать, Рикс растягивает губы в усмешке. Лабель принимает его условия игры и приподнимается корпусом. Его грудь, влажная от пота, тяжело вздымается.       – Устал? – Рикс смотрит на его дрожащие от напряжении бледные колени, думая о том, что до смерти хочет погладить их.       Нельзя.       – Нет, – с придыханием отвечает Лабель, раскачиваясь на нем все быстрее. – Дотронься до меня.       Рикс опускает глаза на его возбужденный член, истекающий смазкой, вспоминая всех существующих богов, чтобы послали ему терпения. Сдерживаться, чтобы не касаться Лабеля, становится все труднее.       – Ну же, – Лабель не любит, когда ему отказывают. Однако понимая, что Рикса требовательностью не пронять, выгибается особенно сильно, до хруста в позвоночнике, и закусывает и без того опухшую нижнюю губу. – Пожа-алуйста, Рикс.       – Постарайся.       Лабель морщится, слишком заведенный для того, чтобы по-настоящему злиться. Крутит бедрами, пытаясь доставить себе большее удовольствие, простанывая с каждым резким движением. Рикс прекрасно знает, что тот может кончить без рук, они уже пробовали, но собственное терпение иссякает. Не имея никакого желания продолжать пытку, Рикс снимает Лабеля с себя, бережно придерживая за торс, и кладет его на подушки. Связанный, измученный долгим ожиданием – Лабель будит в Риксе первобытные желания.       – Рикс! – Лабель охает, внезапно оказываясь на спине, но его удивленное восклицание сразу же сменяется полукриком. – Прошу, да!       Нависнув сверху и сжав его бедро, Рикс с остервенением вдалбливается в податливое тело, забывая о своем желании проучить наглеца.       Игры кончились.       Есть только он, Лабель и нестерпимая потребность быть близкими настолько, насколько это вообще возможно.       – Прекрасный, – лихорадочно шепчет Рикс, целуя беспорядочно везде, где может достать. Кусает, зализывает, сминает нежную кожу.       Любит.       Любит так сильно, что хочет пробраться под эту алебастровую кожу. Простого телесного контакта нестерпимо мало.       – Рикс, я больше не могу, – запрокидывая голову, Лабель шепчет что-то еще, точно в бреду. Прижавшись губами к яремной вене, Рикс чувствует, как зашкаливает его пульс.       – Да, – выдыхает Рикс в ответ и целует истерзанные губы. – Давай. Давай же.       В момент оргазма Лабель срывается на крик, так сильно сжимая Рикса глубоко внутри, что тот почти сразу же изливается следом. Придерживая бледное тело в своих руках, Рикс не отпускает его до тех пор, пока Лабель не перестает дрожать.       – Это было… у меня нет слов, – рвано выдохнув, он дергает плечами. – Сними с меня эти ужасные ремни.       – Да, это было потрясающе.       Отстегнув портупею, Рикс помогает Лабелю размять руки, массируя их аккуратными движениями, а затем ведет губами по оставшимся красноватым вмятинам на коже. Они оба обессиленно падают на кровать, не обращая внимания на грязные простыни, и Лабель кладет голову на грудь Рикса, заглядывая ему в глаза и улыбаясь.       Эта улыбка будит в душе почти забытое воспоминание.       «– Видишь, как он улыбается коварно? Наверняка опять спустил кучу денег на свои изобретения, – смеется мама, раскладывая на столе приборы.       – А вот и нет, – притворно возмущается отец. – Я улыбаюсь так, как улыбаются только по-настоящему влюбленные мужчины, и никакие приборы тут ни при чем…»       – С тех пор, как тебе разрешили ко мне прикасаться, ты стал таким голодным, – Лабель медленно оглаживает его грудь. – Ты чего так смотришь?       – Я всегда голоден, если речь заходит о тебе. И… Я просто очень люблю тебя, – Рикс ведет ладонью по черным волосам, подмечая ту самую улыбку.       – Только сейчас это понял? – пытаясь скрыть растроганность, Лабель хихикает, но затем становится серьезным и трется головой о его руку. – Я тебя тоже. Хочешь спать?       – Если ты пытался таким образом узнать, уйду ли я к себе, то мой ответ – нет, не дождешься.       – Дурак.       Они смеются, даря друг другу сонные и ленивые ласки под покровом ночи, до тех пор, пока не засыпают, утомленные и абсолютно счастливые.