первый поцелуй - это еще не любовь

- Мы с Хёнджином целовались, - выпаливает лежащий на полу, разморенный жарой Феликс. Взглядом следит за лениво кружащим по комнате пухом, мысленно - за Хёнджином, который вместе с соседскими ребятишками задался целью изрисовать мелками весь асфальт в их небольшом дворе. Хотелось бы, конечно, впасть в детство вместе с ним, нарисовать какие-нибудь воздушные шарики не только под балконом, но и на чужой футболке, а может даже в край обнаглеть и розовым мелом вывести на щеке нечто условно напоминающее сердечко. Но в такое пекло Феликс носу на улицу не сунет, пока солнце не скроется за крышами пятиэтажек, а Хёнджин не фанат вечерних прогулок по причине «кровососущих летающих тварей». Хотя иногда бывают исключения. Последнее случилось четыре дня назад и имело неожиданное окончание. - Ну целовались и целовались, - Минхо откидывает со лба влажные рыжие прядки. - Первый поцелуй — это еще не любовь, это лишь такой закон борьбы противоположностей. - Иди ты нахер, - Феликсу хочется подняться и швырнуть в друга чем-то тяжелым, но рука обессилено падает даже под весом с трудом стащенной с дивана подушки. Проклятая жара. - А что ты хотел от меня услышать? - Да я разобраться хотел. - В Хёнджине? Чей громкий смех доносится до третьего этажа так четко, будто он не на улице, а максимум в соседней комнате. - С этим вопросом к Джисону, это у него с Хёнджином миндальная связь. Вупсень всегда точно знает какие именно тараканы танцуют в сомбреро в башке его Пупсеня сегодня. - Минхо-о, - тянет Феликс, - может тебе еще раз сходить головку под краном помочить? - Зачем? - Твои метафоры заставляют меня сомневаться в твоей адекватности. Но я пока лелею надежду, что твой мозг просто тоже решил поплыть от жары. - Ты же меня понял, - Минхо жмет плечами и располагается на полу рядом с Феликсом под тянущим с балкона сквозняком. - Итак, Хёнджин… - Да с Хёнджином-то все ясно! Все мы прекрасно знаем, какая мотивация кроется за любым из его поступков, - Феликс тяжело вздыхает. - Хёнджин захотел - Хёнджин сделал. Захотел Хёнджин - поехал с Чаном и его тусовкой трейсеров на окраины попрыгать по заброшкам. В результате сломал ногу и на выпускной пришёл на костылях и просьбой, чтобы каждый написал на гипсе что-нибудь памятное. Джисон легкой росписью маркера послал школу в жопу, Сынмин назвал Хёнджина придурком, а Феликс нарисовал едва заметное за ещё десятком различных ругательств солнышко. Захотел - свалил в поход в горы с группой случайно встреченных бывших одноклассников, когда выходил из дома чисто за хлебом. Телефон тогда остался сиротливо лежать на полке в прихожей, и только Феликс, на правах соседа и лучшего друга отпаивавший семью Хван валерьянкой, знает, сколько седых волос прибавилось за те, казавшихся бесконечными, семь дней на голове матери Хёнджина. Захотел – засосал Феликса так, что колени подкашивались и за плечи Хёнджина цепляться приходилось, а мыслей о том, что это неправильно и, между прочим, они друзья, в голове даже не возникало. Феликса до сих пор в жар бросает при одном воспоминании о полных, влажных губах, неожиданно чувственно сминавших его собственные. Как будто +30 за окном ему мало. А захотел - залез на третий этаж по чужим незастеклённым балконам, чтобы с самой непосредственной улыбочкой сказать: - Хаюшки! Есть что холодненькое попить? - Двери для лохов? – вяло отзывается Феликс, сил на то, чтобы удивиться такому экстравагантному способу появления, банально нет. - Выеживается перед детьми, потому что мы на него уже не реагируем, - закатывает глаза Минхо. - Вы похожи на двух ленивых котов, - Хёнджин фыркает и удобней устраивается на периллах. – Так есть, или мне тащиться в магаз? - Вроде в холодильнике была кола. - Крутяк, - Хёнджин наконец спрыгивает на пол, поднимая в воздух хлопья устилавшего его тополиного пуха, и вальяжно проходит в комнату, оставляя на паркете разноцветные следы. - Козлина, полы мне потом сам будешь мыть, - шипит Феликс, и Хёнджин тут же покорно стаскивает с ног кроссовки, оставляя их на порожке у балконной двери. – Так-то лучше. - Вредный ленивый кот, - данный комментарий Феликс решает оставить без ответа, иначе перепалка рискует затянуться надолго, а процесс этот слишком энергозатратный. Хёнжин на носках проскальзывает мимо друзей по паркету в коридор и дальше на кухню, откуда уже через пару секунд начинают доноситься звуки опустошаемого холодильника. Стыд вместе с совестью у Хёнджина отсутствуют практически полностью, так что с него вполне станется замутить себе какой-нибудь перекус вместо того, чтобы спокойно взять обещанную газировку и свалить. И действительно в комнату он возвращается с наглой рожей, приличным шматком сыра в зубах и аж тремя банками, прижатыми локтем к животу. - Если две из них не для нас, то я тебя с балкона пинком вниз отправлю, - предупреждает Минхо. Хёнджин присаживается рядом, ставит холодную банку прямо ему на лоб и, игнорируя обещание смерти в адских мучениях в глазах Минхо, ненавязчиво интересуется: - Есть, кстати, планы на вечер? - Ты у кого спрашиваешь? - Не волнуйся, не у тебя, - Хёнджин отмахивается от Минхо и поворачивается к Феликсу, приподнимая бровь, показывая, что вопрос был адресован именно ему. А взгляд в это время отводит подозрительно смущенно. Да и сам Феликс старается лишний раз на друга не смотреть, сосредоточенно пиля взглядом белый потолок. Но Минхо-то все видит. - Хотел с Сынмином созвониться, да зайти в Геншин. - Значит планов нет, - Хёнджин удовлетворенно кивает, за что почти получает коленом в бочину. – Ладно, прости. Могу я украсть тебя на сегодняшний вечер? Сынмин и Геншин никуда не денутся. - Так ты тоже, - меланхолично отзывается Феликс. Минхо прыскает в кулак, наблюдая, как краснеют кончики ушей Хёнджина. - Да, я тоже, - почти шепчет Хёнджин, и, чтобы вернуть голос, ему даже приходится прокашляться. - Но я нашел охренительное местечко и сдохну, если не покажу его тебе. - Ладно, - Феликс сдается слишком быстро, потому что все еще не хочет тратить крупицы сил на споры. Совсем не потому, что в своей жизни так и не научился отказывать Хёнджину хоть в чем-то. Не потому, что в глубине души радуется возможности провести с Хёнджином время, которого летом ему катастрофически не хватает. И совершенно точно причина не в том, что подсознательно он ожидает от этого вечера такого же интересного окончания, что и злосчастные четыре дня назад. - Круто! – улыбается Хёнджин. Он кладет оставшуюся банку колы Феликсу на живот и, быстро натянув кроссовки, покидает квартиру тем же путем. Вместо прощания слышится только надсадный скрип металлических балок балконов. - Правду ты сказал – с Хёнджином все ясно, - смеется уже в голос Минхо. – Как, в прочем, и с тобой, дружище. Так что засоситесь вечером еще разок и живите долго и счастливо. - Охренеть ты, конечно, мастер советов. - Учусь у лучших, - самодовольно усмехается Минхо. - Чан бы такой фигни не сморозил. И вот у Минхо хватает сил, чтобы стащить с дивана самую большую подушку и огреть ей Феликса. Если честно, первой мыслью, когда Феликс проснулся после дня икс, было действительно помчаться к Чану, припасть к его сильному плечу, а плакать или орать в него разбираться уже по ходу дела. Чан бы погладил по головке, сказал, что ни одна вселенная от поцелуя лучших друзей еще не переворачивалась, налил бы какого-нибудь чая с ромашкой из своих бесконечных запасов и усадил смотреть первого Человека-паука, потому что это именно тот фильм, который Феликса всегда успокаивает. А потом бы устроил многочасовой сеанс психоанализа. И ничто не пугало Феликса столь же сильно как вопрос «тебе нравится Хёнджин» и слова «вам нужно поговорить». Хёнджин был влажной мечтой всех девочек-подростков в округе и первокурсниц их университета. Объективно красивый, бесспорно обаятельный, компанейский, не обделенный интеллектом и ровно с тем списком хобби, которые создают образ рискового, и оттого привлекательного, парня для юных представительниц прекрасного пола. Близкий круг друзей скорее охарактеризовал бы Хёнджина как человека без царя в голове. Дурашливый, взбалмошный, безответственный, любящий устраивать драму на пустом месте и играться с огнем, но при этом отзывчивый, совершенно беззлобный и преданный как подобранный на улице щенок. Феликс же знал Хёнджина и другим. Трогательно растирающим по щекам слезы после просмотра каких-нибудь «Хатико» или «Виноваты звезды», прячущимся под одеялом и в объятиях Феликса от грозы – привычка, тянущаяся из далекого детства, знающим наизусть все песни из «Классного мюзикла», возмущающимся, что выгнали его любимую участницу шоу «Голос», ревнующим друзей к компьютерным играм, бесящимся на то, как преподаватели занижают ему оценки просто потому, что он не соответствует их представлениям о прилежном студенте. Феликс знал Хёнджина любым. И любил его, как и положено лучшему другу. Но на вопрос о нравится не смог бы ответить даже под страхом смертной казни. С разговорами все было еще сложнее. Хёнджин был человеком мысли и действия. Слова, конечно, лились из него нескончаемым потоком, но то лишь пустой треп, а все важное хранилось исключительно в глубине его черепной коробки. Когда Хёнджин считал необходимым это важное продемонстрировать – он совершал действие. Хотел извиниться – ходил хвостиком, выискивая возможность оказать какую-нибудь помощь, после которой злиться на него уже не получалось. Хотел поддержать – притаскивался в гости с пакетом пива и чипсов и врубал чужой любимый фильм, сгребая человека в медвежьи объятия. Скучал – писал, звонил и ждал под дверью дома. Страдал – обрубал все способы связи и, откопав в ящике древний плеер, уходил со скетч-буком в парк или к морю. Любил – был всегда рядом. Феликс же по своей натуре предпочитал обсуждать все, что его волнует, решать проблемы сразу, не давая себе и другим возможности закрыться, начать накручивать себя и додумывать несуществующее. С Хёнджином так не получалось. Познакомься они чуть позже, наверное, не смогли бы сойтись характерами. Но их свели вместе квартиры напротив в том глубоком детстве, о котором осознанных-то воспоминаний особо нет. Прикипели друг другу сразу и накрепко, прошли огонь, воду и медные трубы переходного возраста, когда были и ссоры, и недопонимания, и даже драки, после чего пришли к взрослому осознанию того, что нет никакой необходимости переделывать человека под себя, чтобы быть вместе. - О чем задумался? – приводит Феликса в себя щелчок по носу. Проморгавшись, он обнаруживает себя на задних сидениях почти пустого автобуса. За окном поблескивает закатное солнце, вдоль дороги больше деревьев, чем домов, а рядышком сидит довольно лыбящийся Хёнджин. - А мы где? - Сюрприз. Кстати, нам сейчас выходить. Хёнджин тянет все еще туго соображающего Феликса за край кофты вместо выхода к кабине водителя, где начинает канючить, чтобы их высадили не на остановке, а во-он у того поворота. На удивление водитель действительно останавливается, открыв для них двери, и вот Хёнджин уже ведет за собой Феликса по невнятной тропке между вековых сосен в сторону доносящегося шума разбивающихся о берег волн. Говорят, что, живя у моря, перестаешь ценить его красоту. Феликс, к счастью, себя причислить к таким людям не мог. Он любит море всем сердцем, хоть и в последнее время выбирается к нему непозволительно редко, не желая тратить час времени на дорогу по пеклу, желание искупаться удовлетворяя с помощью лежащей гораздо ближе к дому реке. И сейчас, стоит кромке воды показаться в поле его зрения, Феликс тут же срывается на бег. Останавливается лишь тогда, когда носков кед уже касаются волны, легкие заполняет соленый ветер, а взгляду во всей красе предстает погружающийся в море алый солнечный диск. - Это дикий пляж, так что, - с улыбкой произносит подошедший Хёнджин, - вся красота мира сейчас в только нашем распоряжении. - Хёнджин, ты… Феликс оборачивается слишком резко, почти врезаясь лицом в плечо Хёнджина, и по инерции отступает на шаг. Но Хёнджин мгновенно сокращает расстояние обратно, наклоняется к лицу Феликса и нежно пропускает его жесткие от частых окрашиваний волосы сквозь пальцы. Феликс опускает взгляд на манящие, до сих пор растянутые в улыбке губы, и думает, что вот сейчас и будет перейден Рубикон. Если первый поцелуй — это еще не любовь, а лишь закон борьбы противоположностей, то оправдание второму уже не найти с помощью глупой цитаты из старой песни. Только вот Хёнджин со смешком отстраняется и показывает зажатый меж подушечек пальцев клочок тополиного пуха, который он и вытаскивал из волос Феликса. - Козлина, - не сдержавшись, выпаливает Феликс. - Не все сразу, мой маленький вредный кот, - Хёнджин все же чмокает его в обиженно надутую щеку и отходит к сброшенному ранее на песок рюкзаку. – У меня с собой плед, пиво и несколько пачек снеков. Как ты смотришь на то, чтобы остаться здесь на ночь? Встретить не только закат, но и рассвет? Как будто Феликс может отказаться. Хёнджин по просьбе Феликса расстилает плед как можно ближе к воде, чтобы при желании, вытянув ноги, можно было окунуть в нее оголенные ступни. Феликс же вместо этого растягивается лицом к морю и ловит раскрытой ладонью подбирающиеся к ним волны. Под стремительно чернеющим небом, на этом безмолвном пляже, с теплом лучшего друга под боком он счастлив сейчас абсолютно и безоговорочно. Перевернувшись на спину, Феликс видит проступающие тут и там яркие огоньки звезд, которые в городе обычно практически незаметны, и блаженно улыбается. - Спасибо, что привез меня сюда. Давно не чувствовал себя так спокойно. - Прости, но у меня в планах порушить твою безмятежность. Купался когда-нибудь ночью? – Хёнджин отставляет в сторону почти допитую бутылку пива и резво стягивает футболку через голову. - Ты бы хоть намекнул заранее, чтобы я плавки с собой взял, - Феликс нехотя приподнимается и косится поочередно то на Хёнджина, то на влекущую к себе водную гладь. - Зачем? - Затем, что сидеть потом в мокрых трусах – отстой. - О, прости, я, кажется, не до конца пояснил, в чем суть моего предложения, - невинно хлопая ресницами, произносит Хёнджин. – Мы будем купаться голышом. И вот к таким неожиданностям Феликс не был готов. Пальцы трясутся, когда он принимается за пуговицы на рубашке, колени подрагивают, когда он встает на ноги и берется за пряжку ремня, но Феликс упорно делает вид, что его все это совсем не смущает. Чего тут вообще смущаться? Они два парня. Они дружат больше пятнадцати лет, и это совсем не первый раз, когда им предстоит увидеть друг друга голыми. Правда до этого они ни разу не целовались, и никакого подтекста в обнажении не было. Но ведь его и сейчас может не быть! Это же Хёнджин. Только черт и Джисон знают, что у него на уме. - Ты что, стесняешься? – с хитрой улыбочкой спрашивает Хёнджин, до того покорно ожидавший окончания паники в голове Феликса с уже расстегнутой ширинкой, не торопясь оголяться в одиночку. – Меня? - Еще чего! – Феликс возмущенно давится воздухом и благодарит мироздание за то, что в слабом свете убывающей луны его покрасневшие щеки невозможно разглядеть. – А ты..? - Нисколечко. Штаны с трусами они стаскивают синхронно, демонстративно не глядя друга на друга, и встают у самой кромки воды. Хёнджин берет его за руку, переплетая пальцы. - Готов? Феликс кивает, и они вместе забегают в море. Когда вода скрывает их по пояс, он наконец может вздохнуть спокойно и позволить себе бросить взгляд на донельзя счастливого Хёнджина. Когда вода доходит до груди, Хёнджин останавливается и тянет Феликса на себя, замирая в миллиметре от губ, дышит тяжело, то ли безмолвно прося разрешения, то ли дразня. Свободную руку он кладет на поясницу, оглаживая выступающие позвонки, и Феликс чувствует, как плавятся под мягкими прикосновениями мозги и остатки стеснения. И в итоге именно он становится тем, кто сокращает всяческий намек на расстояние между ними. - Вау! – смеется Хёнджин, когда от напора Феликса они неловко сталкиваются зубами. - Так сильно ждал? - Заткнись, а. - Так ты заткни нормально. Феликс Хёнджина любит, как и положено лучшему другу. Но, наверное, он все-таки ему еще и нравится. И это вполне взаимно.